Игорь Бутман: "Фестиваль выгоден для музыкантов, выгоден для слушателей"

Мы публикуем беседу с известным российским саксофонистом Игорем Бутманом, состоявшуюся во время Alfa Jazz Fest во Львове. Это разговор, который прерывался возгласами благодарности поклонников из-за сильной открытости кафе "Леополис". Беседовала Галина Любчич.

Как вам удается жить вот в двух реальностях: джазовой музыке и работе, способствущей развитию джаза?


Во-первых, команда есть, которая занимается многими вопросами. Я подобрал нормальных ребят, собираюсь еще найти кого–то и обучать. Второе – вы вчера видели Марсалеса, он делает раз в пять больше, чем я, и успевает еще потусоваться.

Человеческие возможности не ограничены. Если ничего не делать, а только смотреть телевизор, то ничего и не получится. А если сделать пару звонков, дать задания, проверить, смогли ли выполнить, дать интервью, позаниматься немножко, потом пойти на концерт: послушать, посмотреть, обратить внимание на хорошее, на плюсы, на минусы. Обратить внимание, где делаем ошибки, где – нет, набраться опыта, то можно делать многое. Время колоссально, если за ним не следить… У Кортасара в "Преследователе" есть рассуждения о чувстве времени, все это относительно. Наша жизнь такая маленькая, иногда думаешь, Господи, даже жить не хочется. Устаешь жить. Но, на самом деле, можно успеть сделать все.
Долго рассказывать, откуда вопрос возник, просто расскажите, приходилось ли Вам играть с музыкантами классической школы?

А что можно играть, если они не знают джаз, а я не знаю классики? Классики, они не импровизаторы вообще. Это же целый язык. Знаете, это как, если люди знают английский, знают португальский, но он по-испански говорить не могут. Я могу поставить ноты, я могу по нотам сыграть, я могу поставить руку, но если ты исполняешь Генделя, то нужно играть в манере, которая была признана тогда. А если играть Баха, то там другая эстетика звука. Так же в джазе – прекрасный музыкант, импровизатор, он должен знать язык джаза. А если он не знает, то нам это не интересно, он может говорить о чем угодно - мы его не поймем. Спиваков, Башмет или вот, допустим Мацуев, он изучает язык джаза, мы с ним можем поиграть, сымпровизировать. А Николай Петров никогда не сыграет. Он способный, гениальный, одарённый человек, но просто не знает язык.

На каждом фестивале есть тусовочные слои, как в торте «наполеон», вы сейчас в верхнем слое. А в молодости с какого фестивального слоя вы начинали? 
Ну, мне повезло, я не в очень таком глубоком слое начинал. На фестивалях я не помню… То ли в Москве, то ли в Донецке, не помню, какой из них раньше был. По-моему, в Москве был фестиваль известных джазовых ансамблей, и я был в составе коллектива Голощекина.
То есть, сразу в середину попали?

Ну, я тогда был единственный такой молодой саксофонист, и никто моего возраста не играл так быстро и так громко, как я. Поэтому я был один такой среди 30-летних дядек. Так что, я всегда был, более менее, в верхнем слое пирога. В Москве был хороший фестиваль в спорткомплексе «Дружба» и в Донецке фестиваль был замечательный, на них я был. Потом я ездил на лето в Ригу, я был там признан уже дарованием какого-то года. В принципе никакой конкуренции не было.
А когда исчез железный занавес, когда стало возможным общение с музыкантами, Вы помните эти времена, кто первым был? 

Первыми были ребята из Швеции. Приезжали такие музыканты из Швеции, студенты, гитаристы неплохие были, два хороших барабанщика, они произвели впечатление, что они играли лучше, чем все барабанщики, которые были в Советском Союзе, такие себе шведские ребята. Были польские музыканты, они произвели сильное впечатление. Ну, мы тоже произвели впечатление на них. Еще большое впечатление: флейтист, американец, но канадского происхождения. Американцы к нам не приезжали много, а с канадцами у нас были хорошие отношения. Вот у них был такой саксофонист Фрейзер Макферсон. Он вместе с гитаристом - очень хорошие музыканты, мы с ними играли джемсейшен. Это были первые ласточки: Дэвид Фризен на контрабасе с Хорном играл, известный сиэтловский басист. А потом приехал Чик Кория. В 1981 году они делали закрытые концерты в посольствах, где я познакомился с Бердом. Потом Берд еще раз приезжал. Билли Тайлер помню, был. Вот с этими музыкантами я и виделся… 

