Вскрытие голов на Украине: история одного нейрохирурга

Генри Марш – старший консультирующий нейрохирург в Atkinson Morley Wing of London’s St George’s Hospital. Джеффри Смит снял для BBC Storyville документальный фильм “The English Surgeon” («Английский хирург») о работе Генри Марша и Игоря Курильца в Украине. Генри Марш организовал благотворительный проект, чтобы собрать денег для работы с Игорем в Украине. Подробности о фильме и о проекте см. здесь: http://www.theenglishsurgeon.com/

Игорь всегда встречает меня, когда я прилетаю в Борисполь. Сейчас он почти на двадцать лет старше, чем тогда, когда я с ним познакомился. У него уже несколько седых волос, и вместо того чтобы просить у своего коллеги на время старый побитый «москвич», он ездит теперь на собственной вполне приличной машине, которая ждет нас на стоянке при аэропорте. Но в остальном он мало изменился. На его лице до сих пор осталось выражение вдумчивого и увлеченного студента, хотя годы теперь добавили ему некоторой внушительности.

Выходя через автоматические двери в зал прибытия, я вижу его в толпе среди таксистов в кожаных пальто и взволнованных родственников с букетами цветов; как всегда, худой и энергичный, он подпрыгивает и подныривает в толпе, стараясь найти меня. А когда мы встретимся, он бросится целовать меня в своей украинской манере, а я, в своей английской – пусть позади уже 20 лет знакомства, – буду неловко отскакивать и неуклюже гладить его по плечу. И потом он будет настойчиво отбирать у меня чемодан, а я буду пытаться из приличия нести его сам.

Раньше, когда я приезжал, я нередко выходил из зала прибытия взмокшим от беспокойства, так как боялся, что таможенники откроют мой чемодан и найдут там свёрла, пилы, перфораторы, фиксаторы, костные щипцы и отсасыватели – полный комплект металлических приборов и всевозможных приспособлений, необходимых для вскрытия человеческих голов и оперирования мозга, – которые я обычно привожу Игорю во время визитов в Украину. Если бы всё это обнаружили, пришлось бы пускаться в пространные объяснения, и возможно, давать большие взятки. Но годы шли, популярность Игоря росла; обычно оказывается, что он оперировал либо кого-то из таможенников, либо кого-то из их родственников, – и теперь, вместо того чтобы требовать от меня пошлину на ввоз, они с дружелюбными улыбками ведут меня через таможню в обход рентгеновских аппаратов.
Потом мы едем из аэропорта по длинной автомагистрали, вдоль которой раньше росли деревья с окрашенными в белый цвет стволами, а сейчас стоит реклама мобильных телефонов. Здесь собираются строить новый терминал аэропорта, поэтому деревья порубили. До Киева ехать миль двадцать, и разговор по дороге всегда один и тот же:

«Как дела?» – спрашивает он меня на своем специфическом, ломаном английском. Я отвечаю, что неплохо (или что-то в этом духе), и спрашиваю: «А ты как?»
«В этом году мы делаем по сто операций в месяц», – объявляет он так, как будто выступает с речью на заводском собрании. Цифра с каждым годом растет: когда я с ним познакомился, она была в разы меньше.
«Когда ты приезжаешь, это для меня как выходной. Перезарядка батарей», – радостно добавляет он.
«А что за расследование?» – спрашиваю я с некоторым беспокойством, потому что знаю, что карьера Игоря – как и многое сейчас на Украине – висит на волоске, и прочность этого волоска никому не известна.
«В этой стране всегда так, – он пренебрежительно пожимает плечами. – Если ты успешен, это надо расследовать».
«И как?»

«Никак. Двадцать лет служебных расследований – и никаких результатов», – он смеется, но я знаю, что за этим смехом скрываются годы страха и неопределенности и поломанные дружбы. Разговор вскоре переходит к более практическим темам – в частности, к ценам на спинные имплантаты, которые Игорь сейчас заказывает из Америки. Эта тема живо занимает Игоря (для меня она не так актуальна). Когда вопрос наконец исчерпан, мы уже въезжаем в город.
«А что с экономикой?»
«Всё ужасно. Но это же Украина: никогда не знаешь, что будет дальше».

Мы сразу едем в больницу СБУ, расположенную в центре города; въезжаем с Липской улицы через арку с грубо приваренными воротами, которые, дрожа, раскрываются, пропуская Игоря, который подъезжает к окошку охраны. Это одна из лучших больниц в Киеве: в конце концов, она строилась для сотрудников спецслужб. В середине находится большой двор, в котором растет много деревьев и есть бассейн, выложенный синей плиткой, – достаточно большой, чтобы в нем можно было плавать, но, я думаю, предназначенный скорее для фонтана. Украина – это страна противоречий и неожиданностей. Я бы ни за что не поверил, если бы восемнадцать лет назад кто-нибудь сказал мне, что мне предстоит помогать украинскому хирургу, который оперирует больных в госпитале, принадлежащем прямому потомку кровавых ЧК и НКВД.
И я бы не поверил, если бы вы мне сказали, что в этом госпитале я увижу длинную очередь изможденных украинцев (и среди них ни одного сотрудника спецслужб) с ужасными, зачастую неоперабельными опухолями мозга, – и эти люди будут терпеливо, иногда оставаясь на ночь, ждать, пока мы с Игорем решим, можем мы их спасти или нет.

И я бы не поверил, что наверху, в конце длинных и довольно мрачных коридоров, будет маленькая операционная, которую Игорь до отказа набил всевозможными видами современного нейрохирургического оборудования – компьютерной навигацией, операционными микроскопами, отсасывателями, ультразвуковыми аспираторами, диатермической аппаратурой, стимуляторами нервов, множеством коробок с инструментами для микроскопирования, не говоря уже об огромном количестве сверкающих титановых спинных имплантатов, – всем, что было у меня самого в Лондоне. Игорь уверяет меня – и у меня нет оснований ему не верить, – что оборудование у него лучше, чем в престижном Институте нейрохирургических исследований – главном государственном нейрохирургическом госпитале, с которым он находится в жесткой конкуренции. Они конкурируют из-за пациентов и из-за денег, которые те приносят. В случае с Игорем это законная плата, потому что он работает в частной клинике, которая действует на коммерческой основе, хотя и не извлекает прибыли. В случае с государственным госпиталем оплата нелегальна: пациенты там платят докторам за лечение, но, что называется, из-под полы, потому что, теоретически, в государственной больнице должны лечить бесплатно. Таким образом, Игорь успешно конкурирует с институтом не только потому, что у него самое новое оборудование и самые надежные методы, но и потому, что он работает независимо, честно и легально. Поэтому у него много врагов.

Войдя в больницу, мы идем в маленький, тесный кабинет Игоря, неловко пробираясь по узкому коридору мимо пациентов, которые провожают нас глазами. Я жму руки врачам, которые пришли поприветствовать меня, – я хорошо их всех знаю, – а медсестра Игоря, Тамара, приносит мне чашку крепкого черного кофе. Всё это стало знакомым ритуалом.
«Давайте осмотрим первого пациента», – говорит после этого Игорь и начинает прием, хотя уже пять часов вечера. Прием будет длиться еще много часов.

Продолжение следует.