Эсесовец, или Очарованный странник
Мы публикуем новую колонку писателя и журналиста Игоря Свинаренко о необычной судьбе и приключениях одного немецкого подростка.
Эту историю рассказал мне Саша Бродовский, русский патриот, бизнесмен из Германии.
«Я люблю скрываться от весенней аллергии на северо-западе Германии, на одном небольшом островке не доезжая до пафосного Зюльта, где уж совсем буржуазно и слишком дорого.
Там Северное море, там уже океан, все вентилируется, дышится легко, никакой пыльцы.
Я пробовал "импортозамещение", пару раз летал в отпуск в Кёниг, но там вонючая лужа, там нет океанского ветра. И как-то мы с женой, стоя на улице перед какой-то витриной, говорили между собой. И вдруг к нам подошел некий старик лет 65 в футболке и спортивных штанах, что не характерно для немцев, и задал странный вопрос:
– Это вы говорите по-польски?
Странность в том, что он спросил это на польском, зная который он, соответственно, должен был вроде бы понять, что мы говорим не на этом вот языке, а на каком-то другом. А именно – на русском. Разумеется, мы с женой говорили по-русски, ну и что, что она немка.
Я деду на польском ответил, что, если ему надо, мы с ним можем и по-польски. Я жил когда-то в Варшаве, студентом еще, а жена так и вовсе родилась в Польше. Старик, однако же, перешел на весьма приличный русский и вдруг вот так, ни с того ни с сего, на улице, стоя перед витриной, начал нам, чужим людям, рассказывать историю своей жизни. Она оказалась настолько интересной, что я дослушал до конца. Дочка, младшая, ей было тогда лет пять, вся просто извелась, но я не мог оторваться и всё слушал.
Фамилию этого персонажа лучше не называть, потому что у него, как выяснилось, были серьезные причины, чтобы ее скрывать.
Он в 45-м пошел записываться в Вермахт, но по малолетству его не взяли. Подожди три года, парень! Но ему показалось, что война закончится раньше, и он не успеет умереть за родину как герой. Его отец был полковник, мальчик был из хорошей семьи и получил соответственное воспитание. И вот пацан подался в СС, а там люди были более идейные и похвалили ребенка за патриотизм, и взяли к себе, поставили на довольствие, выдали форму и оружие. Когда шли бои за его родной город, за Бреслау, далее Вроцлав, эсесовцев быстро рассеяли и добровольца взяли в плен. Часто таких вот пацанов красноармейцы пинком гнали домой, куча примеров, сколько я слышал таких рассказов от немецких ветеранов! Моей Розы отец – он тоже по малолетке успел послужить в SS, и ничего, – его отметелили и всё, беги домой к мамке. (Умер, кстати, недавно.)
Собеседник мой не вдавался в подробности своей биографии, но, видно, он чего-то натворил тогда в 45-м, раз его не то что взяли в плен, а даже повезли в Москву, вместе с другими отличившимися. И вот он через много лет с чувством рассказывал, как через решетку автозака он увидел Кремль, «утро красит нежным светом», весна 45-го, а потом поворот и – ррраз! – Лубянка. Что такого надо было натворить пацану, чтоб такого вот удостоиться?
Слово за слово, и попал он в Воркуту, на шахту, отбывать срок. Не слишком ли жестко, 14-летнего – и в лагерь? Но Сталин издал приказ про то, что даже и своих можно расстреливать с 12 лет, и расстреливали, – а тут не расстрел, всего-то лагерь, подумаешь.
Этот юный эсесовец мог сбацать что угодно на аккордеоне, он же учился в музыкальной школе по классу фортепьяно. И еще, надо же, умел ремонтировать часы. И даже радиоприемники. К тому же он с невероятной быстротой выучил язык надзирателей, за пару недель. Хотя в этом удивительного ничего нет, парень-то из пограничного с Польшей города... А русский замечательно ложится на польский, и наоборот. Я сам польский язык поднял за месяц, с нуля, когда приехал в Варшаву, а украинцы и того быстрей – за две недели, их языки еще ближе.
