«Человек на Западе идет на концерт слушать музыку. Мы идем слушать исполнителя»
Интервью с дирижёром, народным артистом Украины, профессором Киевской музыкальной академии Романом Кофманом
Стартовавшие в октябре 2009 года «Публичные лекции “Полiт.ua”» – только часть большого проекта «Полiт.ua» (совместного проекта «Полит.ру» и издательства ОГИ). Мы представляем очередной материал еще одной части этого проекта – видеоинтервью с выдающимися деятелями украинской науки и культуры – об их опыте, о среде, в которой они формировались и работают, о проблемах, которые, на их взгляд, стоят перед Украиной, Россией, миром.
О судьбе художника на Западе и на постсоветском пространстве, сходствах и отличиях украинской и европейской публики, о творчестве и книгах мы побеседовали с известным дирижёром Романом Исааковичем Кофманом (род. 15 июня 1936, Киев) — «Человеком года» в области искусства в Украине (1999), обладателем премии «Эхо-классик» за лучшую запись года (2007), кавалером Большого креста первого класса «За заслуги перед Федеративной республикой Германия».
Роман Кофман учился в Новосибирске у Иосифа Ароновича Гутмана, затем - в Горьковской консерватории у Витольда Португалова. Окончил Киевскую консерваторию как скрипач (1961), с 1963 г. — концертмейстер Киевского камерного оркестра. Затем получил второе, дирижёрское образование (1971) под руководством Михаила Канерштейна. С 1978 г. профессор Национальной музыкальной академии Украины, руководитель студенческого оркестра. В 1991 г. возглавил Киевский камерный оркестр, с которым продолжает работать и по сей день. Роман Кофман первым в Украине смог организовать авторский концерт Альфреда Шнитке, первый полный авторский концерт Гии Канчели, был первым исполнителем Сильвестрова. В 2003-2008 гг. работал в Германии, возглавляя Боннский симфонический Бетховенский оркестр и Боннскую оперу. С этим оркестром осуществил запись оратории Франца Листа «Христос» (премия «Эхо-Классик») и всех симфоний Дмитрия Шостаковича, лично поставил 10 опер, включая редкую в Европе «Сорочинскую ярмарку» Модеста Мусоргского. Продолжая работать в Украине с разными оркестрами, представил в Киеве концертные программы «Все симфонии Бетховена» (сезон 2006-2007) и «Все симфонии Франца Шуберта» (сезон 2008-2009). Автор книг «Обучение дирижёра. Психологические элементы», «Книга Небытия», «Дирижер и оркестр, или 100 ненужных советов молодым дирижерам» и нескольких поэтических сборников. Интервью взяла Юлия Веретенникова.
Юлия Веретенникова: Здравствуйте. Сегодня мы беседуем с Романом Кофманом, народным артистом Украины, человеком года Украины в области искусства в 1999 году, профессором Национальной музыкальной академии, художественным руководителем Киевского камерного оркестра, изумительным дирижером. Роман Исаакович первым открыл, можно сказать, Гия Канчели для киевской и советской публики…
Р.К.: Гия Канчели открыл сам себя, во-первых, во-вторых, просто я впервые в Киеве организовал и исполнил его авторский концерт в Украине.
Ю.В.: Я знаю, что у вас были проблемы после некоторых вот таких вот авторских концертов в советские времена.
Р.К.: После авторского концерта Канчели у меня проблем не было. Была проблема только одна - концерт был перед Новым годом - что подарить Гие Александровичу к Новому году. И он получил замечательную киевскую елку, которую отвез к себе в Тбилиси. Проблемы были после авторских концертов таких композиторов, которых мне посчастливилось исполнить в Киеве, организовать авторские концерты их, и, в частности, Альфреда Шнитке. Там были проблемы после концерта. Это было во второй половине семидесятых.
Ю.В.: И Вас вызывали в ЦК партии.
Р.К.: Это другая история. Меня вызывали, но я не пошел, потому что я не член партии, и я им сказал, что меня вызывать они не могут. Они могут меня пригласить. Или я мог пригласить к себе на разговор, пожалуйста. И мог бы с ними встретиться. В частном порядке. Но эти люди в частном порядке не умеют, им нужно говорить только сидя за официальным столом, с прямым телефоном "наверх", поэтому так встреча и не состоялась, и как-то это было спущено на тормозах.
