Борис Ельцин и становление новой власти в России
Мы публикуем расшифровку лекции экономиста, политолога, соавтора российской Конституции Виктора Шейниса, прочитанной 26 марта 2011 года в Киеве, в Доме ученых в рамках проекта «Публичные лекции “Політ.ua”».
«Публичные лекции “Політ.ua”» — дочерний проект «Публичных лекций “Полит.ру”». В рамках проекта проходят выступления ведущих ученых, экспертов, деятелей культуры России, Украины и других стран.
Юлия Каденко: добрый день, дорогие друзья! Сегодня у нас внеочередная лекция из цикла «Публичные лекции Полiт.ua». Мы очень рады, что у нас появилась возможность ее провести. У нас особенный гость сегодня. Вчера в парламентской библиотеке и Доме приемов Верховной Рады отмечалось 80-летие Б.Н.Ельцина. Эти мероприятия были организованы Центром Ельцина совместно с Посольством России в Украине. По-моему, они были очень интересные, просто настоящее историческое событие. Мы рады, что Виктор Леонидович Шейнис смог принять участие в обеих встречах. Он прочтет нам сегодня лекцию, после которой, возможно, состоится общий разговор. Лекции, которые приурочены к посольским вечерам, у нас проводятся при поддержке «Альфа-Банка». Мы все это помним. А сейчас я хочу предоставить микрофон Андрею Портнову, научному редактору «Полiт.ua». Напоминаю, что меня зовут Юлия Каденко. Потом мы попросим гостя начать лекцию.
Андрей Портнов: Спасибо большое! Добрый день! Думаю, что Юля очень правильно отметила значительность сегодняшнего события. Мы всегда старались проводить лекции в тот же самый день, на который назначено мероприятие. Грубо говоря, место и время встречи изменить нельзя. А сегодня оказалось, что можно, потому что повод действительно того стоит. И тема достойная – 80-летие Бориса Николаевича Ельцина. Человека, о котором историки, и не только они, будут спорить много-много лет. А мы можем попробовать уже сегодня начать такой спор, воспользовавшись приездом в Киев нашего сегодняшнего лектора. Я вспоминаю свои студенческие годы, этот драматический период, когда распадался Советский Союз, создавались независимые государства. В то время часто можно было увидеть Виктора Леонидовича по телевизору, прочитать его выступления и комментарии в газетах. Можно сказать, что сегодня у нас в гостях живой свидетель и участник тех исторических событий. Кроме того, человек, который связан с Киевом своей биографией. Может быть, он и об этом скажет. В любом случае, нам очень приятно передать слово Виктору Леонидовичу Шейнису, а он уже сам скажет, как будет называться тема его лекции.
Виктор Шейнис: спасибо! Уважаемые друзья, дамы, господа, товарищи, мне очень приятно видеть здесь людей, которые в свободный субботний день пришли для участия в серьезном разговоре. Мои коллеги уже сказали, что вчера в Киеве отмечалось 80-летие Бориса Николаевича Ельцина. Так случилось, что во времени рядом расположены по рождению два деятеля, с именами которых связаны грандиозные перемены в жизни наших стран, в жизни СССР, а затем — независимых государств России и Украины: перестройка и последовавшие за ней события. Это сближение двух фигур исторического масштаба символично. 1 марта 1931 г. родился Михаил Сергеевич Горбачев, а 2 февраля того же года — Борис Николаевич Ельцин. Естественно, на юбилейных торжествах в присутствии тех президентов – Шушкевича и Кравчука, которые подписали вместе с Ельциным Беловежские документы, в присутствии Наины Иосифовны Ельциной, дочери Татьяны, известных политиков, ученых и публицистов из Москвы время и место менее всего располагали к всестороннему анализу, который должен включать также элементы критики. Выступавшие говорили о заслугах Бориса Николаевича, о том колоссальном вкладе, который он внес в жизнь всего Советского Союза, а не только России. Разумеется, воздаяние должного человеку, безусловно, историческому, с которым связана целая эпоха, было уместно и справедливо. Но сегодняшняя наша встреча организована в другом формате. Я надеюсь, что вы с пониманием отнесетесь к тому, что я буду говорить не только о значительных заслугах первого президента России - ни в коей мере я не хотел бы их заслонить или приуменьшить,- но и о серьезных ошибках и неудачах в той деятельности, с которой связано имя Ельцина и не только Ельцина.
Здесь упомянули о моем участии. Я был одним из активистов «Демократической России», и, думаю, что критического отношения заслуживает также деятельность российских демократов. К образу «взлет и падение» довольно часто обращаются различные авторы. Так и я назвал свою довольно объемную двухтомную книгу, в которой попытался осмыслить прожитое время, наш собственный опыт: «Взлет и падение парламента. Переломные годы в российской политике (1985-1993)». Точно так же можно говорить о взлете и падении демократического движения в России, его лидеров и участников. К числу последних отношу и себя. В волнообразном движении российской демократии отразились и наши достижения, и наши ошибки и провалы. Можно, на мой взгляд, говорить и о взлете и падении Бориса Ельцина, в политической фигуре которого, наглядно воплотились сильные и слабые стороны российской демократической революции рубежа 80-90-ых годов.
Не только политики, но все люди, склонные размышлять о настоящем и будущем собственной страны (во всяком случае, у нас в России, что происходит в Украине, возможно, скажете вы, когда мы перейдем к обсуждению), задаются вопросом – как же так? Был мощный подъем движения, был праздник демократической весны, на улицы выходили сотни тысяч людей, воодушевленных идеями свободы, создания правового демократического государства. Куда это все схлынуло, почему ушло, почему очень многие разочаровались?
Сколь-нибудь обстоятельный ответ на эти вопросы, очевидно, потребует углубления в далекие исторические пласты. Моя задача гораздо скромнее – постараться оценить, какой вклад в такой оборот событий, в то, что мы имеем сегодня и что вызывает глубокое огорчение и разочарование, внесли обстоятельства формирования новой российской власти в переломные годы. И тема моей лекции (с этого, наверное, надо было начать, но не поздно объявить и сейчас) звучит таким образом: «Борис Ельцин и становление новой власти в России».
Сначала — о появлении Бориса Николаевича на союзной политической сцене. Партийный функционер был хорошо известен в Свердловске, где он возглавлял областную организацию и пользовался — не в пример многим своим коллегам — действительным авторитетом. Вслед за тем он приобрел известную популярность в Москве, после того как в конце 1985 года, на исходе первого года горбачевской перестройки, был назначен первым секретарем московского горкома КПСС, то есть стал первым лицом в тогдашней столичной иерархии. Но подлинная известность и слава (без кавычек) пришла к нему после выступления 21 октября 1987 года на пленуме ЦК. Борис Николаевич совершил поступок, который противоречил партийной дисциплине - поведению предельно зарегулированному, подчиненному строгому ритуалу, расписанному распорядку действий. Все это называлось «демократическим централизмом». Ничего подобного в этой партии не было, во всяком случае, после 20-х годов. Борис Николаевич попросил слово, и выступил с острой критической речью. Он говорил, что перестройка идет медленно, встречает на своем пути препятствия, тормозится определенными лицами. И он назвал имя в то время второго секретаря ЦК партии, Егора Лигачева, а также — что было совсем уж недопустимо по принятым меркам — сделал ряд замечаний, которые были расценены как критика генерального секретаря. Как же так, - говорил он, - мы пообещали, что скоро все изменится, но перемены незаметны, и в народе нарастает недовольство Перестройке пошел третий год, и обещать людям, что за два-три года мы все изменим – опрометчиво. Это приведет к падению авторитета партии.
