Телефоны для связи:
(044) 256-56-56
(068) 356-56-56
» » Антитраст: экономисты против политиков

Антитраст: экономисты против политиков

19 сентябрь 2019, Четверг
630
0
Антитраст: экономисты против политиковМы публикуем полную расшифровку лекции Assistant Professor Школы права Университета Джорджа Мейсона Джошуа Райта (Joshua D. Wright), прочитанной 21 января 2009 года в Политехническом музее в рамках проекта «Публичные лекции Полит.ру». 

Джошуа Райт специализируется на проблемах законодательства и экономики антимонопольных ограничений, защиты прав потребителей, интеллектуальной собственности, а также на правовых и экономических аспектах контрактов. Лекция прошла при поддержке InLiberty.ru и Фонда Фридриха Науманна.

Текст лекции


Я благодарен за возможность выступить перед вами сегодня. Хочу начать с рассказа о том опыте, который у нас есть, об исследованиях, которые мы проводили в США по исследованию того, что мы называем «платой за полку». Это маркетинговые платежи поставщиков продукции, которые продают свою продукцию через розничные торговые сети. Поставщиков интересует возможность размещать свои товары на полках супермаркетов. За это они готовы платить slotting fee, плату за полку. Это маркетинговая плата. Платежи, которые поставщик продукции готов платить за то, что его товар попадает на полку, встречаются и не в продовольственной рознице: в книжных магазинах, в аптеках, в магазинах электроники и бытовой техники. Естественно, их интересуют самые привлекательные позиции: полки на уровне глаз потребителя и т. д. Во всем мире поставщики заключают с розничными сетями договора. При этом во многих странах и до недавнего времени в России шла дискуссия о том, могут ли эти договора быть субъектом антимонопольного разбирательства.
Поскольку дискуссия в США на эту тему началась 10-12 лет назад и только недавно в ней была поставлена точка, я хотел бы начать с истории о том, как шла эта дискуссия в США. Кроме того, мы можем подумать, какие уроки из американского опыта можно сделать для российского рынка. В США дискуссия о плате за полку началась в 1999-м году. Комитет Сената по малому бизнесу инициировал слушания в Сенате. Председателем комитета тогда был Джон Кэрри, который потом неудачно участвовал в выборах президента США. Заслушали показания нескольких мелких производителей, и они жаловались, что крупные производители вытесняют их с полок. Здесь очень интересный момент. Особенность дискуссии в США, в отличие от России, заключается в следующем. Большая часть жалоб на договора по плате за полку в России касаются не защиты мелких производителей, они касаются того, что крупные ритейлеры используют свое квазимонопольное положение и берут плату за полку. В США же внимание фиксировалась на неблаговидных действиях крупных производителей. На самом деле, в США многие мелкие владельцы розничных точек тоже получали плату за полку от крупных поставщиков, не было ограничений свободы контракта. В США существует мощная система защиты конкуренции, в том числе, и в сфере торговли. В 2000-м году в Конгресс США был подан ряд законопроектов, касающихся защиты конкуренции, связанных с платой за полку. Конгресс отказался принимать эти законы по результатам слушаний, когда были даны показания как производителями, так и ритейлерами. Сенат просил антимонопольный орган США и Федеральную Комиссию по Торговле (FTC) рассмотреть влияние платы за полку в конкуренции.
Исторически сложилось так, что в США есть несколько антимонопольных органов: Министерство юстиции, Федеральная комиссия по торговле. Именно FTC было поручено детально изучить проблему платы за полку. Она получила возможность истребовать документы как у ритейлеров, так и у поставщиков и провести исследования в этой сфере. Мы очень мало знали о влиянии платы за полку на конкуренцию, а потому вводить какие-то запреты было явно преждевременно. FTC эту тему изучала не менее двух лет. Они заслушали показания сотен экспертов в соответствующих отраслях: экономистов, юристов и т. д. Все заинтересованные стороны высказались по этому вопросу. Отчет FTC составлял около 400 страниц. Я могу подытожить его вам тремя словами: «Мы не знаем». То есть – не знаем, какие могут быть последствия. Есть определенные доводы в пользу того, что плата за полку помогает потребителям, есть доводы против этого, но у нас нет однозначных выводов. Весь процесс от слушаний в Сенате до получения отчета занял около четырех лет. В США есть следующая особенность антимонопольного законодательства: конкуренты могут использовать судебную систему для защиты своих интересов. Если Pepsi считает, что не получает адекватного количества мест на полках ритейлеров, потому что Coca-Сola заключает соответствующие договора с ритейлером, Pepsi может подать в суд на Coca-Сola за ущемление конкуренции.

Итак, FTC пришла к выводу, что они не знают. И до 2007-го года было большое количество таких исков. Законодательство США о защите конкуренции заключается в том, что истцу, чтобы победить, нужно доказать не только то, что были нарушены его интересы, но и то, что пострадали интересы потребителя. А это достаточно сильный барьер на пути таких судебных исков. Итак, было подано большое количество таких исков как от организаций, так и от частных лиц, в том числе от производителей. Истцы пытались доказать, что плата за полку оказывает негативное влияние на конечных потребителей в США. Надо сказать, что успешные иски, где удалось доказать отрицательное влияние на конечного потребителя, были очень редки. Если истец в США доказывает свою правоту, присуждаются существенные штрафы. Самая крупная сумма штрафа было присуждена против американской торговой компании. Эта сумма составила почти 1,5 млрд. долларов (в долларах 2003-го года). Кроме того, велась дискуссия по изменениям в законодательстве, но она постепенно сошла на нет.
Произошло и еще одно важное событие. Многие исследователи пытались заполнить этот пробел в знаниях, пытались исследовать влияние платы за полку на конкуренцию, проанализировать различные аспекты и получить эмпирические выводы. Например, после слушаний в Сенате США в 99-м году, правительство США приняло решение запретить взимание платы за полку в магазинах американского военторга, обслуживающих американские военные базы. Это достаточно большая сеть – 350 супермаркетов. Эти магазины были контрольной группой, и мы их исследовали. К 2007-му году было опубликовано несколько исследований, результаты которых были представлены регулирующим органам. Нас приглашали, чтобы мы сделали доклады частным порядком перед регулирующими органами и т. д.