Ю.В: Роман Исаакович, поскольку Вы киевлянин по рождению, как Ваша семья пережила войну? Я знаю, что у вас есть автобиографическая книга - Вы, кстати, автор нескольких книг - книга с замечательным названием «Книга небытия», и там об этом рассказывается...
Р.К.: Это книга не автобиографическая. В ней есть главы, которые основаны на каких-то фактах биографии, но только отдельные, только три из девяти. Остальные главы как раз посвящены другим событиям, другим людям и прямого отношения ко мне не имеют. Что касается того, как моя семья пережила войну - она не пережила войну, к сожалению. Она сократилась во время войны, сократилась на моего брата родного, на бабушку и дедушку. Родители моей матери лежат здесь в Бабьем Яре, недалеко, а восемнадцатилетний брат погиб, будучи на фронте, и как раз при взятии Киева. Он попал на этот фронт… Последнее его письмо было отсюда, в котором он писал: «Завтра, по-видимому, завтра-послезавтра буду дома». Нельзя было называть место, указывать географические названия. «Я буду дома, повидаю бабушку и дедушку, - он не знал, что происходило здесь, - и обязательно пришлю какую-нибудь вещицу из дому». Последнее письмо.
Ю.В.: А вы с родителями были в эвакуации?
Р.К.: Да, я был совсем еще несмышленышем. Был в эвакуации в Узбекистане, в славном городе Коканд, в центре, некогда знаменитого Кокандского ханства. Ну что, кое-какие кадры из этого времени я помню. Именно кадры. Там я пошел в школу. Семи лет. Это было забавно, я очень обиделся, когда мне сказали, что я зачислен в 1-ый «А», потому что мне казалось, что «а» это низшая ступень в системе образования. Я попросился в 1-ый «Б» или 1-ый «В». Но это не состоялось, зато меня через две недели перевели во второй класс. Это потому, что к семи годам я читал, писал, издавал свой общественно-политический журнал. В этом журнале я описывал последние сводки из театра военных действий.
Ю.В.: То есть, полученные из газет и радио?
Р.К.: Да, ну, газета тогда была одна «Правда Востока», и еще радио. Я помню хорошо, что я в своем этом журнале даже нарисовал карту военных действий в Северной Африке, где сражались английские войска с генералом Роммелем. Поэтому меня перевели во второй класс. И, оказавшись во втором классе в семилетнем возрасте, я, скажем, растерялся: с одной стороны мой рейтинг, говоря языком современным, повысился, а с другой стороны я стал гадким утенком. Совершенно взрослые господа вокруг меня и дамы.
Ю.В.: Но это здорово, это же формирует характер. Закаляет.
Р.К.: Не сформировало, нет, не сформировало. Характер биологически, по происхождению, по воспитанию, у меня слабый.
Ю.В.: Для дирижера удивительное свойство.
Р.К.: Я мягкий человек, только не говорите, пожалуйста, моим оркестрантам.
Ю.В.: Ни в коем случае! Это мы оставим в тайне. Как Вы вернулись в Киев? Я знаю, что вы учились в Новосибирске, потом и в Горьком. Я в Узбекистане только один год проучился. Потом я приехал в Киев, потом я случайно занялся музыкой. Потом, когда я был в восьмом классе, мой педагог, педагог по скрипке - потому что изначально я скрипач - переехал в Новосибирск жить, и я уехал за ним. Я так прикипел к нему душой, что уехал за ним, окончил училище, консерватории тогда не было еще в Новосибирске. Только училище, собирались строить консерваторию.
Ю.В.: Это был Гутман?
Р.К.: Это был Гутман, Иосиф Аронович.
Ю.В.: И оттуда - в консерваторию в Нижний Новгород, в Горький тогда.
Р.К.: Тогда Горький, теперь Нижний Новгород. Ну а потом у меня в Киеве случилось несчастье, у меня умерла сестричка старшая, родители остались одни, и я вынужден был вернуться в Киев, где и пребываю.