В общем, парень не пропал, поскольку у него был комплект достаточный для выживания – в лагере полезно иметь то, чего отнять нельзя. По похожей схеме Василий Аксенов пошел не на филфак, а в медицинский, мать и отчим, отмотавшие срока на Колыме, были убеждены, что скоро опять начнут всех сажать, а у «лепилы» на зоне всегда будет хорошая пайка, не пропадет. А с филфаком кому ты будешь интересен на зоне? Я это как-то могу понять, эту логику, я сам купил кусок земли в глуши, чтоб там спрятаться от новой войны и выживать, овощи там, и кролики, и охота…
Однако ж Воркута – не самое лучшее место на земле, да тем более и под землей. Пацан уже стал там превращаться в доходягу. Начальник лагеря проникся, сжалился над способным пацаном, решил его спасти – и отправил его с этапом в Красноярский край, на лесоповал.
В итоге отбыл немец 10 лет. Про события во внешнем с мире зеки узнавали очень дозированно, всего-то и знали, что война кончилась и Сталин помер. Что, вообще говоря, тоже было неплохо. В какой-то момент один 42 -летний зек, в миру штурмбанфюрер, убедил нашего добровольца уйти в побег. Они начали готовиться, раздобыли пистолет и сделали себе из каких-то железяк ножи. Он мне потом свой показал, у него дома хранится, я был у него на следующий день в гостях.
Пленных уже вовсю отпускали домой, но этих двоих послабления не коснулись – их держали в лагере как военных преступников, а не как военнопленных.
И вот они выбрали момент – и рванули. И пошли не на Юг, до Китая там рукой подать – но на Запад! Первым делом украли где-то гражданскую одежду. Шли, конечно, медленно. Прятались в лесу, ловили каких-то птичек, находили грибы и ягоды, что-то воровали, если удавалось. Когда еды найти не могли, то жрали глину и сосали мелкие камни, чтоб заглушить голод. Он смеялся над нами, городскими и цивилизованными: «Меня можно забросить куда угодно, и я выживу. А вы – нет! Если всё грохнется, вам всем конец!» И это похоже на правду.
Странно! Казалось бы – вот как немцы, сбежавшие после войны из лагеря, могли перемещаться по СССР? Режим же, контроль, проверки и все такое прочее. Но нет – беглец уверял, что такой свободной страны он себе и представить не мог. Бывало, и по ночам шли, а то ведь и ехали, невероятно – на попутках! А что, подвозили, люди были доверчивые, дома в деревнях не закрывались, воруй не хочу. А как же они с местными говорили, полные иностранцы? Но наш беглец был человек талантливый, и к тому же прожил 10 лет в стране, в языковой среде, и матом изъяснялся превосходно. Акцент его вполне мог сойти за прибалтийский, сколько народу всякого было сдернуто с мест и моталось по стране… Вот и мою Розу считают прибалтийкой, кстати, – причем не за акцент, которого у нее практически нет, а за выражение лица.
Эти два беглых эсесовца твердо знали, что нельзя к Москве подходить – ну, и обошли ее с севера, и потом дальше через Тверь. Вскользь немец мне рассказал, что таки у них были неприятности на подходе к Москве, но в подробности не вдавался. Он никогда не говорил о том, что они кого-то грохнули, да, может, и многих, – но что-то такое молча подразумевалось… Может, они в побег еще кого-то взяли с собой и по дороге съели? Эта схема называется – «кабанчик», еда сама идет, ее не надо нести…
А дальше они дошли до Клайпеды и сели на какой-то корабль. Как так – на корабль? А так, что ночью бросили камушек, часовой отвлекся, а они – в трюм. На какой-то пристани они совсем уж было собрались вылезать, но вовремя успели услышать русскую речь. После он как-то восстановил маршрут движения и определил, что то был Штральзунд. Сошли они на берег только уже на Западе, в Киле.
На все путешествие у них ушло восемь месяцев. Трудно в это поверить! И – тем не менее. Он дошел.
Как сложилась жизнь штурмбанфюрера, про это я его не просил. Сам же мой собеседник после войны закончил технический университет, весь дом его набит компьютерами и прочей электроникой. В красном углу – портрет отца, в военной форме. Еще в доме полно музыки русской, кассеты и диски на полках – до потолка.
А какой у него мат-перемат, просто роскошный! Настоящий шахтерский. С русскими в Германии общается, у него есть какие-то друзья из гамбургских мафиози. Тема его не оставляет, и это не удивительно, Россия – мощная страна, тянет к себе.
Не хочет ли он в Россию – просто так, съездить? Тянет, очень, но, говорит, туда нельзя, его там сразу… Хотя сколько времени прошло! Но, видать, на то, что он там натворил, нету срока давности. Как там было у поэта: «Но, сердце, как бы ты хотело/ Чтоб это вправду было так – / Россия, звезды, ночь расстрела, / И весь в черемухе овраг».