Вообще-то, речь Ельцина была довольно сумбурной, не вполне внятной, но очевиден был ее критический запал. На «критику снизу», прозвучавшую на закрытом пленуме, партийная номенклатура ответила так, как она была приучена реагировать со времени искоренения оппозиции. На Старой площади, в Центральном Комитете партии объявился своего рода диссидент! Надо было видеть (а потом и прочесть на страницах «Московской правды»), как после принятия решения о смещении Ельцина выбегали на трибуну один за другим его коллеги и товарищи и вели себя, как персонажи известной басни Крылова: некогда могучий лев — их обидчик — ослаб, пришло время с ним сквитаться: «Пусть и мои копыта знает!». К сожалению, не воспринял критику и Михаил Сергеевич Горбачев. Он вел себя сдержанно, но семена конфликта были посеяны, и это крайне отрицательно сказалось на дальнейшем ходе событий, поскольку личностные отношения лидеров в эпоху крутых перемен играют существенную роль. Этот эпизод, который в другие времена прошел бы практически незамеченным, вызвал большое возбуждение в стране.
Несколько дней спустя мне довелось выступать с лекцией про страны третьего мира, которыми я тогда занимался, в Калуге. А все вопросы из зала были посвящены не странам третьего мира, а тому, что сказал Ельцин. В вопросах проступал и интерес, и явное сочувствие к человеку с самостоятельной позицией, осмелившемуся критиковать самое высокое начальство. Речь Ельцина ходила в самиздате (часто в искаженном виде), она выдвинула его на одно из самых заметных мест в политической жизни. Эта речь Ельцина была опубликована только в 1989 г. Через два года, когда состоялась публикация, нелегко было понять, что так возмутило партноменклатуру и что вызвало раздражение Горбачева: к тому времени критических выступлений, в том числе и более острых, на разных уровнях было немало.
После этого Борис Николаевич в непривычном ему положении изгоя стал нащупывать для себя новое место в политике. Ему, недавно еще высокопоставленному партийному сановнику, пришлось пройти через унижения и поношения в партийной печати. Но зато он апеллировал к обществу, и это стало стартом карьеры, небывалой в СССР после подавления всякой открытой оппозиции. А обществу был преподнесен урок: открытый протест и «внештатные» действия теперь возможны не только со стороны диссидентов, плативших за них тюрьмой и психлечебницами или изгнанием из страны, но и в самой партии, в ее руководящих структурах, в истеблишменте. Был дан образец поведения человека, вчера еще принадлежавшего к высшему эшелону власти, а теперь бросавшего вызов тому, что считалось святая святых, а именно - пресловутому «единству партии», под которым разумелось беспрекословное подчинение решениям партийного руководства, одобрение всех заявленных им установок, критика только сверху вниз, но никак не снизу вверх. Это был урок. И он был усвоен пробуждавшимся обществом.
Теперь перенесемся на несколько лет вперед. Политическая карьера Ельцина, конечно, не могла бы состояться, если бы не перестройка. Если бы не был совершен переход к политической реформе Горбачева и ее главному звену — полусвободным, альтернативным выборам. В 1989 г. избирается Съезд народных депутатов СССР, а в 1990 г. - Съезд народных депутатов России, Верховная Рада Украины, высшие представительные органы во всех союзных республиках. Позади у Ельцина - отставка и разоблачения, которые лишь пробуждают к нему интерес и сочувствие в широких слоях населения, его знаменательное выступление на 19-й партийной конференции, на трибуну которой он пробивается с боем, слова Лигачева: «Борис, ты не прав», и отклик граждан: «Борис, борись, ты прав!». За спиною у Ельцина триумфальное избрание на Съезд народных депутатов СССР. Причем Ельцин победил своего конкурента с разгромным счетом в одномандатном национально-территориальном округе столицы вопреки яростному сопротивлению номенклатуры. Конкурентом его был директор одного из крупных заводов, некто Браков. Люди шли на избирательные участки с девизом: «Избираем Ельцина и бракуем Бракова».
Теперь все это позади, он избран на Съезд народных депутатов СССР и даже в постоянно действующий орган Съезда — Верховный Совет. На выборах ВС его забаллотировали, но он проходит туда благодаря тому, что один честный и убежденный (правда, совершенно не искушенный в политике) человек, омский юрист Казанник уступает свое место Ельцину в Верховном Совете: «Он там нужнее, чем я». Это серьезная моральная победа Ельцина, но она не имеет практического значения. Потому что Верховный Совет, как и Съезд народных депутатов СССР, управляем из президиума. Межрегиональная депутатская группа, в которую вошел Ельцин (и многие украинские народные депутаты) — фактически первая за десятки лет организованная группа демократической оппозиции в высшем органе государственной власти, - на Съезде в меньшинстве: по разным подсчетам межрегионалы насчитывают 250-350 депутатов из 2250; в некоторых, особенно острых голосованиях, когда их правота многим казалась очевидной, они добирали до 800 голосов. Но, тем не менее, межрегионалы погоды на самом Съезде не делали.
Проходит год. Ельцин избирается, снова триумфально, на этот раз в Свердловске, на российский Съезд. А российский Съезд имеет другую композицию, здесь соотношение сил выглядит принципиально иным образом. Изначально организуются два крыла: «Демократическая Россия» и «Коммунисты России». С самого начала формируются политические фракции, хотя формально структурирован съезд по территориальным организациям. В отличие от союзного Съезда здесь преобладающая часть депутатского корпуса четко заявила свою политическую ориентацию: примерно 45% - это «Демократическая Россия» и ее сторонники, примерно 40 – 42% - «Коммунисты России», между ними — слабый центр, «болото», как называют подобного рода образование в парламенте со времен Великой Французской революции. Но «болото» играет балансирующую роль. Не самостоятельную, но ключевую. Потому что голоса депутатов «болота» необходимы для того, чтобы провести те или иные решения, чтобы получить хотя бы простое большинство.
В Конституции РСФСР, которая была составлена как слепок с Конституции СССР, порядок работы Съезда после его открытия был определен следующим образом. Съезд открывает и ведет до избрания председателя Верховного Совета председатель Центральной Избирательной комиссии. Представьте себе, руководитель технического органа, который организовывает выборы, – открывает и ведет заседания высшего органа государственной власти! Но для составителей Конституции, в частности Анатолия Ивановича Лукьянова, в общем, это была действительно техническая процедура. Предполагалось, что после утверждения повестки дня (и до выборов постоянно действующего ВС) сразу избирается председатель парламента. А председатель Верховного Совета, хотя членом Верховного Совета не является, по своим полномочиям приближается к президенту, — это ключевой пост в государстве. На Союзном Съезде все это произошло достаточно просто и быстро: избрали Михаила Сергеевича Горбачева председателем Верховного Совета СССР, и Съезд покатился по накатанной дорожке.