Ю.В.: И закончили еще, по-моему, Киевскую консерваторию.
Р.К.: Киевскую консерваторию окончил как скрипач, потом как дирижер, затем стал в ней преподавать. Я преподаю, веду дирижерский класс уже, сейчас я скажу, уже 31 год.
Ю.В.: И руководите студенческим оркестром?
Р.К.: Руководил и оставил это несколько лет назад, поскольку решил подумать немножко о себе и моем хобби, о моем втором занятии – литературе. И не в последнюю очередь, благодаря тому, что я оставил часть своей творческой работы в Музыкальной академии - она теперь называется так - я смог за последние пять лет написать и издать две книги, а сейчас работаю над следующей.
Ю.В.: А педагогическую деятельность Вы не оставляли?
Р.К.: Нет, у меня есть студенты, молодые дирижеры, которые наивно полагают, что можно научиться дирижировать, вернее, что можно научить дирижировать. Научить дирижировать нельзя. Научиться можно, научить нельзя. Так что я занимаюсь такой мифической профессией, и на месте ректора академии я бы потребовал зарплату за 30 лет обратно. Потому что научить дирижировать нельзя.
Ю.В.: Я думаю, ректору мы тоже не будем об этом говорить.
Р.К.: Да, пожалуйста, не подавайте ему эту идею.
Ю.В.: А в Киевской филармонии Вы давно работаете?
Р.К.: В Киевской филармонии я работаю с 1990 года, то есть последние 19 лет, с того дня как я возглавил Киевский камерный оркестр, в котором я когда-то начинал работать как скрипач с первого дня его основания в 1963 году. Но я работал недолго, три года, первые три года. Потом жизнь пошла в другую сторону.
Ю.В.: Какие-то истории, связанный с этими стенами есть у Вас, любимые?
Р.К.: Ой, это любимый вопрос журналистов и самый мой нелюбимый вопрос, не обижайтесь только. Не обижайтесь, потому что всегда звучит просьба рассказать интересный случай, или рассказать любимую историю, или назвать любимого композитора.
Ю.В.: Но это невозможно. Любимого композитора не может быть по определению. Одного.
Р.К.: Нет, почему, некоторые отвечают мгновенно: «Мой любимый композитор Вагнер» или «Мой любимый композитор Чайковский».
Ю.В.: Я не верю в такие ответы, обычно.
Р.К.: Почему? Если человек говорит правду, надо верить.
Ю.В.: Человек не может не заниматься больше ничем и не слушать больше ничего, кроме какого-то одного композитора.
Р.К.: Заниматься и слушать он должен согласно своему обязательству по профессии, но может быть любимый, надо верить. Я не знаю, кто мой любимый композитор, у меня много любимых композиторов, я знаю, кто самый великий. Это Иоганн Себастьян Бах. Это самый великий.
Ю.В.: А почему самый великий?
Р.К.: Но это не значит, что он самый любимый. Я признаю, что, без сомнений, если выстроить пирамиду, то на вершине будет Бах. Объяснить, почему это - это тема очень большая. Вы же не спрашивали бы, если бы я сказал, что люблю больше всего Баха, вы бы не спросили - почему. Не спросили бы. Так что нельзя объяснить в двух словах, почему.
Ю.В.: Вы обладатель премии "Эхо классик" (Echo Klassіk) за лучшую запись Листа. Это очень серьезная премия.
Р.К.: Это серьезная премия, хотя бы потому, что в тот же год, когда я получил премию за Лучшую запись Года, по разным номинациям ее получили так же такие дирижеры как Даниель Баренбойм, Саймон Реттл, Марис Янсонс. Вот такое общество приятное. По вокалу, в области вокала премию получила Анна Нетребко.
Ю.В.: Вы какое-то время работали в Германии, по контракту, руководили Боннским симфоническим оркестром. И Боннской оперой. Здесь, насколько я знаю, Вы оперой не занимались.
Р.К.: Да, дело в том, что не только я. У нас, в Советском Союзе, а мы во многом еще живем с Советском Союзе, под тем шатром, так сказать. Так вот, у нас каждый дирижер вспахивает свое поле. Здесь не принято, чтобы симфонический дирижер одновременно дирижировал оперными спектаклями. Иногда бывают случаи какие-то, когда оперные дирижеры ставят симфонические программы и наоборот, но это именно случаи, от раза к разу. Так что здесь этого нет. Я не работал здесь.