Но у него не сбылось.
Эту историю рассказал мне Саша Бродовский, русский патриот, бизнесмен из Германии.
«Я люблю скрываться от весенней аллергии на северо-западе Германии, на одном небольшом островке не доезжая до пафосного Зюльта, где уж совсем буржуазно и слишком дорого.
Там Северное море, там уже океан, все вентилируется, дышится легко, никакой пыльцы.
Я пробовал "импортозамещение", пару раз летал в отпуск в Кёниг, но там вонючая лужа, там нет океанского ветра. И как-то мы с женой, стоя на улице перед какой-то витриной, говорили между собой. И вдруг к нам подошел некий старик лет 65 в футболке и спортивных штанах, что не характерно для немцев, и задал странный вопрос:
– Это вы говорите по-польски?
Странность в том, что он спросил это на польском, зная который он, соответственно, должен был вроде бы понять, что мы говорим не на этом вот языке, а на каком-то другом. А именно – на русском. Разумеется, мы с женой говорили по-русски, ну и что, что она немка.
Я деду на польском ответил, что, если ему надо, мы с ним можем и по-польски. Я жил когда-то в Варшаве, студентом еще, а жена так и вовсе родилась в Польше. Старик, однако же, перешел на весьма приличный русский и вдруг вот так, ни с того ни с сего, на улице, стоя перед витриной, начал нам, чужим людям, рассказывать историю своей жизни. Она оказалась настолько интересной, что я дослушал до конца. Дочка, младшая, ей было тогда лет пять, вся просто извелась, но я не мог оторваться и всё слушал.
Фамилию этого персонажа лучше не называть, потому что у него, как выяснилось, были серьезные причины, чтобы ее скрывать.
Он в 45-м пошел записываться в Вермахт, но по малолетству его не взяли. Подожди три года, парень! Но ему показалось, что война закончится раньше, и он не успеет умереть за родину как герой. Его отец был полковник, мальчик был из хорошей семьи и получил соответственное воспитание. И вот пацан подался в СС, а там люди были более идейные и похвалили ребенка за патриотизм, и взяли к себе, поставили на довольствие, выдали форму и оружие. Когда шли бои за его родной город, за Бреслау, далее Вроцлав, эсесовцев быстро рассеяли и добровольца взяли в плен. Часто таких вот пацанов красноармейцы пинком гнали домой, куча примеров, сколько я слышал таких рассказов от немецких ветеранов! Моей Розы отец – он тоже по малолетке успел послужить в SS, и ничего, – его отметелили и всё, беги домой к мамке. (Умер, кстати, недавно.)
Собеседник мой не вдавался в подробности своей биографии, но, видно, он чего-то натворил тогда в 45-м, раз его не то что взяли в плен, а даже повезли в Москву, вместе с другими отличившимися. И вот он через много лет с чувством рассказывал, как через решетку автозака он увидел Кремль, «утро красит нежным светом», весна 45-го, а потом поворот и – ррраз! – Лубянка. Что такого надо было натворить пацану, чтоб такого вот удостоиться?
Слово за слово, и попал он в Воркуту, на шахту, отбывать срок. Не слишком ли жестко, 14-летнего – и в лагерь? Но Сталин издал приказ про то, что даже и своих можно расстреливать с 12 лет, и расстреливали, – а тут не расстрел, всего-то лагерь, подумаешь.
Этот юный эсесовец мог сбацать что угодно на аккордеоне, он же учился в музыкальной школе по классу фортепьяно. И еще, надо же, умел ремонтировать часы. И даже радиоприемники. К тому же он с невероятной быстротой выучил язык надзирателей, за пару недель. Хотя в этом удивительного ничего нет, парень-то из пограничного с Польшей города... А русский замечательно ложится на польский, и наоборот. Я сам польский язык поднял за месяц, с нуля, когда приехал в Варшаву, а украинцы и того быстрей – за две недели, их языки еще ближе.
В общем, парень не пропал, поскольку у него был комплект достаточный для выживания – в лагере полезно иметь то, чего отнять нельзя. По похожей схеме Василий Аксенов пошел не на филфак, а в медицинский, мать и отчим, отмотавшие срока на Колыме, были убеждены, что скоро опять начнут всех сажать, а у «лепилы» на зоне всегда будет хорошая пайка, не пропадет. А с филфаком кому ты будешь интересен на зоне? Я это как-то могу понять, эту логику, я сам купил кусок земли в глуши, чтоб там спрятаться от новой войны и выживать, овощи там, и кролики, и охота…
Однако ж Воркута – не самое лучшее место на земле, да тем более и под землей. Пацан уже стал там превращаться в доходягу. Начальник лагеря проникся, сжалился над способным пацаном, решил его спасти – и отправил его с этапом в Красноярский край, на лесоповал.