В России события развернулись иначе. Прежде чем избирать председателя, решают демократы, надо к тому подготовить, «разогреть» Съезд дискуссией о социально-экономическом положении в республике. Оно тяжелейшее, почти катастрофическое. Тогда депутаты (не без давления своих избирателей) поймут, насколько важно на главный государственный пост избрать сильного, влиятельного, авторитетного деятеля. Так будет пройден путь к избранию Ельцина. А пока на Съезде и в обществе (идет прямая трансляция заседаний) нагнетается тревога, Съезд ведет председатель Центризбиркома РСФСР Василий Иванович Козаков. Он добропорядочный чиновник, в непредусмотренной ситуации должен выполнить партийное задание - привести Съезд к избранию своим председателем кого-либо из кандидатов, уже согласованных в ЦК КПСС. Но это уже не в его власти: в аппаратном сценарии возникает сбой. Демократическое крыло сломало заранее намеченный порядок работы Съезда и готовит его к избранию Ельцина. Равной ему по популярности в обществе кандидатуры нет. Нет у партноменклатуры и среди депутатов Съезда кандидатуры, под которую можно сплотить большинство - «Коммунистов России» и «болото». В ЦК срочно собирают тех депутатов, на поддержку которых можно рассчитывать, и пытаются такое большинство сколотить. Заранее не позаботились закинуть в состав депутатского корпуса через какой-либо контролируемый округ фигуру, которая могла бы составить конкуренцию Ельцину на таком Съезде. И теперь «скамейка запасных» - официальных претендентов выглядит слабо. Возможно, не вполне отдавали себе отчет, насколько важен тот пост, за который идет борьба: ведь РСФСР — лишь республика в составе Союза, ее властные структуры самостоятельной роли не играют.
Между тем, в дикуссиях, которые все более раскаляют Съезд, проходит день за днем, и, наконец, через две недели дело подходит к главному вопросу - избранию председателя ВС. Избрание Ельцина «ДемРоссия» связывает с другим вопросом — о государственном суверенитете РСФСР. В дискуссии было показано, что многие беды республики связаны с тем, что на ее территории распоряжаются некомпетентные союзные структуры, блокирующие неотложные реформы. Главное, с чем выступает Ельцин — это программа утверждения суверенитета республики, т.е выведения российского государства из-под доминирующего влияния союзной партийно-государственной номенклатуры, которая тормозит и уродует перестройку и сопротивление которой не может, не решается преодолеть Горбачев.
Съезд, наконец, переходит к голосованию. Первый тур. Его результат: Ельцин получает 497 голосов, а для избрания нужна половина плюс один - 531 голос. Его противник, кандидат «Коммунистов России» Иван Полозков, получает 473 голоса. В политическом и нравственном отношении это фигура ничтожная, но у коммунистов действует дисциплина голосования. Разрыв не очень велик. Второй тур: Ельцин получает 503 голоса, то есть «прибавка» составляет всего лишь 6 голосов. Полозков теряет 15 голосов. Теперь надо снова переходить, к выдвижению и обсуждению кандидатов. Перед этим собирается согласительная комиссия. Коммунисты говорят: ну, что ж, надо сбросить обоих кандидатов, и выдвинуть новых. Им важно отвести Ельцина. Мы сопротивляемся. В согласительной комиссии выработать общий подход не удалось. Вопрос выносится на Съезд, и здесь мы пробиваем решение о допустимости выдвижения кандидатов, уже баллотировавшихся в первых турах. Полозкова коммунисты уже не выдвигают, вместо него - Власова. Ныне это совершенно забытая фигура; он был председателем Совета Министров Российской Федерации до избрания на Съезд. У Власова спрашивают: скажите, вас ведь выдвигали в первом голосовании, и вы взяли самоотвод.. Почему вы отказались? «Ну, так рекомендовал Центральный комитет моей партии», - сказал Власов, и этим он начисто подорвал свои шансы. Таково было настроение на I Съезде: чью волю будет исполнять председатель — Съезда или руководства своей партии? Но сторонникам Ельцина необходимо получить как минимум еще 28 голосов. Где их взять? У «ДемРоссии» этих голосов нет... Но на стороне Ельцина - харизма, мощная поддержка в обществе. Он известен своей борьбой за ускорение перестройки и, что особенно импонировало людям, борьбой против привилегий номенклатуры. Избиратели внимательно следят за трансляцией со Съезда и оказывают давление на своих избранников. Когда депутаты идут из гостиницы «Россия» в Кремль, они проходят по живому коридору пикетчиков с плакатами: «Голосуйте за Ельцина!» Они получают телеграммы с мест с аналогичными требованиями.
Итак, на стороне Ельцина общественное мнение и поддержка «ДемРоссии» на Съезде. Последняя важна и необходима, но самодостаточность «ДемРоссии», ее влияние не надо переоценивать. Само оно в значительной мере проистекало из того, что в ней видели сторонников Ельцина. Популярность Ельцина распространилась и на его сторонников. Но все-таки этих голосов недостаточно, а сопротивление его противников не сломлено... И тогда Борис Николаевич включает фактор, о котором известно очень мало: он начинает переговоры с некоторыми группами депутатов «болота» или даже поддержавших в первом туре кандидата «Коммунистов России». Им обещана «раздача слонов» после победы – посты в будущей администрации. Так закладываются основы будущей властной коалиции, в которую войдет часть бывшей коммунистической бюрократии, для которой открывалась перспектива потеснить бюрократию, утвердившуюся в союзных органах власти. Демократов и часть бюрократов объединила платформа борьбы за российский суверенитет, которую возглавил Ельцин.
И наконец, с третей попытки, с перевесом в четыре голоса – 535 голосами побеждает Борис Николаевич. Это был поворотный пункт. В руках у Ельцина и его сторонников оказался ключевой в России пост. Благодаря этому Ельцин выдвигается по своему влиянию, учитывая место России, на второе место после Горбачева. Теперь это фигура явно союзного масштаба. И это все понимают.
После избрания Ельцина почти единогласно утверждается Декларация о суверенитете РСФСР. Она значительно шире своего названия, включает основные принципы построения нового общества и нового государства. Суверенитет РСФСР — естественное и необходимое условие существования государственности России. Носитель суверенитета и источник власти - не партия (6-я статья Конституции о партии как о направляющей силе отброшена уже на Союзном съезде), а многонациональный народ, который осуществляет государственную власть непосредственно и через представительные органы. Гарантии прав и свобод граждан - в соответствии с Конституцией и общепризнанными нормами международного права. Многопартийность и гарантии равных правовых возможностей всем гражданам, политическим партиям и общественным организациям в управлении государственными и общественными делами. Разделение законодательной, исполнительной и судебной властей в правовом государстве. Ничего подобного в советских Конституциях не было. И сверх того, в Декларацию закладывается еще одно очень важное положение, а именно – законы Российской Федерации первичны по отношению к законам Советского Союза. Действие актов СССР, вступающих в противоречие с суверенными правами РСФСР, приостанавливаются республикой на своей территории. То есть, надломлена вертикаль власти, тот инструментарий, с помощью которого осуществлялось партийное руководство, а в конкретной ситуации начала 90-х годов — тормозилось продвижение перестройки. Но у провозглашенного принципа была и другая сторона: была заложена предпосылка распада СССР. Правда, Россия была не первой и не последней республикой, провозгласившей свой суверенитет.
