Алексей Цветков: "В КГБ понимали, что я совершенно чуждый элемент"

В передаче "Без кордонiв", совместном проекте радио "Эра", проекта "Полiт.ua" и радио "Голос России", принял участие поэт Алексей Цветков. Беседовал Мыкола Вересень. Мы публикуем краткое содержание передачи.

Я читал вашу биографию, где встретил такие слова "арестован, депортирован, эмигрировал". Это было ваше решение - эмигрировать, или это вам в КГБ предложили?

Это была моя воля, но фактически у меня просто не было другого выбора. Я учился в то время на факультете журналистики МГУ, хотя уже на заочном. И в Запорожье, где я жил, вышел какой-то фельетон с разгромом антисоветской подпольной группы, и все это было связано с поэзией, с поэтическим клубом, пришла "телега" в Москву, и меня стали выгонять. Учился я довольно прилично, не могу сказать, что очень старался, но в общем, были "четверки" и "пятерки", но меня не допустили до сессии. Были очень симпатичные преподаватели, которые у меня все равно принимали экзамены и зачеты, но их все ранво потом не засчитали. И декан, с которым в конце концов пришлось объясниться, сказал мне, что как бы вы не старались, если мы захотим вас выгнать, мы вас выгоним. И я уехал в Сибирь и в Казахстан, где работал журналистом в областных газетах, в комсомольских, партийных, но понял, что это не жизнь, не перспектива. И я стал пытаться пробраться в Москву, стал оформлять бумаги для выезда за границу, и депортация случилась как раз в ходе этого оформления, которое длилось почти год. Когда кончилась прописка, которую мне смогли как-то сделать друзья, меня стали отлавливать по всей Москве и поймали, в конце концов, на квартире у друзей. Меня продержали в милиции, потом посадили на машину, ночь я провел во Внуково, и меня депортировали в Запорожье, где жили родители. Все перспективы закрыты, непонятно, что делать дальше, но через пару месяцев визу все-таки дали.
  
Это всегда сложный вопрос, но как вы думаете: что было в голове у тех людей из КГБ, которые с Вами работали? Почему они решили Вас именно выгнать, а не посадить, не отправить в ссылку?
Я подавал документы все-таки в Москве, я специально туда поехал. Если бы я подавал документы в Казахстане, в Аркалыке, где тогда жил, то меня бы сразу в сумасшедший дом, наверное, отправили. И из Москвы, когда мне дали документы, я уже и уезжал. Что было у них в головах, мне сложно понять, хотя иногда они со мной беседовали, часа по четыре, по пять. Но ситуация была такая: в КГБ понимали, что я совершенно чуждый элемент, я никогда не стеснялся говорить, что думаю в самых смешанных компаниях, и это их раздражало. Во-вторых, я писал стихи, которые были явно антисовесткого содержания, и они к ним попали. Передал мой друг, который, как оказалось, был осведомителем КГБ. И в том запорожском фельетоне, хотя приводилось другое название и другие строчки, я сразу понял, что они имели ввиду. И было написано, что другие поэты пошли по кривой дорожке, но вдохновителем был вот этот Цветков, оказывавший на них "гнусное влияние". 
Они понимали, что я просто болтун. Я не был связан с диссидентскими организациями, я не выходил на Красную площадь, я не связан ни с кем из иностранных корреспондентов. Тогда они и решили, что от меня проще избавиться.
А про что они с вами говорили во время этих четырехчасовых бесед?

Это были очень странные разговоры. Они меня пытались сбить. Когда-то в Москве существовала литературная группа "СМОГ", куда входили Юрий Кублановский, Леонид Губанов, Саша Соколов, ныне очень известный русский прозаик, я к ним тоже в какой-то момент примкнул, потом группа развалилась, но это были мои друзья, мы общались. И вот сотрудники КГБ начинают меня расспрашивать про "СМОГ". Я что-то отвечал, они мне говорили: "Нет, это такая норвежская группа, которая приковывала себя наручниками". То есть они водили меня по ложному следу, видимо, в надежде, что я им что-то расскажу, может, проверяли, не связан ли я с какими-то диссидентскими группами. Но оказалось, что нет, и тогда они поняли, что я мелкая сошка, и проще избавиться. Они потратили на меня 18 рублей, - столько тогда стоил билет до Запорожья. Я, как прилетел, пришел в местный КГБ и сказал, что должен им. "Никаких 18-ти рублей", - ответили. Так с тех пор я и должен им 18 рублей. Не знаю уж, теперь в украинской или российской.
А много ли было стукачей?