В итоге отбыл немец 10 лет. Про события во внешнем с мире зеки узнавали очень дозированно, всего-то и знали, что война кончилась и Сталин помер. Что, вообще говоря, тоже было неплохо. В какой-то момент один 42 -летний зек, в миру штурмбанфюрер, убедил нашего добровольца уйти в побег. Они начали готовиться, раздобыли пистолет и сделали себе из каких-то железяк ножи. Он мне потом свой показал, у него дома хранится, я был у него на следующий день в гостях.
Пленных уже вовсю отпускали домой, но этих двоих послабления не коснулись – их держали в лагере как военных преступников, а не как военнопленных.
И вот они выбрали момент – и рванули. И пошли не на Юг, до Китая там рукой подать – но на Запад! Первым делом украли где-то гражданскую одежду. Шли, конечно, медленно. Прятались в лесу, ловили каких-то птичек, находили грибы и ягоды, что-то воровали, если удавалось. Когда еды найти не могли, то жрали глину и сосали мелкие камни, чтоб заглушить голод. Он смеялся над нами, городскими и цивилизованными: «Меня можно забросить куда угодно, и я выживу. А вы – нет! Если всё грохнется, вам всем конец!» И это похоже на правду.
Странно! Казалось бы – вот как немцы, сбежавшие после войны из лагеря, могли перемещаться по СССР? Режим же, контроль, проверки и все такое прочее. Но нет – беглец уверял, что такой свободной страны он себе и представить не мог. Бывало, и по ночам шли, а то ведь и ехали, невероятно – на попутках! А что, подвозили, люди были доверчивые, дома в деревнях не закрывались, воруй не хочу. А как же они с местными говорили, полные иностранцы? Но наш беглец был человек талантливый, и к тому же прожил 10 лет в стране, в языковой среде, и матом изъяснялся превосходно. Акцент его вполне мог сойти за прибалтийский, сколько народу всякого было сдернуто с мест и моталось по стране… Вот и мою Розу считают прибалтийкой, кстати, – причем не за акцент, которого у нее практически нет, а за выражение лица.
Эти два беглых эсесовца твердо знали, что нельзя к Москве подходить – ну, и обошли ее с севера, и потом дальше через Тверь. Вскользь немец мне рассказал, что таки у них были неприятности на подходе к Москве, но в подробности не вдавался. Он никогда не говорил о том, что они кого-то грохнули, да, может, и многих, – но что-то такое молча подразумевалось… Может, они в побег еще кого-то взяли с собой и по дороге съели? Эта схема называется – «кабанчик», еда сама идет, ее не надо нести…
А дальше они дошли до Клайпеды и сели на какой-то корабль. Как так – на корабль? А так, что ночью бросили камушек, часовой отвлекся, а они – в трюм. На какой-то пристани они совсем уж было собрались вылезать, но вовремя успели услышать русскую речь. После он как-то восстановил маршрут движения и определил, что то был Штральзунд. Сошли они на берег только уже на Западе, в Киле.
На все путешествие у них ушло восемь месяцев. Трудно в это поверить! И – тем не менее. Он дошел.
Как сложилась жизнь штурмбанфюрера, про это я его не просил. Сам же мой собеседник после войны закончил технический университет, весь дом его набит компьютерами и прочей электроникой. В красном углу – портрет отца, в военной форме. Еще в доме полно музыки русской, кассеты и диски на полках – до потолка.
А какой у него мат-перемат, просто роскошный! Настоящий шахтерский. С русскими в Германии общается, у него есть какие-то друзья из гамбургских мафиози. Тема его не оставляет, и это не удивительно, Россия – мощная страна, тянет к себе.
Не хочет ли он в Россию – просто так, съездить? Тянет, очень, но, говорит, туда нельзя, его там сразу… Хотя сколько времени прошло! Но, видать, на то, что он там натворил, нету срока давности. Как там было у поэта: «Но, сердце, как бы ты хотело/ Чтоб это вправду было так – / Россия, звезды, ночь расстрела, / И весь в черемухе овраг».
Но у него не сбылось.
Обсудить
Комментарии (0)