Результаты были такие. Мы обнаружили, что ограничение возможности супермаркетов взимать плату за полку привело к отрицательным последствиям для потребителя. В военторге США в среднем цены были выше, а выбор товаров ниже, продажи на единицу площади тоже были ниже. Эти результаты были приняты во внимание регуляторами и Конгрессом. И в 2007-м году было принято радикальное решение относительно этой дискуссии. На данный момент позиция следующая. В США не ведется никаких дискуссий по законопроектам. Законодатели де-факто признают, что маркетинговые контракты, плата за полку в целом положительны для потребителя. Это не означает, что регулирующие органы готовы мириться с любым вариантом развития событий. Регуляторы рассматривают жалобы относительно взимания платы за полку. Но для того чтобы такая жалоба была рассмотрена, должны соблюдаться два условия. Первое – у поставщика должна быть квазимонопольная позиция на рынке, то есть, доля рынка – 70-90%. Второе. Договор оплаты за полку должен содержать «оговорку об эксклюзивности». Допустим, Coca-Сola требует, чтобы розничная сеть дала ей 90% места на полке от всей площади полки для прохладительных напитков. Или требование, чтобы продукция Pepsi стояла только на нижней полке. Такого рода контракты признаются незаконными. Но это малая часть всех договоров. Кроме того, важно признать, что анализируются в основном силы переговорной позиции поставщика продукции, а не розничного торговца. Почему основные опасения в США вызывает именно сильная переговорная позиция поставщика, а не розничного торговца? Дело в том, что есть однозначно трактуемые данные, которые показывают, что супермаркеты и торговые сети имеют недостаточную рентабельность, чтобы оправдать тезис об их монопольной позиции. В США экономисты смогли доказать регулирующим органам, что розничная торговля является адекватно конкурентной, и нужно опасаться доминирования производителей, а не розничных сетей.
При таком состоянии дел в сфере регулирования торговли интересно проследить, какая дискуссия шла в других странах. Я принимал участие в таких дискуссиях в ЕС, Китае, а сейчас активно изучаю это в России. Я считаю, что другие страны могут сделать свои выводы из опыта США и решить для себя, какой подход даст наибольшую выгоду потребителям. Тут можно сделать два вывода. Первый касается доказательств, фактов. Экономисты в течение длительного периода могли изучать влияние платы за полку на рынок, на конкуренцию в розничной торговле в США. Дискуссия уже может перейти в плоскость практическую, подкрепленную фактами. Факты говорят, что конкуренция между поставщиками продукции за полку – это способ повышать продажи, то есть это помогает потребителям. Если мы ограничим этот процесс, это повредит потребителю. Поэтому регулирующие органы должны быть очень осторожными. Мы понимаем, что есть огромное различие между рынками розничной торговли в России и США. Системы антимонопольного законодательства тоже существенно отличаются. Кроме того, мы понимаем, что поспешное регулирование платы за полку – то, что принял Сенат США, – было ошибкой, это было слишком поспешное решение. С другой стороны, можно похвалить антимонопольные органы за то, что они адекватно отнеслись к выводам исследований, которые доказывали, что плата за полку не вредит потребителю. Эти органы скорректировали свою позицию. И второй момент. Сейчас мы уже не дискутируем, быть или не быть закону о торговле. Мы знаем, что он вступит в силу меньше чем через неделю. Американский опыт показывает, насколько важно, чтобы антимонопольные органы принимали активное участие в измерении последствий влияния законов на розничную торговлю. Если опыт других стран мира применить к России, можно сказать, что и в России отмена платы за полку может повредить потребителям. Но без анализа эмпирических данных мы не можем сказать ничего определенного. С другой стороны, принятие закона в России позволит нам количественно измерить последствия этого закона. Мое мнение, что последствия этого закона будут отрицательными. Регуляторы должны постоянно следить за развитием событий, должны проводиться исследования, и эта информация должна быть открытой. Регуляторы должны подходить к вопросам без предвзятости. Как ученый, я вижу здесь возможность проведения таких исследований и надеюсь, что регуляторы в России примут участие в их организации. На этом я хочу завершить свой доклад и готов ответить на ваши вопросы.

Обсуждение лекции


Борис Долгин: Я начну со своего соображения и вопроса. У нас была лекция Вадима Радаева, который говорил об изменениях, произошедших в России в результате прихода ритейлеров на российский рынок. Шла речь и о законе о торговле. Интересно сравнить ситуации с ограничениями в наших странах. В США, беспокоясь о защите потребителя, приняли ограничения, но потом провели исследования – и эти ограничения сняли. У нас практически отсутствует официальная риторика защиты потребителя — господствует риторика защиты производителя. Не без содействия производителей возникла обеспокоенность. Дальше долго готовился закон, шли дискуссии. Ведущие экономисты выступили против, но это совершенно не помешало закон принять.
Теперь вопрос: за счет чего потребителю оказывается выгоднее наличие маркетинговых контрактов? За счет того, что таким образом доступ ограничивают крупные поставщики, которые могут пойти на значительные скидки за счет большого оборота? Или работает какой-то другой механизм?
Джошуа Райт: Что касается первой части вашего вопроса, по поводу механизма, когда плата за полку выгодна для потребителя, скажу следующее. Ответ на этот вопрос будет состоять из двух частей. Можно представить себе, что у поставщика есть различные способы передать деньги ритейлеру. Например, поставщик может снизить оптовую цену на свой товар или заплатить квазиаренду полки. Есть несколько способов, которые делают это выгодным для потребителя. Самое простое – увидеть, что происходит при снижении закупочной цены для ритейлера. Используем как пример Coca-Сola. Допустим, они продают бутылку по доллару. И они говорят ритейлеру: «Дайте нам хорошее место на полке, и мы вам заплатим 10 центов за каждую бутылку, которую вы продадите». Экономически это то же самое, как если бы закупочная цена была снижена до 90 центов. По мере того, как поставщики конкурируют друг с другом, цена падает. Эти платежи за полку не являются снижением оптовой цены. Не очевидно, что от этого потребитель может получить выгоду. Как же это приведет к снижению цены на Coca-Сola? Ведь ритейлер не снижает цену, он может использовать эти деньги для другого: например, для привлечения людей в магазин. Может быть, за счет этих денег они снижают цены, например, на пиво или на другие товары. Такая плата за полку дает ритейлерам гибкость. Если их спросить, они вам скажут: «Мы предпочитаем, чтобы нам давали плату за полку, а не снижали оптовую цену». Конкуренция же заставит нас снижать цену практически до закупочной. Плата за полку более гибкая.