В других документах, принятых Первым Съездом, утверждалось, в частности, что Союзу ССР оставляются 8 министерств, а все остальные переходит в ведение Российского правительства. Указывалось, что Российский парламент должен принять законы, которые реализуют суверенитет России в составе Союза на практике. Депутаты утвердили эти и другие положения на эмоциональном подъеме. Но пока что все оставалось на уровне декларации. Как все это на практике осуществить? Ведь российские государственные структуры — и в этом было отличие Российской Федерации от Украины, Белоруссии, Таджикистана и других республик - не самостоятельны. Они слиты, включены в союзные структуры. Как осуществить реальный переход власти, если директора заводов, милиция, КГБ и т. д. подчиняются союзным органам власти?
После I съезда Ельцину и его сторонникам, формирующим органы новой российской власти, пришлось столкнуться с целым рядом вызовов. Первый из них — это то, о чем я только что сказал. К этому надо добавить, что экономическое положение ухудшалось стремительно. Российская власть оказалась не в состоянии реализовать программу рыночных преобразований, с которой пришло первое перестроечное правительство, а именно — программу «500 дней» Григория Явлинского. Программа рассчитана была на то, что она будет проводиться во всесоюзном масштабе, а оказалось, что невозможно реализовать ее даже в границах Российской Федерации. Российское правительство было сформировано летом 1990 г. а уже 18 октября Явлинский подал в отставку. Мотивация: реализация программы сорвана союзной властью и неспособностью российского правительства этому противостоять.
Второй вызов. Союз ССР распадается. Рвутся политические, административные и хозяйственные связи, а рыночных и договорных связей между субъектами хозяйственной деятельности еще нет. Начинается изнурительный процесс разработки Союзного договора. Цели участников разные, перспектива неясна для всех.
Третий вызов. По самой России шагает «парад суверенитетов» автономных республик. Автономии Российской Республики, почувствовав ослабление федеральной власти, требуют: государственное устройство в России должно стать симметричным союзному. Раз законы СССР могут исполняться лишь в той мере, в какой они не противоречат российским законам, то и законы Российской Федерации должны осуществляться в той мере, в которой они не противоречат нашим законам. Мы, автономные республики, - тоже суверенные государства.
Ельцину неоднократно ставили в вину его ответ на требования автономий - фразу, сказанную примерное в это время: «Берите суверенитета столько, сколько вы можете проглотить». Эти слова расценивались как сигнал к распаду исторической территории России. Но это был маневр. И, на мой взгляд, маневр, который в значительной мере снял напряжение, перевел назревавшую внутри России конфронтацию в торг с региональными элитами. Со временем об исключительных правах и суверенитете автономных республик (переименованных в «республики в составе РФ») и о Федеративном договоре, который был заключен в 1992 году и увенчал достигнутый компромисс, забудут. Но выстраивание власти в Российской Федерации все эти годы наталкивалось на сепаратизм автономий, которые на Съезде имели довольно внушительное представительство. Время от времени они демонстративно отклоняли некоторые решения Съезда. И хотя им принадлежало меньшинство голосов, существовала вполне реальная опасность, что их представители уедут в свои Казани, свои Грозные и т.д и будут там проделывать то, что поведет к развалу Российской Федерации.
Первые шаги становления новой российской власти серьезно осложняло то, что не было единства и в самом российском руководстве, во-первых, и в острую фазу вступал конфликт Союза и России, Ельцина и Горбачева, во-вторых.
Нелегкие вопросы вставали и перед союзным руководством, перед Горбачевым. Реформаторы в руководстве СССР и КПСС подвергались ударам с разных сторон. Со стороны консервативной бюрократии, становившейся в оппозицию к Горбачеву, который, по их словам, неспособен защитить партию и социализм, сдает советскую власть. И со стороны республик, рвавшихся из состава СССР. Перед Горбачевым встал выбор: продолжение и радикализация перестройки или сохранение СССР; раскол КПСС и создание социал-демократической партии или попытка сохранить единство КПСС, которое становилось все более формальным; ассоциация с демократами, которые ведут себя все более непочтительно, или «консолидация», о которой он говорит все более настойчиво, но которая оборачивается попустительством реакционерам и фундаменталистам, в том числе в собственном окружении. В 1990-91 гг. Горбачев попытался проводить среднюю, промежуточную линию. И в этом была, на мой взгляд, и его капитальная ошибка, и трагедия перестройки. Ему надо было выбирать между сохранением Союза в прежних границах и продвижением перестройки. Он попытался делать то и другое - и проиграл все. (Об этом говорили ему ближайшие сотрудники, в их числе Анатолий Сергеевич Черняев, недавно опубликовавший свой дневник — ценнейший исторический источник). Но по мере того, как ослабевали позиции Горбачева, знамя и энергетика реформ переходили в руки Ельцина. Однако ситуация, складывавшаяся вокруг Ельцина, была не менее сложна.
В феврале 1991 г. в российском парламенте была предпринята попытка сместить Ельцина. В оппозиции к нему изначально была самая реакционная часть истеблишмента. Но не только она. Я говорил о том, что в обмен за голоса, поданные за его избрание, были обещаны посты депутатам промежуточной политической ориентации (или вообще не имевшим таковой) Некоторые из них вошли в руководство парламента. И теперь они открыто переходят в стан противников российского президента. В феврале 91 два заместителя Ельцина, председатели и заместители председателя обеих палат ВС выступили с демаршем, в котором потребовали собрать внеочередной Съезд и поставить на нем отчет Ельцина. Цель этой акции была совершенно определенной: сместить Ельцина с нелегко доставшегося ему поста. Следует отметить, что в критике стиля руководства Ельцина содержались справедливые моменты. Впоследствии эти особенности его поведения станут еще более очевидными и разрушительными. Но в 1991 г. его смещения демократы ни в коем случае допустить не могли, ибо другого деятеля, способного возглавить сопротивление консервативной бюрократии и проведение прогрессивных реформ, в российской политике не было.
Между тем 17 марта 1991 года союзное руководство проводит референдум. Вопрос, заданный избирателям, был сформулирован очень лукаво: «Считаете ли Вы необходимым сохранение СССР как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой бы в полной мере гарантировались права и свободы человека любой национальности?». Предполагалось, что все: коммунисты, националисты, демократы найдут в постановке вопроса нечто, отвечающее их устремлениям, и дружно дадут положительный ответ. Но изобретатели этой формулы перехитрили самих себя. Убежденные сторонники каждого из этих течений увидели в вопросе то, что было выгодно их противникам. Так, коммунисты, встревоженные перестроечными процессами, хорошо помнили, что лозунг прав человека, да еще любой национальности, «подброшен» зарубежными недругами и противостоит нашим «социалистическим ценностям». Националисты подозревали, что ни о каком суверенитете республик никто не вспомнит в «обновленной федерации», демократы не хотели видеть «обновленную федерацию» ни советской, ни социалистической и т. д.