Это смотря куда попадешь. Я вначале учился на историческом факультете МГУ, потом на журналистике, и оба они считались факультетами идеологического фронта, особенно журналистика. И там действительно было их много. Почти в каждой группе. Иногда людей просто останавливали на улице даже. Мне потом рассказывали однокурсники, что к ним могли подойти и спросить: "А что вы думаете о Цветкове?" А кто это такой?" "Не вредный ли он человек?" Это были нештатные сотрудники. Штатных я почти не видел, только когда вызвали на допрос в Запорожское КГБ. О самом допросе я почти ничего не помню, поскольку логики в разговоре никакой не было. Спрашивали про антисоветскую группу, которой в Запарожье не было (были молодые поэты, которые собирались, выпивали и ругали советскую власть), сыпали какими-то именами, которые я даже не знал.

Когда я разговаривал с диссидентами, которые сидели, то они говорили, что чуть ли не каждый второй "стучал".
Здесь можно вспомнить историю про ГДР, где, когда вскрыли архивы Штази, оказалось, что четверть страны доносила. Но я не думаю, что в Запорожье или в Москве было так, хотя в той среде, где я вращался, концентрация стукачей была, конечно, выше, чем в среднем. Но мне сложно об этом прямо говорить, поскольку были люди, которых я подозревал, но я запрещал о них так думать, пока не было доказательств. Были друзья, которые делали это от трусости, они даже не в КГБ стучали, а в деканат, после чего меня туда вызывали. Они боялись, что их просто исключат.
Был еще такой случай, когда вызвали на допрос. В Запорожье был такой отель "Днипро", привели меня туда, в комнате сидит сотрудник КГБ, очень похожий, кстати, на Владимира Путина. Путин - это вообще, мне кажется, сборное лицо всех советских "кгбшников", которые меня допрашивали. И он мне говорит: вы ведь так замечательно владеете языками, не хотите, мы вам предложим более интересную работу, по той же профессии, но будете ездить в командировки, общаться с интересными людьми. Хотели завербовать, чтобы я тоже для них стучал.

Что происходит с человеком, который уезжает жить за границу в 1975 г. С одной стороны, здесь плохо жить, но с другой стороны - как жить, взаимодействовать с людьми там?

Все зависит от ожиданий. У некоторых уезжающих были неоправданные ожидания, что их там встретят с хлебом-солью и с оркестром, положат им зарплату и будут вечно благодарны за то, что они боролись с советской властью. Но они забывали, что и у США, и у Западной Европы хватало своих проблем, и хотя СССР, конечно, был проблемой большой, они не только им интересовались. Плюс у многих была проблема языка.

Я знал английский. Я немного поболтался, ища работу, потом поступил в аспирантуру в Мичиганский университет (в том числе благодаря поддержке Саши Соколова и Иосифа Броского, которые помогли собрать мои университетские справки, поскольку диплома у меня не было), закончил ее по кафедре славистики, потом даже какое-то время преподавал в колледже, потом ушел на "Голос Америки", потом на "Свободу" и там проработал большую часть жизни. 
Что вы испытывали, когда все-таки вернулись? Вы верили Горбачеву?

Нет, я не верил Горбачеву. Был такой интересный эпизод: в Нью-Йорк приехал Андрей Вознесенский, я его мельком знал еще в Союзе, но именно мельком. И "Голос Америки" предложил мне взять у него интервью, Вознесенский привел меня к себе в гостиницу и достал из шкафа привезенную с собой бутылку водки. Мы с ним ее выпили, и он рассказывал мне о встрече Горбачева с интеллигенцией, но я не верил ни единому его слову.
А буквально через несколько недель все покатилось и началось.

Я еще посмотрел-посмотрел и решил, что все-таки поеду. Это был 1988 год. Но было страшновато. Советский союз был еще узнаваем, хотя, конечно, сильно обрюзг. Но какие были волнительные встречи - с друзьями, с родными, это незабываемо. И тогда меня уже не покидало ощущение, что Советский Союз развалится, не знаю почему. 
Я вернулся в полнейшем безумии. Я вернулся в Вашингтон и пошел к другу. Они там обсуждали Горбачева, спорили, кто-то говорил, что Горбачев путает все карты. Я их спросил: "О чем вы все говорите? Завтра Советского союза не будет. Он развалится". Хотя временные рамки трудно рассчитывать: прошло три года.

Мне кажется, что и с Россией что-то подобное произойдет, потому что явно какой-то шов проходит между европейской частью и азиатской. Я не знаю, конечно, не хотелось бы, а с другой стороны - какая разница, главное, чтобы людям было лучше.