Ю.В.: Это просто советская традиция такая?
Р.К.: Это традиция нашей страны.
Ю.В.: Но это не ревность между творческими людьми?
Р.К.: Нет, ну, ревность обязательно. Ну как же без ревности? Любовь и без ревности? Не бывает. Поскольку дирижеры обожают друг друга, то они и ревнуют. Но я не могу сказать, что я совсем не занимался оперой. Во-первых, я руковожу оперой в своем классе, во-вторых, я попытался попробовать себя в роли, громко говоря, оперного режиссера.
Ю.В.: Здесь, у нас?
Р.К.: Здесь, в Киеве, в оперной студии нашей Музыкальной академии я несколько лет назад поставил две оперы как режиссер. «Кармен» и «Паяцы». Мне это очень понравилось, публике тоже понравилось. Коллегам, видимо, не понравилась сама идея этого всего мероприятия, потому что больше не зовут.
Ю.В.: Понятно. По тем же причинам, о которых Вы говорили.
Р.К.: По любви.
Ю.В.: По любви. Из Германии Вы вернулись, потому что Вам там чего-то не хватало? Потому что в Германии, по-моему, хорошо жить и работать.
Р.К.: Из Германии я не вернулся, потому что я не уезжал. Просто у меня был постоянный контракт, я выполнял свои функции по этому контракту, достаточно много этих функций было, но я не бросал работу здесь, я не бросил оркестр, я не бросил свой класс, я меньше могу уделять им времени, к сожалению, по уважительным причинам. Но я просто, скажем так, вернулся к тому образу жизни, который я вел, только здесь.
Ю.В.: А там Вы работали на две страны?
Р.К.: Я работал не только на две, у меня были гастроли в другие страны, с другими оркестрами, просто гастроли в других странах сократились из-за занятости в Бонне. Потому что главный дирижер симфонического оркестра - еще терпимо, но, учитывая, что, кроме того нужно руководить оперным театром – это очень хлопотно. Интересно, но хлопотно. Вот так. Так что я вернулся к прежнему роду занятий, к прежней нагрузке. И можно даже увеличивать нагрузки, по сравнению с тем, как это было до этого.
Ю.В.: Украине в этом отношении повезло, я считаю. Ну, а орден «Крест за заслуги перед Федеративной республикой Германия»…
Р.К.: Это награда прошлого года, по окончанию этого контракта. Я был удивлен этим, потому что в Германии работал всего пять лет. Я был удивлен, вы знаете чем? Не тем, что я был переоценен или недооценен, орден первого класса, а хотелось второго или третьего, нет. Я был удивлен тем, что в Германии среди слоев, скажем, того общества, которое облечено правом раздавать награды, есть люди, которые знают, что существует такой жанр как симфоническое дирижирование, которые интересуются этим, которые знают, кто этим занимается, и в состоянии на свой вкус оценить. Хотя ничего нового для меня в этом теоретически нет, но, практически, когда мне позвонили из посольства Германии и сказали, что я представлен к такому-то ордену, и президент должен подписать – естественно, президент Германии, не Украины... Это было приятным доказательством того факта, с которым я был знаком, о том, какое место занимает в системе европейских ценностей классическая музыка и ее слуги.
Ю.В.: Это, конечно, приятно. А по сравнению, скажем, с Германией, ситуация в Украине несколько иная?
Р.К.: Нет, у нас тоже раздают награды. Например, один из моих лучших учеников, Николай Дядюра, главный дирижер филармонического оркестра вот совсем недавно был представлен и удостоен звания Народного артиста Украины. В этом же указе, этим же указом, это звание было присуждено Михаилу Поплавскому и Верке Сердючке. Так что, награды находят своих героев, рано или поздно.
Ю.В.: А что касается слушателей, публики, есть разница между европейцами и нами?