В результате в России (в Украине, по моему, примерно то же самое было) – положительный ответ дали около 70%. Но именно благодаря тому, что проводится всесоюзный референдум, российская власть делает свой ход – одновременно решением Верховного Совета России объявляется другой референдум - о введении президентской власти в России. За это тоже голосуют 70%, но это разные 70%. Есть те, кто голосовал и за то, и за другое, есть те, кто голосовали против и того и другого. И на 12 июня 1991 года назначаются выборы первого президента России, в России провозглашается президентская республика, а в июле происходит инаугурация Ельцина. Это очень серьезный шаг, который укрепляет позиции Ельцина и позиции демократических сил в России. Твердая позиция Ельцина в значительной мере предопределила провал путча самой реакционной части номенклатуры в августе 1991 г. Это, конечно, одна из причин, один из факторов поражения путчистов. Свою роль сыграл и категорический отказ Горбачева, изолированного на крымской даче, присоединиться к заговорщикам. Это с самого начала сделало их предприятие незаконным. И, конечно, мощное выступление актива общества — прежде всего в Москве и Ленинграде.
Мне хотелось бы отметить еще одно обстоятельство. Сейчас, когда много опубликовано, и разбираешь день за днем, час за часом, как готовился и осуществлялся переворот, поражаешься бездарности людей, которые, имея на руках козырные карты, не смогли переворот организовать. Вспоминаются стихи Давида Самойлова о разговоре Пушкина с Пестелем. Пушкин говорит Пестелю: «Ах, русское тиранство - дилетантство, Я бы учил тиранов ремеслу». К несчастью, в российской истории после пушкинских времен было немало достаточно профессиональных тиранов. Но эти-то люди, вываренные в отстойниках одрябшей партии, ремеслу серьезных государственных дел не обучены. Они знают: надо собраться, проголосовать, спустить по инстанциям директивы, и ждать, что распоряжения «руководства» станут неукоснительно выполняться. И вот они объявляют свои решения, обращаются к партии, к населению, а чиновники на местах сидят и выжидают, как пойдет дело. Никто не идет защищать ГКЧП. А у ГКЧПистов нет ни беспощадности Ленина в борьбе за «интересы пролетариата», ни свирепости и палаческой изощренности Сталина, ни холодной расчетливости китайских вождей, которые перебили на центральной площади Пекина тысячи студентов и сохранили свой режим. По ТВ показывают пресс-конференцию ГКЧП, и вся страна видит, до чего ничтожны эти претенденты на власть: у одного дрожат руки, другой валяется в пьяном забытьи и не смог поучаствовать в представлении, третьи уже поглядывают по сторонам. Эти люди не способны организовать переворот. Опыт у них убогий: они рассчитывали, что все произойдет так, как в 1964 г. с Хрущевым: собрался ЦК, выслушал решение президиума и единогласно одобрил «смену караула». Растерянность самого ГКЧП передалась второму, третьему эшелонам власти, прежде всего силовым структурам, которые одни только и могли побороть сопротивление... А во главе сил сопротивления реакционному перевороту — не Горбачев, а Ельцин. Спор двух политиков решен в его пользу.
Поражение ГКЧП влечет за собой крушение Советского Союза, распад коммунистической партии. Теперь у Ельцина серьезных оппонентов в российской политике как будто бы нет. Во всяком случае, в первые месяцы после победы над путчем. То, что заявлено в Декларации о суверенитете, можно претворить в жизнь. Но реальную власть еще надо выстраивать. Накопившиеся проблемы надо решать — только так можно доказать дееспособность новой российской власти. А она оказывается перед лицом серьезных вызовов. С вызовом, брошенным автономиями, более или менее справились заключением Федеративного договора. Автономные республики объявлены суверенными государствами. Для федеративного государства это опасно, но напряжение временно ослаблено. Автономные области - все, кроме еврейской - провозгласили себя автономными республиками.
С бывшими автономиями, поднявшими свой статус, каким-то образом разобрались, конфликт отодвинули (кроме Чечни и Татарстана). Но экономическое положение стремительно ухудшается. Если бы программа Явлинского была запущена осенью 90-го года, может быть, переход к рынку было бы проще осуществить, хотя легко все равно бы не удалось. Но время упущено, и на исходе 1991 г. положение отчаянное. Что делать? Ельцин поверил в команду реформаторов — профессионалов, которых привел к нему Геннадий Бурбулис. Следует подчеркнуть: Борис Николаевич обладал поразительной интуицией, чувством власти и до определенного момента умением подбирать людей. На исходе его президентства это умение ему изменит, что будет иметь катастрофические последствия. А в конце 1991 г. он призвал команду Гайдара. Сегодня Гайдар, Чубайс в массах населения России — ненавистные имена. С ними связывают потерю денежных накоплений. Но обыденное сознание не улавливает, что эти деньги превратились в труху еще до Гайдара - тогда, когда проводилась безумная советская экономическая и внешняя политика, когда на поддержание статуса сверхдержавы — на военные расходы, на ВПК, на оплату зарубежной клиентуры: правителей стран, объявивших о «социалистической ориентации», и просто бандитов, «борцов с империализмом» уходило до половины национального дохода, не говоря уж о чудовищной неэффективности командно-распределительной экономики. Работал печатный станок, накопления граждан обесценивались. Был промотан золотой запас Советского Союза.
Правительство Ельцина-Гайдара освободило цены, и в 1992 г. они взлетели в 26 раз. Но зато за несколько месяцев удалось победить товарный дефицит в торговле. Разными путями увеличивались доходы населения — разумеется, не у всех и не в равной мере. В результате в Россию пришло то, что в 1989 г. я наблюдал в Варшаве: Польша к экономической реформе перешла раньше. Государственная торговля рухнула, а на центральной улице Варшавы стояли столы, на которых был разложен невесть откуда взявшийся разнообразный товар — от шнурков для ботинок до мяса и экзотических фруктов. Теперь то же самое произошло в Москве (вероятно, так было и в Киеве). У «Детского мира» в центре столицы — тоже столы с разнообразными товарами. Вину за скачок цен возложили на правительство реформаторов. Но здесь надо иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, правительство находилось под сильным давлением Съезда народных депутатов России, неумеренно раздувавшего государственные расходы. Съезд, который избрал Ельцина и одобрил экономическую программу Гайдара, тоже испытывал давление — избирателей и советских хозяйственников, которые требовали: дайте оборотные средства, дайте государственные субсидии, оплатите нашу неконкурентоспособную продукцию, введите взаимозачет платежей по задолженности. Прошло всего три месяца с начала экономической реформы, и правительство Гайдара на VI Съезде оказалось под огнем. Гайдар говорил, что такие жесткие меры в конкретной ситуации, которая сложилась, могло проводить либо диктаторское правительство, либо правительство, которое опирается на харизму признанного народного лидера. Диктатуры никто не хотел, а вот харизма была, но харизма изнашивается, и атака развернулась сначала на правительство Гайдара, но скоро под ударом окажется и президент. В те дни мне вместе с группой депутатов доводилось довольно часто приезжать на Старую площадь в кабинет Гайдара. Он нам показывает: «Вот смотрите, я сегодня получил сводку: «В Москве хлеба на столько-то дней осталось, мяса на столько-то, овощей на столько-то», и так далее. Необходимы были срочные меры, которые позволили бы и вытянуть на рынок какие-то товары ширпотреба и какое-то продовольствие.