Это очень обсуждаемый вопрос в США – как именно потребитель получит выгоду в такой ситуации. В США происходила такая смена розничных форматов в 1980-1990-ые гг., когда супермаркеты начали расти, когда появились гипермаркеты. Люди начали опасаться, что плату за полку торговцы берут из-за того, что растет сила переговорной позиции. Если мы скажем, что плата за полку возникает только в случае больших магазинов, можно было ожидать, что будет расти их рентабельность, что они смогут собирать монопольную ренту. А это не так. Я почти уверен, что в России этого тоже не происходит. Рентабельность продаж розничных торговцев в мире составляет от 1-го до 4-х процентов. Она очень низкая. Важно и то, что она не выросла при введении платы за полку. Ритейлеры не кладут эту плату себе в карман как дополнительную прибыль. Наоборот, данные ряда моих исследований показывают, что плата за полку привела к снижению цен на 4-5%. И ритейлеры использовали ее, чтобы конкурировать и разными неценовыми способами: более широкие проходы между стеллажами и другие средства для повышения комфорта покупателей.
Вторая часть вашего вопроса была о том, что не у всех фирм есть возможность заплатить за полку. В США эта тема тоже обсуждалась. Самым большим опасением американского антимонопольного ведомства было то, не будет ли плата за полку вытеснять с полки мелкого производителя, не создаст ли она барьер для входа новых брендов на рынки. Теоретически можно сказать, что платежи за полку могут вытеснить мелких производителей. С другой стороны, плата за полку гарантирует мелким поставщикам возможность хоть как-то, но войти в магазины. Анализируя данные, мы видим, что введение платы за полку расширяет разнообразие продукции и позволяет большему количеству мелких поставщиков представить свои товары. Может быть, в других странах ситуация будет иной. Но ограничение свободы экономических агентов заключать плату за полку, по нашему мнению, вредит конечному покупателю через повышение цены, через снижение выбора и вредит мелким производителям.
Григорий Чудновский: У меня есть несколько технических вопросов для лучшего понимания всей картины. Когда вы говорите о плате за полку, вы говорите о плате за полку или о плате за полку на уровне глаз? Они будут платить за любые полки или только за хорошие?
Джошуа Райт: Это в любом случае плата за полку. Есть разные типы контрактов. Так будет называться и плата за выставление товаров на полку магазина, и плата за установку товара на хорошем месте.
Григорий Чудновский: Есть структура расположения полок на уровне глаз: одни ходят, другие ездят в колясках. Какая категория защищается здесь: массовая или инвалиды, менее защищенные? Играет ли это роль?
Джошуа Райт: Ваш вопрос заключается в том, что значит «на уровне глаз». У компаний есть чертежи выкладки товара. Там обычно шесть полок. И договор заключается на конкретную полку в магазине. Важно не это, а то, за что готов платить производитель. А он готов платить за размещение на конкретной полке. В зависимости от номера полки меняется цена, которую он готов платить. Производитель готов гораздо больше платить за размещение товара на полках у глаз. Потребитель там проводит больше всего времени. И такой договор называется договором о плате за полку. Я ответил на ваш вопрос?
Вопрос из зала: Есть ли у вас статистика, показывающая количество супермаркетов, посещаемых американской семьей за неделю, месяц и т. д.? Как много супермаркетов конкурирует за эту семью?
Джошуа Райт: Это цифра будет сильно меняться в зависимости от того, какое место в США мы будем рассматривать. В крупных говорах, например, в Вашингтоне большинство семей посещает в течение недели два-три супермаркета. Последняя тенденция в США – это открытие большого количества специализированных магазинов. Если мы включим в эти современные торговые форматы специализированные магазины, может быть, три-четыре торговые сети посещаются в неделю. В небольших городах в среднем семья в неделю посещает один супермаркет.
Лев Московкин: Я не понимаю ответ на вопрос модератора. Можем ли мы сказать, что ритейлеры оказали влияние на комитет в США? В России лобби ритейлеров достаточно сильное. В России Coca-Сola платит один рубль за проданную бутылку магазинам. А в США в медицинской сфере есть система выплат. Насколько мы знаем, H1N1 вообще не существует, все это был лоббизм.
Борис Долгин: Это неверно.
Джошуа Райт: Я не эксперт в области H1N1 и не возьмусь вам ответить. Что касается остального, то во время слушаний в Конгрессе США не было давления со стороны розничных сетей. Им ограничения не нравились. Но если в России этот закон направлен против крупнейших торговцев, то в США он был направлен против производителей, которые, конечно же, лоббировали против. А другие – за. Например, Coca-Сola лоббировала против ограничений оплаты за полку, а Pepsi – за. Крупными участниками этого были как раз производители.
Лев Московкин: Coca-Сola в России платит людям, которые проверяют, как реализуется плата за полку. Есть ли такое в США?
Джошуа Райт: Да. Это принятая практика. Coca-Сola включает в свои договора по плате за полку положения, что розничный торговец должен дать ей эксклюзивные права или определенный процент полки. Например, Coca-Сola приходит в магазин и говорит: «Дайте нам 50% вашей полки, отведенной под газированные напитки». И потом она может присылать своих сотрудников для контроля. Точно так же, когда рекламируют Coca-Сola, компания могла бы сильно обмануться, просто поручив раздавать свою продукцию и не проверяя это. Есть опасения, не даст ли Coca-Сola монопольную силу то, что она занимает монопольную позицию на полке. Это законные опасения. Конкуренция за полку – это нормальная вещь, плата за полку здесь – это просто еще одна форма конкуренции, выгода от которой перетекает к потребителям. В итоге, единственный способ разрешить теоретический спор – это исследования фактических данных: того, что происходит с ценами, как это влияет на потребителя и т. д. Исследования (наши и других экономистов) показали, что запрет таких договоров однозначно вредит потребителю.
Вопрос из зала: В начале дискуссии многие люди относили плату за полку к сильной позиции торговых сетей. Я бы хотел услышать, какие виды данных были использованы для того, чтобы опровергнуть теории, которые утверждали, что плата за полку увеличивает монопольное положение ритейлеров.