Теперь шарик как-то меньше стал. Все доступно. Скажите мне, а большой интерес к джазовому фестивалю разве не говорит о том, что раз есть слушатель, что это должно быть экономически выгодно? 
Конечно, это великолепное современное искусство. Поэтому, конечно, раз люди пришли – это должно приносить доход. Сейчас, с помощью спонсоров, но ведь спонсоры тоже не просто так появляются, у них тоже свой интерес. Есть и благотворительный интерес, есть интерес в бизнесе. Это хороший имидж для "Альфа-банка", хороший имидж для "Киевстар". У них же есть бюджеты для рекламы, правильно? Это выгодно для музыкантов, это выгодно для слушателей. В принципе, если все правильно сделать, это может быть самоокупаемо. Но, так как это не поп-искусство, то даже билетов могло и не быть, но если есть спонсоры, и это интересно, то я думаю, что все кто вовлечен в этот фестиваль – так или иначе – зарабатывали деньги. 
Кроме Когана, кого вы в Украине можете назвать из таких мощных организаторов, сподвижников джаза, которые могут организовывать концерты между фестивалями? 

Понимаешь, мне тяжело ответить на этот вопрос. Лёша Коган энтузиаст, несомненно. В России я занимаюсь джазом, "Усадьба джаз" занимается, еще кто-то, но с другой стороны это ведь тоже бизнес, но ведь мы занимаемся любимым делом. На самом деле, стоя у истоков этого фестиваля, когда Миша мне сказал, кого я знаю в Украине из тех, кто может сделать фестиваль во Львове, я дал всего две фамилии: Дмитрий Логвинов, который занимается центром Пинчука, музыкант из Днепропетровска, и Лёша Коган. Мы одновременно им позвонили. Леша уже делал фестивали в Киеве, он больше в материале. У Димы не было времени, и может быть, он и не был так заинтересован, у него много работы с Пинчуком. Есть еще какие-то люди, которые делают Коктебель джаз. Я думаю, что Лёша любит джаз, он люби т это делать, но он и профессионал. Он не просто любит музыку и от сохи такой хороший, к него команда, это его бизнес – делать фестивали. Но самое важное, чтоб было все организовано, должны быть большие организаторские способности. Я думаю, если этот фестиваль будет успешным, то обязательно кто-то в другом городе, какие-то состоятельные люди, какие-то состоятельные компании поймут, что это приносит те дивиденды, о которых люди мечтают, о которых они думают, то они могут быть спонсорами таких фестивалей по всей Украине или России те же "Киевстар" и "Альфа-банк". Реклама, имидж. 
Расскажите про вашу должность на этом фестивале. У вас на табличке было написано “Член консультативного совета”. Что вам нужно было делать? 

Мне Миша говорит: "Я хочу сделать фестиваль во Львове. Кого позвать?" Лёша Коган предлагает несколько джазовых имен для фестиваля, Миша мне звонит: "Ты считаешь, это достойные имена?" – "Достойные". Спрашивает, какие имена я еще порекомендую? Я написал список. Из него решено было пригласить Марсалеса. Он не мог приехать, я позвонил ему и сказал, что его очень хотят видеть во Львове, что можно сделать. Винтон соединил меня со своим помощником. К сожалению Винтон был свободен, а его музыканты уже были ангажированы, и не смогли отменить свои концерты, поэтому попросили выступить нас с Марсалесом на этой сцене. Получилось же? 

Конечно. Нас все время прерывают благодарностями те, кто считают, что очень даже получилось. 

Сейчас меня спрашивали, что мне нравится в организации фестиваля, что мне не нравится. Я давно дружу с Лешей, я друг Михаила Фридмана, мы познакомились в 1991 году. Мои успехи, мои идеи вселили веру в Фридмана, в его компанию, что это будет удачно – такая моя роль, но она чисто консультативная, то есть роль советчика. Я просто рад, что я практически не участвую в каких либо деловых переговорах, что я просто музыкант. Иногда были разногласия между организаторами и спонсорами, и я выступал как третейский судья. Я говорил, что вот здесь надо послушать Лешу, а здесь – наоборот. Были, как всегда, какие-то маленькие недопонимания, недоверия, но это нормальные процессы.
 
У любого творческого человека есть путь от своих первых выступлений до момента зрелости. На этом пути, уже зрелым музыкантом понимаешь, что были моменты гордости. У вас есть такие воспоминания, какие-нибудь совместные выступления или собственные выступление… 

Есть удачные какие-то встречи, концерты, но я не считаю, что этим следует гордиться. Я рад, что у меня в жизни были встречи с великими музыкантами, я рад, что я с ними играл, я мог бы играть с ними больше, гораздо. Вчерашний концерт для меня такой high light в моей карьере, но концерт кончился – надо жить дальше. Я когда в свое время подошел к Чик Кории и сказал: "Чик, можно мы с тобой сыграем один блюз, чтобы я своим внукам рассказывал, что я играл с Чик Корией. Мы с ним играли целые два часа. И в тот момент, это был верх моих мечтаний в тот момент, но потом это прошло. Это как в сказке о золотой рыбке – получаешь, потом дальше и дальше. Мы всё это проходим, и хочется двигаться дальше, творческих успехов, сыграл хорошее соло, но не хочется жить только этим соло, хочется жить дальше. 
Есть мысли об учениках или об продюсcерстве молодых ребят? 