Реформы Гайдара открыли — и это во-вторых, экономическое пространство для предприимчивых людей, которые стали находить способы, как помочь себе самим, а не ждать благодеяний от государства. Конечно, для ловких мошенников, сколачивавших колоссальные состояния, но не только для них. Еще не написана история «челноков», которые с величайшими мытарствами привозили из-за границы то, что пользовалось спросом у населения. Как из-под земли стали прорастать и другие виды хозяйственной инициативы.
Как бы то ни было, самый трудный период мы прошли. Но разлад между властями, правительством и парламентом усиливался. Через некоторое время стрелы полетели уже в Ельцина. На Съездах народных депутатов складывается новое большинство — антиправительственное, антипрезидентское. Депутаты утверждают, что реформы надо проводить иначе. Их лидером становится Хасбулатов, унаследовавший председательский пост во главе Верховного Совета после того, как Ельцина, избрали президентом. Человек очень способный, хорошо владевший искусством интриги, он подчинил себе вскоре Верховный Совет, опираясь в нем на новое большинство. Конечно, эти изменения в ВС отражали то, что произошло в стране - сдвиги в общественных настроениях. Теперь Хасбулатов и его новые союзники пытаются вырвать у президента власть. Один за другим идут Съезды, VI-й и VII-й. Съезды принимают постановления, которые ставят правительство в такие условия, при которых оно работать не может. От Ельцина требуют заменить правительство. Ельцин пытается сохранить Гайдара. Гайдар - исполняющий обязанности премьера, чтобы сохранить за ним этот пост, необходимо хотя бы простое большинство, но большинства на Съезде у Ельцина и его сторонников нет.
Процесс работы над Конституцией изначально раздвоен. С одной стороны, Конституционная комиссия, избранная еще на I-м Съезде, готовит проект новой Конституции. Его продвижение блокируется консервативной частью Верховного Совета и Съезда народных депутатов. Параллельно вносятся поправки в действующую Конституцию. Эта Конституция, принятая еще при Брежневе, при Горбачеве была существенным образом модифицирована: в 1988 году - союзная, в 1989 году — российская. Теперь в нее был внесен целый ряд достаточно глубоких изменений. Эти изменения - разнонаправлены. Некоторые из них — позитивны. В частности, права и свободы человека и гражданина, сформулированные на уровне современных международных стандартов, практически в неизменном виде перенесены в действующую Конституцию из проекта новой Конституции. В Конституцию введен пост президента и предусмотрено разделение властей. Вокруг этого на VII-м Съезде в декабре 1992 г. разворачивается политическое сражение: Хасбулатов и его сторонники пытаются подчинить назначение министров Верховному Совету. Для того Съезду предлагают внести ряд конституционных поправок. Сторонники этих поправок понимают, что не все депутаты решатся голосовать за антипрезидентские поправки. Престиж и влияние Ельцина еще велики. Поэтому они с помощью председательствующего на Съезде Хасбулатова посредством ряда махинаций пробивают абсурдный порядок: конституционные поправки ставятся на тайное голосование. Тайное голосование - разумный способ решения персональных вопросов, но в данном случае депутатам дают возможность скрыть свою позицию по принципиальному политическому вопросу - их отношение к конституционному строю, к разделению властей. Тем не менее, собрать конституционное большинство за основные поправки не удалось. И тогда вроде бы намечается компромисс. Ельцин предлагает вновь проголосовать конституционные поправки, предусматривающие согласие Верховного Совета с назначением нескольких ключевых министров, в обмен на утверждение Гайдара во главе правительства. Заключается неформальное соглашение. Сначала вносится и проходит проект Ельцина о поправках, которые выводят часть правительства из-под единоличного контроля президента. Затем голосуется кандидатура Гайдара, и большинство Съезда вопреки договоренностям его проваливает. С этого момента Ельцин начинает предпринимать шаги, направленные, по сути дела, к ликвидации Съезда. Первый шаг сравнительно осторожный: Ельцин выступает с заявлением: «С этим Съездом работать нельзя, я ухожу и призываю моих сторонников собраться в соседнем помещении, чтобы обсудить, что делать дальше». Ход был бы сильный, если бы он лишил съезд кворума, но этого не получилось: число ушедших депутатов недостаточно.
Ситуацию тогда удалось разрядить, но компромисс оказался недолговечным. С первых дней 1993 г.конфликт разгорается все сильнее, чем дальше — тем больше. В конечном счете конфликт, в котором обе стороны ведут игру без правил, подходит к такой точке, где Ельцин выходит за рамки Конституции. 21 сентября он издает указ №1400 о прекращении полномочий данного Съезда и ВС, и о проведении досрочных выборов парламента. В какой мере такое неконституционное решение было оправданным и необходимым? К тому времени у демократов было несколько фракций на Съезде. «Демократическая Россия» и «Радикальные демократы» побуждали президента к такому шагу и решительно его поддержали. А та фракция, к которой и я принадлежал («Согласие ради прогресса»), считала, что президент должен вести позиционную борьбу и как-то договариваться с Верховным Советом, ибо выход за рамки Конституции чреват очень серьезными последствиями. Так оно и получилось.
Когда указ был опубликован, мы полагали, что следует исходить из новой ситуации и искать выход, не обостряя конфронтацию. Мы исходили из того, что в этой ситуации за оппозицией, доминировавшей в Верховном Совете и на Съезде, открывалась возможность конструктивных действий. Ведь была назначена дата парламентских выборов, вслед за которыми могли пройти также и выборы президента, а выборы еще не были управляемыми и фальсифицированными. Оппонирующей стороне было сказано: идите на выборы, посмотрим, кого поддерживает народ. Президент рассчитывал на победу: в апреле 1993 г. был проведен промежуточный референдум, который не дал выхода из противостояния, но показал, что ответ даже на провокационно сформулированный вопрос дает большинство президенту, а не сторонникам Верховного Совета, и они на выборах могли получить немалое число голосов. Вместо этого оппозиция решила воспользоваться явно антиконституционным шагом Ельцина и добиться смещения президента. Для этого проводится незаконное исключение из состава Съезда более 100 депутатов — сторонников президента и таким образом формируется искусственное большинство. Конституционный суд, несмотря не протесты некоторых судей, принимает решение, которое позволяет собранию, поименовавшему себя «X Съездом», перейти к процедуре импичмента и скоропалительно принять решение о смещении Ельцина. Но на этом собрании никогда не было кворума, и поэтому все его решения были незаконны, как и незаконен был указ Ельцина. Правда, указ этот намечал мирный выход из ситуации и восстановление конституционных органов власти (вскоре было принято решение, что одновременно с выборами 12 декабря на внеочередное голосование будет вынесен проект новой Конституции). А продолжение противостояния вело к развязыванию гражданской войны. Причем среди сторонников ВС ведущая роль все более переходила к наиболее реакционным, черносотенным силам. Неправовыми были действия обеих сторон конфликта. А раз так, вопрос должна была решить сила, и когда 3-4 октября 1993 года антипрезидентские силы попытались вооруженным путем взять власть, они потерпели поражение.