Джошуа Райт: Есть два основных источника данных. Первый – это данные по рентабельности поставщиков продукции и розничных сетей. Различные теории, например, передается ли выгода от платы за полку дальше или нет, должны иметь разные последствия. Если плата за полку не передается дальше в виде выгоды потребителя, рентабельность розничного торговца должна расти. Мои исследования и исследования других экономистов показывают, что она передается дальше. И еще один важный момент. Нужно интересоваться тем, что происходит с розничной ценой. Я считаю, что анализ динамики розничных цен – это самый важный момент. В США получили большое распространение сканеры штрих-кодов. Информация по цене товаров, объемам продаж и т. д. более доступна исследователям, чем раньше.
Вопрос из зала: Я не эксперт в ритейлах. Почему вы считаете, что у российских ритейлеров рентабельность 4%? Я думаю, что она доходит до 10-15%. И где сумма выше: плата за полку или сумма, на которую увеличивается цена товара для потребителя? Второй вопрос касается налоговой системы в России относительно торговых сетей.
Джошуа Райт: Я могу заблуждаться, но я не ношу розовых очков. Если у российского ритейлера рентабельность продаж составляет 15%, то она раз в пять выше, чем у среднего ритейлера в США. Если это так, я завтра же покидаю свою кафедру и еду в Россию открывать здесь розничную сеть! Я готов принять точку зрения, что российские ритейлеры зарабатывают аномально высокую норму прибыли, в том числе и за счет низкого уровня конкуренции. Но здесь нужно проводить наблюдения, анализировать данные. В других странах, где ритейлеры получают нормальную норму прибыли, используется плата за полку. И очень сложно будет сделать вывод, что плата за полку в России являлась источником такой аномально высокой маржи.
Второй вопрос. Про российскую налоговую систему я знаю еще меньше, чем про H1N1. Но я знаю, что в США была изменена система налогообложения, потому что плата за полку стала настолько важной частью выручки розничных торговых сетей, что ее уже нельзя было не замечать. В середине 1980-х гг., розничные торговцы делали 100% своей выручки на марже. Сейчас это далеко не так, только 20% выручки – это превышение цены продажи над закупочной. А 80% – это различные способы компенсации, в том числе и плата за полку. Такие изменения в структуре дохода влияют и на потребителя. И налоги здесь довольно важны. Как раз когда мы изучали плату за полку, и произошло это изменение налогообложения. В течение определенного периода времени было непонятно, как торговцы классифицируют плату за полку: как снижение закупочной цены или как выручку от рекламных мероприятий. Сейчас трактовка устоялась. Думаю, что в России лучшим способом будет анализировать натуральные показатели: объем продаж, цены и т. д.
Вопрос из зала: В России никто не имеет 15% маржи «нетто». Так что не бросайте вашу кафедру. Маржа в России между 4 и 5%. И вопрос. Можно ли сравнить доходы коммерческих сетей и военторга? И что произошло в военторгах США после введения платы за полку?
Джошуа Райт: Спасибо за ваши вопросы. Данные по ценам в военторге по ценам и объему продаж мы смогли получить только после очень серьезных переговоров с Министерством обороны. А данных по их затратам на ведение бизнеса нам так и не дали. Мы не видели, сколько они платят за аренду, зарплату и т. д. Вопрос об эффективности хорош. Некоторые из военторгов находятся в центрах населенных районов, и они конкурируют с коммерческими магазинами. В ряде случаев в магазинах военторга покупки могут совершать как военные, так и гражданские лица, в других – не могут. Мы понимали, что есть разные типы магазинов, разная клиентура.
Что же произошло в военторгах США после введения платы за полку? В 2001-м году им было запрещено использовать плату за полку сроком на два года. После этого срока Министерство обороны не изменило этот нормативный акт, но оно позволило магазинам военторга принимать различные другие платежи от поставщиков, заменяющие плату за полку. Поставщики могли предложить, например, оплачивать рекламные акции своего товара и т. д. Ваш третий вопрос касался концепции доминирования розничных торговцев. Тут есть небольшое расхождение в терминах. Российское антимонопольное законодательство в основном следует модели антимонопольного законодательства ЕС. В США немного другой подход. В России концепция доминирования определяется как около 25% рынка ритейлера на конкретной территории или около 40% для других агентов. В США это пороговое значение выше и оно определяется судами, а не Конгрессом; прецедентом, а не законом. Суд имеет право определять в каждом конкретном случае, является ли компания монополистом на рынке. У нас есть тест на наличие у компании монопольного положения, но нет законодательного акта, который однозначно устанавливал бы пороговые значения. Подход такой: если доказано доминирующее положение, например, производителя, то решения по судебным искам принимаются на индивидуальной основе. Это прецедентная система.
Вопрос из зала: Первый вопрос. Связывались ли с вами лично российские специалисты в этой области перед принятием Закона о торговле? И второй. Какова процедура, при которой выслушиваются мнения по этому вопросу в Конгрессе? Это слушания, специальный комитет или что-то еще?
Джошуа Райт: По первому вопросу. Со мной лично никто не контактировал. Я встречал очень приятных людей, когда приезжал в Россию, некоторые из них были из Федеральной Антимонопольной Службы. Но мы не обсуждали с ними Закон о торговле. Я работал в Федеральной комиссии по торговле в США с 2006-го до 2008-го года. В это время были контакты между FTC США и правительством России. К нам приезжали также делегации из ЕС и Китая. Лично я не имею отношения к российскому Закону о торговле. После того как было подписано соглашение о намерениях между FTC США и Федеральной антимонопольной службой России, мы надеемся на укрепление сотрудничества.
Второй вопрос. Механизм, как законодатели оценивают ожидаемые последствия того или иного закона. Проводились слушания в Конгрессе США, запрашивалось мнение экспертных агентств. В США есть два антимонопольных органа: Министерство Юстиции и Федеральная Служба по Торговле. 50 экономистов проводили исследования. Кроме того, Конгресс спрашивал мнения разных участников рынка. Надо понимать, что FTC – менее политизированная организация, чем, например, Минюст США. И ее рекомендации воспринимаются как более нейтральные. Итак, слушания в Конгрессе, консультации с экспертами. Конгресс в сложных случаях иногда заказывает исследования у ученых, объявляет специальные гранты на проведение исследований. Данные эти публикуются, проводятся публичные слушания и т.д. Насколько законодателей волнуют последствия принятого закона? Это зависит от того, насколько важен этот закон, и от последствий для самого законодателя. Если по результатам принятия закона разгорается скандал в прессе, Конгресс может немедленно заявить о начале слушаний.