Р.К.: Есть разница, вы знаете, мне кажется, что я открыл некую закономерность, может быть, я не открыл ее, но я об этом нигде не читал. Я читал, и вы, наверняка, читали, рассуждения о том, что рознится публика, скажем, западная и советская, то есть наша, отечественная, публика. Там публика более квалифицированная, здесь менее квалифицированная, но более радушная и теплая. Есть такие рассуждения о том, что рознится так же публика северных стран, якобы она холодна и величественна, и публика теплеет, сообразно климат, к югу Европы и так дальше. Это все неправда. И то неправда, и то неправда. В чем я нашел отличие? В самом подходе публики к своему бытованию в музыкальной среде, бытованию в музыке. Человек на Западе идет на концерт слушать музыку, произведение. Мы идем на концерт слушать исполнителя.
Мы идем на исполнителя. Большого или маленького, неважно. В принципе, некий господин или госпожа, где-нибудь в Австрии или Швеции, в Германии, во Франции знает что (у него есть абонемент или билет) через четыре месяца, такого-то апреля он пойдет слушать вторую симфонию Малера, допустим, или третий концерт Бетховена, или еще что-то. Кто исполняет, тоже интересно, но это второй вопрос. А мы, во-первых, что будет 4 апреля, даже предположить не можем. Мы строим свои планы на две недели вперед. Мы, я подразумеваю, средний слушатель. За редким исключением меломанов, которые все знают. И филармония, которая планирует, и слава Богу, мы уже начали планировать на 20 дней - большое продвижение. Но мы знаем, что нужно пойти послушать такого-то дирижера, а что он исполняет, это вопрос уже второй.
Ю.В.: То есть, завтра зрители пойдут слушать не Моцарта, а Романа Кофмана?
Р.К.: Публика разделится. Потому что это цикл. Потому что объявлен цикл - все симфонии Моцарта в течение одного сезона. Это немножко другое, но, вообще-то, на афише кто? Кофман? А, это неинтересно или интересно, а что он играет там - мелким шрифтом, придем в зал, сядем, возьмем программку и узнаем, или узнаем, когда начнется музыка, что начинается сороковая симфония Моцарта.
Я хочу получить лицензию на это открытие.
Ю.В.: Да, нужно срочно запатентовать это. Спасибо Вам огромное, я бы хотела еще коротенький, на прощание, вопрос. Я знаю, что у Вас была странная немножко ситуация, с концертом, посвященным Ходорковскому. Вы поняли, почему именно Вас пригласили, или это был вот такой спонтанный выбор?
Р.К.: Почему меня пригласили? Я знаю, во-первых, что это не потому, что я осведомлен в юридических тонкостях этого процесса. Второе - не потому, что я состою в организации правовой защиты, и не потому что я являюсь другом семьи Ходорковского, хотя я в ходе подготовки концерта, и на самом концерте я познакомился с его матушкой Марией Филипповной, чему был очень рад. И не потому, что я совершал какую-то политическую акцию. Более того, если кто-нибудь поинтересуется, зачем, скажем, кто-то из российских - то я даже боялся, что меня не пустят в Россию. Этого, кстати, не произошло, я был после этого с концертом в России и за собой «хвоста» не заметил. Дело в том, что российские власти утверждают авторитетно, что это процесс чисто экономический, чисто экономический, и мы свято в это верим, правда?
Вы верите, и я верю. Значит, коль скоро этот процесс экономический, организаторы этого концерта просто решили его провести. Вернее, не организаторы концерта решили - поводом послужило то, что Арво Пятр, знаменитый композитор мирового масштаба, эстонский композитор, написал четвертую симфонию и посвятил ее Ходорковскому. И предпослал этой симфонии, в самой партитуре, маленькое посвящение, что просто он передает привет узнику, которого он считает несправедливо осужденным
Ю.В.: Совершенно романтический жест.
Р.К.: Такой гуманный жест святого человека. Арво Пярт человек святой. О том, почему предложили мне дирижировать, надо спросить у организаторов. Я думаю, они полагали, что я не откажусь.
Ю.В.: И были правы.
Р.К.: Получилось так.
Ю.В.: Спасибо большое, что уделили нам время, очень надеюсь, что мы еще встретимся с Вами в концертном зале и просто за беседой.
Р.К.: На здоровье. И вам спасибо.