О событийной стороне дела можно говорить долго, но в заключение мне хотелось бы остановиться на позиции российских демократов. В общем, мы поддерживали Ельцина, поскольку связывали с ним продвижение рыночных, демократических, антиимперских реформ, перед которыми — к нашей общей беде — сначала замедлил темп преобразований, а затем остановился Горбачев. Именно Ельцин, как никто другой из политических деятелей СССР, внес решающий вклад в поражение реакционного, реваншистского путча в августе 1991 г. И эта позиция в основе своей была верна, что особенно важно подчеркнуть сейчас, когда в общественном мнении России по отношению к Борису Николаевичу произошел сдвиг. На мой взгляд — несправедливый.
К сожалению, однако, принципиальное отличие между харизматическим лидером, получившим массовую, народную поддержку, и сахаровской ветвью российского демократического движения - назову ее так — было осознано не сразу. По крайней мере, я это могу сказать про себя и своих ближайших политических друзей. Поэтому мы не заметили, как «Демократическая Россия» из активного участника политической борьбы превращалась в эшелон поддержки президента, который самостоятельно решал ключевые вопросы, в том числе - о разгоне Съезда, не консультируясь ни с депутатами, составлявшими его парламентскую базу, ни с внепарламентскими демократическими организациями. А затем демократы превратились в обоз новой власти. Ибо после 1993 года соотношение сил в стране резко изменится. Силы прежней оппозиции будут сброшены с шахматной доски. Выборы, которые произойдут в декабре 1993 года, дадут парламент еще не ручной, но безвластный. Безвластный, во-первых, в результате тех изменений, которые были внесены в Конституцию, и во-вторых, потому что противостоявшие президенту силы были политически ослаблены.
О Конституции особый разговор. Я был участником ее разработки с самого начала. На мой взгляд, высокой оценки заслуживают декларативные по сути разделы Конституции: «Основы конституционного строя» – первая глава и «Права и свободы человека и гражданина» - глава вторая. Но содержащиеся в них замечательные нормы могут работать, когда существуют надежные механизмы их реализации и соответствующие институты. Механизмы — это организация государственной власти, взаимодействие и взаимоуравновешивание властей: законодательной, исполнительной, судебной. Между тем в нашей Конституции в силу исторических обстоятельств ее появления на свет серьезный перекос в пользу исполнительных структур и президентской власти совершенно очевиден. Такова была позиция Ельцина, роль которого на заключительной стадии конституционного процесса была решающей. Эту позицию решительно поддержали демократы, участвовавшие в политических боях президента с парламентом, в лице которого они видели — с большим или меньшим на то основанием — воплощение реакции.
В результате Россия обрела Конституцию противоречивую, не ставшую преградой перед реставрацией авторитаризма. Она долго не подвергалась изменениям. Но уже изначально в этой Конституции были заложены, бесконтрольность исполнительной власти и слабость парламента. А затем началось прямое наступление на избирательную систему, на независимость суда, на свободные СМИ. В итоге сам парламент превратился, по сути, в отдел при администрации президента.
В Вашингтоне в общем ряду его замечательных музеев недавно появился Музей первой поправки к конституции. Это превосходный современный музей. В него водят школьников, где они с юного возраста постигают суть конституционного строя и конституционного мышления. Первая поправка звучит так: «Конгресс не должен издавать законов..., ограничивающих свободу слова или печати, или право людей мирно собираться» и так далее. Вот принципиальный подход американских конституционалистов: со свободой слова, другими свободами, которые образуют наши естественные права и которыми мы пользуемся, мы разберемся сами — они никем не дарованы. А узда накладывается на власть, на Конгресс: он не должен издавать ограничительные законы. А мы после издания целого ряда законов, ограничивающих не власть, а граждан, их права, их организации, в 2009 г. подошли к тому, что стали править с той же целью саму Конституцию. Наша первая поправка продлевает срок полномочий президента с четырех до шести лет. Т. е. возможность граждан оказывать влияние на единственный значимый выборный пост, в котором сосредоточен максимум государственной власти, на верхушку пресловутой вертикали, как ни слабо это влияние в нынешних условиях, серьезно ослабляется. Промежуток времени, через который граждане теоретически могут вынести свой вердикт, растягивается в полтора раза. Это очень вредная и опасная поправка. Но движение к ней началось еще в 90-е годы.
Назову несколько шагов Ельцина, которые вели нас к сегодняшнему состоянию. Первый — это, конечно, безумная чеченская война. Не только с Масхадовым, но и с Дудаевым можно было договориться о мирном разрешении вопроса. Но Борис Николаевич решил, что вопрос можно решить через колено. Тем более, что ему пообещали: «Одним полком за два часа...». И мы получили многолетнюю войну, которая взорвала весь Северный Кавказ и до сих пор уродует социально-политическую жизнь России. Это первое. Второй шаг – выборы 96 года. Бориса Николаевича, человека, с серьезно подорванным состоянием здоровья, убедили, что именно ему нужно идти на президентские выборы, первые после 1991 года, ибо только он может будто бы противостоять кандидату коммунистов. Убедили российские олигархи, собравшиеся в Давосе, принявшие там решение и авансировавшие значительные суммы на проведение выборов. За эту поддержку пришлось дорого заплатить всему обществу. Отсюда - процесс практически даровой раздачи собственности, ее самых лакомых кусков (в виде залоговых аукционов и т. п.) и слияния власти и собственности. Но затем произошла рокировка: если в 90-ых годах доминирующей фигурой в этом антидемократическом симбиозе был олигарх, то в сегодняшней России - государственный чиновник. И третий шаг — назначение преемника, т. е. создание условий, при которых наследником во власти должно было стать лицо, на котором после перебора ряда вариантов остановил свой выбор Борис Николаевич.
В этой связи хочу поделиться своим впечатлением от вчерашнего чествования Ельцина в Доме приемов. Я уже сказал, что меня радует внимание, которое в Украине было уделено первому российскому президенту. Заслуги Бориса Николаевича в том, что Россия покончила с коммунистическим режимом и отбила атаку реваншистов в августе 1991 г., бесспорны. Вопросы — к сценарию вчерашней постановки. Выступления на таком вечере, конечно, не могли не быть комплиментарными. Речи были разделены яркими отрывками из опубликованных мемуаров Ельцина, которые воспроизводил талантливый артист. Известно, что их текст редактировал или даже писал по наговоренному мемуаристом материалу В.Юмашев, способный журналист, один из ближайших сотрудников президента, а теперь — муж его дочери. Искажение же заключалось в том, как была выстроена композиция, и какое место из мемуаров было выбрано для заключительного ударного пассажа. Ельцин, рассказывают нам, принял нелегкое для себя мужественное решение об отставке. Это вызывает уважение: не можешь выполнять свои обязанности — и уходишь за несколько месяцев до срока. Но эмоциональный акцент этого отрывка в том, кому передается власть. Прощание президента с народом, его извинения заслонены мудрым будто бы решением о передаче исполнения президентских обязанностей самому достойному преемнику. Только он, говорит Ельцин, еще за две недели знал, что я скажу в прощальном слове. Отставка Ельцина выливается в апофеоз Путина. Именно так оценили заключительный аккорд этого вечера и мои товарищи, с которыми я успел обменяться мнениями. А если на этот счет могли быть какие-то сомнения, то их развеял ваш бывший президент Л.Кучма. Он особо отметил заслугу Ельцина в том, что тот обеспечил преемственность власти. Такую преемственность, к несчастью, российское общество сейчас расхлебывает, и боюсь, долго еще будет расхлебывать. Не думаю, что на закате своей жизни Борис Николаевич однозначно оценивал свое политическое решение.