Вопрос из зала: Спасибо вам, а вопрос в следующем. Новый закон о торговле. Кто, по вашему мнению, получит от него выгоду? Второй вопрос – о вашем исследовании, публичны ли его результаты?
Джошуа Райт: Результаты исследования открыты, исследование было опубликовано. Если вы мне напишете по электронной почте, я вышлю вам свои выводы. Я могу выслать мои научные работы. Другие надо будет искать, но они все публичны, полные тексты исследований тоже можно получить в открытом доступе, в том числе – исследований, которые были заказаны FTC США.
Кому выгодно принятие нового закона? По результатам его принятия будет очень интересно посмотреть, кому это выгодно. Я считаю, что это будет зависеть от того, насколько эффективно будет действовать закон. Приведу пример. Если определенные типы платежей розничным торговцам будут запрещены, а этот запрет можно будет легко обойти, мы увидим, что платежи не прекратятся, просто примут новую форму. Сложно регулировать частные договора между компаниями. Например, я продавал вам товар за доллар, а теперь продаю за 90 центов, и мы просто не указываем в контракте, что вы мне предоставляете полку. Это очень сложно регулировать. Возможно, произойдет уход из-под контроля нового закона. Вопрос в том, насколько хватит ресурсов у контролирующих органов. Вполне возможно, что розничные торговцы и производители смогут как-то договориться. Если в России они такие же изобретательные, как в США, думаю, что они найдут способ обойти этот закон. Если оставить в стороне этот аспект, можно сказать следующее. Повысятся транзакционные издержки, затраты поставщиков и розничных торговцев, что приведет к повышению цен для потребителей. С другой стороны, Закон о торговле в тех аспектах, где он запрещает расширение торговых сетей, запрещает инвестировать в новые площади, если у вас есть определенная доля рынка, очень сложно обойти – сразу же появятся негативные последствия. Это классическая экономика: если вы ограничиваете предложение чего-то, его цена идет вверх. Думаю, что розничные торговцы проиграют от этого закона, какие-то производители выиграют, какие-то – проиграют. Данные показывают, что в среднем у малого поставщика есть больше шансов для доступа в торговую сеть при наличии платы за полку. Но, может быть, в России ситуация будет другой.
Вопрос из зала: Спасибо большое за лекцию. Вы сказали, что ритейл в США имеет только 20% дохода от маржи, а 80% – доходы от всего остального. Значит ли это, что все полки продаются за плату? И второй. Действительно ли малые производители в США могут получать место за полке, платя по 100 000 долларов?
Джошуа Райт: По первому вопросу мой ответ: нет – не 100% полок в магазинах США передается конкретным поставщикам в рамках платы за полку. Когда большое количество полок в магазине продается под продукцию конкретных поставщиков, на эти полки ставится брендированный, раскрученный товар, который дает высокую рентабельность.
Механизм, при котором плата за полку передается в выгоду потребителя, определяется уровнем конкуренции между ритейлерами. Конкуренция приводит к большему перетоку выгоды. Но даже при монополии розничного торговца, по стандартам экономической теории, если мы снижаем себестоимость производства продукции у монополиста, монополист тоже снижает цену, хоть и не так сильно, как в условиях конкуренции. И в военторгах мы обнаружили это соответствие. Некоторые из них являются монополистами, например, магазин на военной базе на острове в Тихом океане. Понятно, что при конкуренции снижение более заметно. Хочу сказать, что даже в условиях отсутствия конкуренции отмена платы за полку приводит к отрицательным последствиям. Лирическое отступление. Дело в том, что, если мы говорим о высокой конкуренции на рынке розницы, ограничивать размеры компаний и долю рынка – это своего рода налог на успешность компаний, что будет демотивировать компании участвовать в конкуренции.
Вопрос из зала: Вопрос более общего плана. Я хочу переключить наше внимание на антимонопольное законодательство в целом. Каково ваше мнение об общем состоянии антимонопольного законодательства в США и Европе? Является ли там регулирование чрезмерным?

Джошуа Райт: Текущее состояние американского антимонопольного законодательства – это изменения. Причем существенные изменения. Начну с того, что, как я считаю, делается правильно. Очень хорошо борются с картелями, с разными видами сговора, хорошо развит механизм препятствия сговору. Была создана система, которая налагает существенные санкции по гражданским искам. В других странах мира тоже достигнуты успехи в этой области. Что касается поведения одной фирмы, которая обладает монопольным положением, то тут менее оптимистичное положение. Администрация Обамы перенесла акцент антимонопольного законодательства с контроля успешных фирм, лидеров в своих областях, на контроль исполнения антимонопольного законодательства высокотехнологичными фирмами. Недавно в США был подан иск против Intel после того, как они уже урегулировали иск из ЕС, уплатив там больше миллиарда евро. И все равно в США против них возбудили разбирательство. Думаю, это делается, чтобы показать, что антимонопольные органы контролируют ситуацию. Минюст США рассматривает Google как первоочередного кандидата на нарушение антимонопольного законодательства. Администрация Обамы четко говорит о смене приоритетов, но я считаю, что смена приоритетов не решает проблем, которые мы сегодня обсуждали на примере того, как Конгресс США, не разобравшись, запретил плату за полку. Такой подход очень опасен в условиях неуверенного экономического роста. Так что есть успехи, а есть и неудачи.
Вопрос из зала: Какие аспекты поведения были предметом лично вашего исследования? И какие инструменты были вами использованы для прогнозирования проблем, связанных с платой за полку? Социологические, поведенческие и т. д.?
Джошуа Райт: Это были экономические исследования, которые использовали инструментарий данной области знаний. Мы проводили много, сотни интервью с менеджерами торговых точек, менеджерами по закупкам, другими сотрудниками розничных торговых сетей. Это были количественные инструменты. Мы брали большие объемы данных, в том числе статистику по договорам, по продажам, по ценам, по объемам продаж до и после запрета и т.д.
Вопрос из зала: Вы упомянули, что законодательная инициатива, ограничивающая плату за полку, была направлена против крупных продавцов. Для нас непривычно слышать такое, потому что у нас они как раз лоббировали отмены платы за полку. Вопрос. Как был лоббирован этот закон в США? Чье лобби это было? Торговцев, производителей?
Борис Долгин: Почему политики все время пытаются влезать в такие вопросы?