Я помогаю молодым и не очень молодым. Чем отличается мой лейбл от других лейблов? Тем, что мы делаем достаточно серьезную рекламу в американских журналах и достаточно агрессивную пытаемся делать рекламу в мире. Это очень сложно, но мы находим на это деньги и тратим. Пропагандируем искусство русских музыкантов. На каждом релизе русских музыкантов играет известный американский музыкант, потому что зарубежный зритель, если увидит “Иванов, Петров, Сидоров” – он не придет, а если увидит “Иванов, Петров, Рон Картер или Эрик Мариенталь – ему станет интересно, что там Эрик Мариенталь играет с русским. По крайней мере, мы надеемся на это. И вообще уровень музыканта сразу повышается: когда ты играешь с лучшими музыкантами, у тебя самого происходит качественный скачок. Каждый раз открываем для себя что-то новое. Например, поиграв с Винтоном, хочется еще поиграть с кем-то, технические задачи для себя поставить. Будем искать, будем играть с другими музыкантами, чтобы и самим стать такими, чтоб с нами все очень уже хотели все играть. То, что мой квартет играет на мировом уровне, это было ясно вчера. Не хуже тех, кто играл до нас или после нас. 

Ребята ваши, кстати, западного вида в квартете. Чем это спровоцировано? 
Мы советские люди, но я ставлю им задачи не советские, а задача, что мы должны быть лучшими в мире. И мы можем это, ведь мы талантливы. Нам надо работать, смотреть, что получается, что не получается. У нас есть примеры великолепных ансамблей мирового уровня и мы знаем, к чему надо стремиться. Ансамбль Майлза Девиса, например, или ансамбль Паркера, ансамбль Майкла Брейкера, "Weather Report". Просто надо обращать на это внимание, надо работать, создавать связи между музыкантами, оттачивать свое мастерство. Подрастает молодое поколение, с которым вы общаетесь, благодаря деятельности, свободнее ли они, легче или джазовый музыкант всегда остается джазовым музыкантом? Дух, конечно, другой. Другие люди. Лень и дурь еще остались советские. Очень плохое преподавание. Практически, если я не буду этим заниматься, то это никогда не поменяется. Но молодые музыканты, которых я знаю, которые живут в Москве, приезжают из разных городов – из Казани, Ростова, Зеленограда, это достаточно хорошие и талантливые музыканты. Саксофонисты особенно, просто великолепные. Трубачей не много, тромбонисты появляются, например девочка появилась, сейчас играет в оркестре, пианисты. 
Я как раз хотела у вас спросить о гендерном вопросе. Я пока не видела ни на одной сцене женщины-музыканта на фестивале. Что происходит с женщинами в джазе?

Я думаю это связано с тем, что это первый фестиваль. Немного женщин в джазе, но есть, конечно, великолепные. Я помню, привез в Москву в 1994 году привез Синди Блэкмор которая играет и играла с Лени Кравитцем. В оркестре у меня играет девушка Валентина Полякова на тромбоне. Я очень люблю играть с женщинами, в них есть что-то другое. У мыжчин есть нигилизм некоторый, цинизм, а у женщины нет такого: "Я все прошел" Женщина более целомудренная в каком-то смысле. Мужчина еще ничего не прошел в жизни, но все прошел уже в своей голове. А женщина не может быть такой, пока что, во всяком случае, по нашей культуре так. 
Это ведь всё равно единицы на мужском фоне. 

Конечно, мужской шовинизм присутствует. Но я взял девушку, потому что она хорошо играет на тромбоне. Мне не нужны певицы. Ни одной. Просятся красивые, некрасивые, талантливые, не талантливые, мне не нужны. А тут приходит девушка, талантливая, играет здорово, не пьет, симпатичная, беззаветно любит джаз. Женщина. Недаром у нас на горе стоит мамаша. И у вас, кстати, тоже. Если бы не наши мамаши, то наши мужики – что? Все, что происходит в мире плохого – из-за мужиков. 
Мамаши только каменные стоят, обычные бегают как ненормальные. Последняя просьба, расскажите профессиональный анекдот. 

Есть анекдот, который мне нравится. Мальчик приходит на первый урок игры на трубе. Садится перед учителем, уставшим после тяжелой ночи, после тяжелого концерта. Учитель мальчику рассказывает: “Вот это вот труба. Понял? Вот это вот раструб. Понял? Вот это клапана. Понял? А вот это мундштук. Понял?
 
 – Все понял. 
 – Молодец, ну а теперь дуй! 
 – Куда дуть? 
 – Куда-куда, в магазин!