Джошуа Райт: В США механизм лоббирования в этом случае был такой. Начало процессу положили лоббисты, которые защищали интересы малых производителей. И политики хотели использовать этот процесс для улучшения системы регулирования бизнеса в США. Тогда в США велась кампания по сокращению объемов регулирования экономической жизни. В 90-е гг. правительство начало двигаться в другую сторону – регулирование начало увеличиваться. Например, Правительство США подало иск против компании Microsoft, обвинив ее в нарушении антимонопольного законодательства. Регулирующие органы очень внимательно относились к претензиям маленьких производителей к большим. Вопрос о плате за полку был не единственным, по которому шли слушания в Конгрессе. Шли слушания и по расширению сферы антимонопольного законодательства. Были разговоры о запрете крупным компаниям покупки других компаний и т. д. Политики пытались сыграть на общественном мнении. Для них плата за полку, в силу ее тайной природы, была поводом повысить популярность, даже в ущерб анализу последствий. И второй вопрос. Почему политики пытаются регулировать? Потому что могут. Могут на этом повысить свою популярность среди избирателей, продвинуться в политической борьбе. В США сейчас идет дискуссия по различным аспектам защиты прав потребителей, причем выдвигаются те же самые аргументы, и некоторые политики на этом зарабатывают очки. Единственная моя критика этих предложений в США заключается в том, что, как правило, лучше сначала изучить тему, а потом запрещать. Но политики не всегда думают так же. Им важнее собственная популярность.

                В циклах «Публичные лекции «Полит.ру» и «Публичные лекции «Полiт.ua» выступили:

  • Вадим Скуратовский. Киевская литературная среда 60-х – 70-х годов прошлого века
  • Владимир Дворкин. Стратегические вооружения России и Америки: проблемы сокращения
  • Павел Уваров. Реванш социальной истории
  • Алексей Лидов. Византийский миф и европейская идентичность
  • Наталья Яковенко. Концепция нового учебника украинской истории
  • Андрей Ланьков. Модернизация в Восточной Азии, 1945 — 2010 гг.
  • Роман Лейбов. Современная литература и Интернет
  • Сергей Случ. Зачем Сталину был нужен пакт о ненападении с Гитлером
  • Гузель Улумбекова. Уроки реформ российского здравоохранения
  • Джошуа Райт. Антитраст: экономисты против политиков
  • Рубен Мнацаканян. Высшее образование после перелома
  • Андрей Рябов. Промежуточные итоги и некоторые особенности постсоветских трансформаций
  • Владимир Четвернин. Современная юридическая теория либертаризма
  • Николай Дронин. Изменение глобального климата и Киотский протокол: итоги десятилетия
  • Юрий Пивоваров. Исторические корни русской политической культуры
  • Александр Филиппов. Дискурсы о государстве
  • Юрий Пивоваров. Эволюция русской политической культуры
  • Павел Печенкин. Документальное кино как гуманитарная технология
  • Вадим Радаев. Революция в торговле: влияние на жизнь и потребление
  • Егор Гайдар. Смуты и институты
  • Анатолий Вишневский. Конец североцентризма
  • Алек Эпштейн. Почему не болит чужая боль? Память и забвение в Израиле и в России
  • Татьяна Черниговская. Как мы мыслим? Разноязычие и кибернетика мозга
  • Сергей Алексашенко. Год кризиса: что случилось? что сделано? чего ждать?
  • Алексей Миллер. Историческая политика: update
  • Владимир Пастухов. Сила взаимного отталкивания: Россия и Украина — две версии одной трансформации
  • Александр Юрьев. Психология человеческого капитала в России
  • Андрей Зорин. Гуманитарное образование в трех национальных образовательных системах
  • Александр Аузан. Национальная формула модернизации
  • Владимир Плунгян. Почему современная лингвистика должна быть лингвистикой корпусов
  • Никита Петров. Преступный характер сталинского режима: юридические основания
  • Сергей Чебанов. Рефренность мира
  • Андрей Зубов. Восточноевропейский и послесоветский пути возвращения к плюралистической государственности
  • Виктор Живов. Русский грех и русское спасение
  • Виктор Вахштайн. Конец социологизма: перспективы социологии науки
  • Теодор Шанин. О жизни и науке
  • Яков Паппэ. Российский крупный бизнес в период кризиса
  • Евгений Онищенко. Конкурсная поддержка науки: как это происходит в России
  • Николай Петров. Российская политическая механика и кризис
  • Александр Аузан. Общественный договор: взгляд из 2009 года
  • Сергей Гуриев. Как изменит кризис мировую экономику и экономическую науку
  • Александр Асеев. Академгородки как центры науки, образования и инноваций в современной России
  • Олег Мудрак. Язык во времени. Классификация тюркских языков
  • Тамара Морщакова. Правосудие: результаты и перспективы реформ
  • Амитай Этциони. Новая глобальная архитектура: механизмы перехода
  • Ростислав Капелюшников. Конец российской модели рынка труда
  • Сергей Иванов. Второй Рим глазами Третьего: Эволюция образа Византии в российском общественном сознании
  • Даниил Александров. Школа как место национальной сборки
  • Евгений Гонтмахер. Социальная политика в контексте российского кризиса
  • Вадим Волков. Трансформация российского государства после 2000 года
  • Лев Лифшиц. Что и зачем мы охраняем? Ценностная структура объекта культурного наследия
  • Максим Кронгауз. Язык и коммуникация: новые тенденции
  • Павел Уваров. У истоков университетской корпорации
  • Владимир Бобровников. Безбожники рисуют ислам: советская (анти)религиозная пропаганда в комментариях востоковеда
  • Владислав Иноземцев. Сценарии посткризисного развития России
  • Алексей Левинсон. Средний класс и кризис
  • Марина Бутовская. Эволюционные основы агрессии и примирения у человека
  • Николай Розов. Циклы истории России: порождающий механизм и контекст мировой динамики
  • Алексей Миллер. Понятие «нация» и «народность» в России XIX века
  • Леонид Ионин. Социокультурные последствия кризиса
  • Елена Зубкова. Сталинский проект в Прибалтике
  • Александр Долгин. Перепроизводство свободы как первопричина кризиса
  • Публичное обсуждение. Климатический кризис: вызов России и миру
  • Татьяна Черниговская. Язык и сознание: что делает нас людьми?
  • Георгий Касьянов. «Национализация» истории в Украине
  • Игорь Кон. Раздельное обучение: плюсы и минусы
  • Константин Сонин. Экономика финансового кризиса
  • Адам Михник. Польша, Россия, Европа
  • Ольга Бессонова. Образ будущего России в контексте теории раздаточной экономики
  • Александр Кынев. Результаты региональных выборов и тенденции политического процесса
  • Александр Аузан. Национальные ценности и российская модернизация: пересчет маршрута
  • Леонид Григорьев. Как нам жить с мировым финансовым кризисом
  • Евсей Гурвич. Институциональные факторы экономического кризиса
  • Дмитрий Тренин. Мир после Августа
  • Анатолий Ремнев. Азиатские окраины Российской империи: география политическая и ментальная
  • Светлана Бурлак. О неизбежности происхождения человеческого языка
  • Лев Гудков. Проблема абортивной модернизации и морали
  • Евгений Штейнер. Ориентальный миф и миф об ориентализме
  • Михаил Цфасман. Судьбы математики в России
  • Наталья Душкина. Понятие «подлинности» и архитектурное наследие
  • Сергей Пашин. Какой могла бы быть судебная реформа в современной России
  • Ольга Крыштановская. Российская элита на переходе
  • Эмиль Паин. Традиции и квазитрадиции: о природе российской «исторической колеи»
  • Григорий Ревзин. Современная московская архитектура
  • Алексей Миллер. «Историческая политика» в Восточной Европе: плоды вовлеченного наблюдения
  • Светлана Боринская. Молекулярно-генетическая эволюция человека
  • Михаил Гельфанд. Геномы и эволюция
  • Джонатан Андерсон. Экономический рост и государство в Китае
  • Кирилл Еськов. Палеонтология и макроэволюция
  • Элла Панеях. Экономика и государство: подходы социальных наук
  • Сергей Неклюдов. Предмет и методы современной фольклористики
  • Владимир Гельман. Трансформация российской партийной системы
  • Леонид Вальдман. Американская экономика: 2008 год
  • Сергей Зуев. Культуры регионального развития
  • Публичное обсуждение. Как строить модернизационную стратегию России
  • Григорий Померанц. Возникновение и становление личности
  • Владимир Кантор. Российское государство: империя или национализм
  • Евгений Штейнер. Азбука как культурный код: Россия и Япония
  • Борис Дубин. Культуры современной России
  • Андрей Илларионов. Девиация в общественном развитии
  • Михаил Блинкин. Этиология и патогенез московских пробок
  • Борис Родоман. Автомобильный тупик России и мира
  • Виктор Каплун. Российский республиканизм как социо-культурная традиция
  • Александр Аузан. Национальные ценности и конституционный строй
  • Анатолий Вишневский. Россия в мировом демографическом контексте
  • Татьяна Ворожейкина. Власть, собственность и тип политического режима
  • Олег Хархордин. Что такое республиканская традиция
  • Сергей Рыженков. Российский политический режим: модели и реальность
  • Михаил Дмитриев. Россия-2020: долгосрочные вызовы развития
  • Сергей Неклюдов. Гуманитарное знание и народная традиция
  • Александр Янов. Николай Данилевский и исторические перспективы России
  • Владимир Ядов. Современное состояние мировой социологии
  • Дмитрий Фурман. Проблема 2008: общее и особенное в процессах перехода постсоветских государств
  • Владимир Мартынов. Музыка и слово
  • Игорь Ефимов. Как лечить разбитые сердца?
  • Юхан Норберг. Могут ли глобальные угрозы остановить глобализацию?
  • Иванов Вяч. Вс. Задачи и перспективы наук о человеке
  • Сергей Сельянов. Кино 2000-х
  • Мария Амелина. Лучше поздно чем никогда? Демократия, самоуправление и развитие в российской деревне
  • Алексей Лидов. Иеротопия. Создание сакральных пространств как вид художественого творчества
  • Александр Аузан. Договор-2008: новый взгляд
  • Энн Эпплбаум. Покаяние как социальный институт
  • Кристоф Агитон. Сетевые сообщества и будущее Интернет технологий. Web 2.0
  • Георгий Гачев. Национальные образы мира
  • Дмитрий Александрович Пригов. Культура: зоны выживания
  • Владимир Каганский. Неизвестная Россия
  • Алексей Миллер. Дебаты о нации в современной России
  • Алексей Миллер. Триада графа Уварова
  • Алексей Малашенко. Ислам в России
  • Сергей Гуриев. Экономическая наука в формировании институтов современного общества
  • Юрий Плюснин. Идеология провинциального человека: изменения в сознании, душе и поведении за последние 15 лет
  • Дмитрий Бак. Университет XXI века: удовлетворение образовательных потребностей или подготовка специалистов
  • Ярослав Кузьминов. Состояние и перспективы гражданского общества в России
  • Андрей Ланьков. Естественная смерть северокорейского сталинизма
  • Владимир Клименко. Климатическая сенсация. Что нас ожидает в ближайшем и отдаленном будущем?
  • Михаил Юрьев. Новая Российская империя. Экономический раздел
  • Игорь Кузнецов. Россия как контактная цивилизация
  • Андрей Илларионов. Итоги пятнадцатилетия
  • Михаил Давыдов. Столыпинская аграрная реформа: замысел и реализация
  • Игорь Кон. Мужчина в меняющемся мире
  • Александр Аузан. Договор-2008: повестка дня
  • Сергей Васильев. Итоги и перспективы модернизации стран среднего уровня развития
  • Андрей Зализняк. Новгородская Русь (по берестяным грамотам)
  • Алексей Песков. Соревновательная парадигма русской истории
  • Федор Богомолов. Новые перспективы науки
  • Симон Шноль. История российской науки. На пороге краха
  • Алла Язькова. Южный Кавказ и Россия
  • Теодор Шанин, Ревекка Фрумкина и Александр Никулин. Государства благих намерений
  • Нильс Кристи. Современное преступление
  • Даниэль Дефер. Трансфер политических технологий
  • Дмитрий Куликов. Россия без Украины, Украина без России
  • Мартин ван Кревельд. Война и современное государство
  • Леонид Сюкияйнен. Ислам и перспективы развития мусульманского мира
  • Леонид Григорьев. Энергетика: каждому своя безопасность
  • Дмитрий Тренин. Угрозы XXI века
  • Модест Колеров. Что мы знаем о постсоветских странах?
  • Сергей Шишкин. Можно ли реформировать российское здравоохранение?
  • Виктор Полтерович. Искусство реформ
  • Тимофей Сергейцев. Политическая позиция и политическая деятельность
  • Алексей Миллер. Империя Романовых и евреи
  • Григорий Томчин. Гражданское общество в России: о чем речь
  • Александр Ослон: Общественное мнение в контексте социальной реальности
  • Валерий Абрамкин. «Мента тюрьма корежит круче арестанта»
  • Александр Аузан. Договор-2008: критерии справедливости
  • Александр Галкин. Фашизм как болезнь
  • Бринк Линдси. Глобализация: развитие, катастрофа и снова развитие...
  • Игорь Клямкин. Приказ и закон. Проблема модернизации
  • Мариэтта Чудакова. ХХ век и ХХ съезд
  • Алексей Миллер. Почему все континентальные империи распались в результате I мировой войны
  • Леонид Вальдман. Американская экономика: 2006 год
  • Эдуард Лимонов. Русская литература и российская история
  • Григорий Гольц. Происхождение российского менталитета
  • Вадим Радаев. Легализация бизнеса: баланс принуждения и доверия
  • Людмила Алексеева. История и мировоззрение правозащитного движения в СССР и России
  • Александр Пятигорский. Мифология и сознание современного человека
  • Александр Аузан. Новый цикл: Договор-2008
  • Николай Петров. О регионализме и географическом кретинизме
  • Александр Архангельский. Культура как фактор политики
  • Виталий Найшуль. Букварь городской Руси. Семантический каркас русского общественно-политического языка
  • Даниил Александров. Ученые без науки: институциональный анализ сферы
  • Евгений Штейнер. Япония и японщина в России и на Западе
  • Лев Якобсон. Социальная политика: консервативная перспектива
  • Борис Салтыков. Наука и общество: кому нужна сфера науки
  • Валерий Фадеев. Экономическая доктрина России, или Почему нам придется вернуть глобальное лидерство
  • Том Палмер. Либерализм, Глобализация и проблема национального суверенитета
  • Петр Мостовой. Есть ли будущее у общества потребления?
  • Илья Пономарев, Карин Клеман, Алексей Цветков. Левые в России и левая повестка дня
  • Александр Каменский. Реформы в России с точки зрения историка
  • Олег Мудрак. История языков
  • Григорий Померанц. История России в свете теории цивилизаций
  • Владимир Клименко. Глобальный Климат: Вчера, сегодня, завтра
  • Евгений Ясин. Приживется ли у нас демократия
  • Татьяна Заславская. Человеческий фактор в трансформации российского общества
  • Даниэль Кон-Бендит. Культурная революция. 1968 год и «Зеленые»
  • Дмитрий Фурман. От Российской империи до распада СНГ
  • Рифат Шайхутдинов. Проблема власти в России
  • Александр Зиновьев. Постсоветизм
  • Анатолий Вишневский. Демографические альтернативы для России
  • Вячеслав Вс. Иванов. Дуальные структуры в обществах
  • Яков Паппэ. Конец эры олигархов. Новое лицо российского крупного бизнеса
  • Альфред Кох. К полемике о «европейскости» России
  • Леонид Григорьев. «Глобус России». Экономическое развитие российских регионов
  • Григорий Явлинский. «Дорожная карта» российских реформ
  • Леонид Косалс. Бизнес-активность работников правоохранительных органов в современной России
  • Александр Аузан. Гражданское общество и гражданская политика
  • Владислав Иноземцев. Россия и мировые центры силы
  • Гарри Каспаров. Зачем быть гражданином (и участвовать в политике)
  • Андрей Илларионов. Либералы и либерализм
  • Ремо Бодеи. Политика и принцип нереальности
  • Михаил Дмитриев. Перспективы реформ в России
  • Антон Данилов-Данильян. Снижение административного давления как гражданская инициатива
  • Алексей Миллер. Нация и империя с точки зрения русского национализма. Взгляд историка
  • Валерий Подорога. Философия и литература
  • Теодор Шанин. История поколений и поколенческая история России
  • Валерий Абрамкин и Людмила Альперн. Тюрьма и Россия
  • Александр Неклесcа. Новый интеллектуальный класс
  • Сергей Кургинян. Логика политического кризиса в России
  • Бруно Гроппо. Как быть с «темным» историческим прошлым
  • Глеб Павловский. Оппозиция и власть в России: критерии эффективности
  • Виталий Найшуль. Реформы в России. Часть вторая
  • Михаил Тарусин. Средний класс и стратификация российского общества
  • Жанна Зайончковская. Миграционная ситуация современной России
  • Александр Аузан. Общественный договор и гражданское общество
  • Юрий Левада. Что может и чего не может социология
  • Георгий Сатаров. Социология коррупции (к сожалению, по техническим причинам большая часть записи лекции утеряна)
  • Ольга Седакова. Посредственность как социальная опасность
  • Алесандр Лившиц. Что ждет бизнес от власти
  • Евсей Гурвич. Что тормозит российскую экономику
  • Владимир Слипченко. К какой войне должна быть готова Россия
  • Владмир Каганский. Россия и регионы — преодоление советского пространства
  • Борис Родоман. Россия — административно-территориальный монстр
  • Дмитрий Орешкин. Судьба выборов в России
  • Даниил Дондурей. Террор: Война за смысл
  • Алексей Ханютин, Андрей Зорин «Водка. Национальный продукт №  1»
  • Сергей Хоружий. Духовная и культурная традиции России в их конфликтном взаимодействии
  • Вячеслав Глазычев «Глубинная Россия наших дней»
  • Михаил Блинкин и Александр Сарычев «Российские дороги и европейская цивилизация»
  • Андрей Зорин «История эмоций»
  • Алексей Левинсон «Биография и социография»
  • Юрий Шмидт «Судебная реформа: успехи и неудачи»
  • Александр Аузан «Экономические основания гражданских институтов»
  • Симон Кордонский «Социальная реальность современной России»
  • Сергей Сельянов «Сказки, сюжеты и сценарии современной России»
  • Виталий Найшуль «История реформ 90-х и ее уроки»
  • Юрий Левада «Человек советский»
  • Олег Генисаретский «Проект и традиция в России»
  • Махмут Гареев «Россия в войнах ХХ века»
Обсудить
Добавить комментарий
Комментарии (0)