Каденко: Большое спасибо.
Шейнис: Я постараюсь ответить на вопросы, если они у вас возникли.
Каденко: Я думаю, что возникли. У нас не очень много времени, поэтому мы попросим наших коллег задавать вопросы коротко, ясно и по существу.
Шейнис: А оратора попросим отвечать тоже коротко, да?
Каденко: У оратора больше прав. Вопрос можно сформулировать коротко, а ответить не всегда удается кратко. Вот, о вчерашнем мероприятии, наверное, надо немножечко уточнить, то есть в нем участвовали Станислав Шушкевич, Леонид Кучма, Леонид Кравчук – в общем-то, основные действующие лица тех событий, о которых вспоминали, а организовали мероприятие, как я уже говорила, Центр Ельцина, российское посольство и, собственно, "Полiт.ua". Я хотела задать вопрос, связанный с нашими предыдущими лекциями. У нас дважды выступал историк Юрий Пивоваров, и в обеих своих лекциях он упоминал эпизод, касающийся российской Конституции, а именно свой разговор с Шахраем. Пивоваров сказал: «Я увидел текст Конституции, и первое, что мне пришло в голову – знал ли, например, тот же Шахрай, знаком ли он с текстом конституции Сперанского»... Вот, хотела бы услышать Ваше мнение по поводу этой реплики.
Шейнис: я с большим уважением отношусь к академику Пивоварову, но не разделяю его общей позиции, которая сводится к тому, что сегодняшнее бытие России – я, наверное, немножко огрубляю, но основной смысл того, с чем он часто выступает, сводится к следующему: сегодняшнее бытие России заложено в российской истории, и вырваться за эти рамки невозможно. Я полагаю, что это не так, что есть немало стран, которые вырвались из своей исторической колеи. Наша Конституция восходит к разным источникам и возникала на скрещении, столкновении разных подходов и влияний. О том, как создавалась российская Конституция, можно было рассказать отдельно. Тем более, что о работе Конституционной комиссии, сформированной на I Съезде народных депутатов России, распространялось немало нелепостей. Один только пример: Жириновский кричал: «Шейнис и Румянцев поехали в Америку, прочитали там американскую Конституцию и перевели ее на русский язык». Это, конечно, вздор. Чтобы познакомиться с американской Конституцией, не надо было ехать в Америку. Да и написана эта великая Конституция в стилистике XVIII века, мало подходящей для современного конституционного текста. Не могу сказать, что у нас перед глазами был проект Сперанского, хотя, конечно, так называемую «Конституцию Николая II», борения вокруг нее, конституционный опыт предреволюционной России мы знали. Но совпадения или отталкивания нашей Конституции от различных историко-правовых текстов мало объясняют, почему и как в итоге мы получили известный текст.
В течение трех лет Конституционная комиссия работала над проектом Конституции. Помимо собственных наработок в поле нашего внимания попадали (и в какой-то мере были реализованы) другие проекты: коммунистов, саратовских ученых-юристов, различные идеи и предложения, поступавшие от отдельных лиц и организаций. На заключительной стадии был подготовлен проект Конституционной комиссии. В нем была сделана попытка примирить, совместить очень разные подходы. Но, несмотря на это, у него практически не было шансов быть одобренным конституционным большинством на Съезде: слишком глубоки были противоречия разных подходов. И вот тогда был обнародован от имени президента другой проект, в котором перевес исполнительной и слабость законодательной и судебной власти были выражены еще сильнее, чем в нынешней российской Конституции. Это был текст, подготовленный под руководством профессора, известного специалиста в области философии права С.С.Алексеева, депутатов А.А.Собчака и С.М.Шахрая. Разработанный ими проект 29 апреля 1993 г. представил президент. При этом он заявил, что у него не получается совместная работа над Конституцией с Верховным Советом и Съездом. В проекте Конституционной комиссии пришлось сделать серьезные уступки консервативной части депутатского корпуса, поэтому, сказал президент, я созываю Конституционное совещание, которое обсудит предлагаемый проект. Но в основу работы Конституционного совещания на деле лег не один, а два проекта (представленный президентом и разработанный Конституционной комиссией по состоянию на середину 1993 г.), на базе которых был разработан объединенный проект, который и был одобрен на всенародном голосовании 12 декабря 1993 г.
Пивоваров прав в том, что разработчики Конституции не столько адресовались к российскому конституционному опыту, сколько исходили из конкретных условий политической борьбы, злобы дня, потребностей общественного развития, как они все это понимали. И здесь важнее было знание современного мирового конституционного права. А для того у нас были великолепные эксперты, специалисты высочайшего класса. В первую очередь я должен назвать Бориса Александровича Страшуна, автора ряда очень серьезных работ по зарубежному конституционному праву, Виля Алексеевича Кикотя, Леонида Соломоновича Мамута. Главное в нашей Конституции – не ее соответствие или несоответствие, традиционным российским конституционным подходам, как полагает Пивоваров, а то, что она создавалась в условиях острого политического конфликта и отразила исторические реалии того времени.
Портнов: Виктор Леонидович, я, если Вы позволите, задам Вам вопрос, который немножко будет развивать тему преемника, безусловно, важную в контексте разговора о Ельцина и его, если угодно, ответственности, перед историей в том числе. Очень многие российские аналитики сейчас обращают внимание на поразительную схожесть риторики ранней перестройки Горбачева и риторики модернизации Медведева. Если можно, прокомментируйте этот тезис, согласны ли Вы с ним, и стоит ли здесь искать некие аналогии, рецепты, прогнозы на будущее?
Шейнис: Да, риторика Медведева кое в чем текстуально, а главное — по духу повторяет то, что говорил Горбачев, (хотя, конечно, применительно к современным условиям). Могу вам сказать, однако, что мои друзья и я смогли оценить Горбачева не в 1985 г., а в 1986-87 годах. Для нас важно было, что за словами Горбачева – как ни интересны и необычны были слова, за которыми мы внимательно следили, - стояли дела. В декабре 1986-го года Михаил Сергеевич освободил Сахарова. Примерно в это же время прекратилось глушение иностранных радиостанций. Ослабили, а затем сняли цензуру. Было принято решение о выводе войск из Афганистана. (Правда, вывели их только в феврале 1989 года, но принципиальное решение было принято раньше). В 1986 году Михаил Сергеевич поехал в Рейкьявик и там выдвинул далеко идущие предложения, почти договорился с Рейганом по вопросу о ракетах, расходы на которые изматывали нашу экономику. Отодвинулась угроза взаимоуничтожения сверхдержав. Когда Михаил Сергеевич перешел от слов к делам, к значимым поступкам, стало ясно, что это не пустая пропаганда и не глубокомысленные, но бессодержательные намеки Андропова. И тогда он начал получать поддержку демократов, которые самим выходом в политику были обязаны Горбачеву. Думаю, что недостаточную и ослабевавшую поддержку, в чем повинны – мне доводилось это говорить неоднократно на круглых столах, семинарах в Горбачев-фонде – и демократы российские, и сам Михаил Сергеевич, реформаторская энергетика которого после 1989 г. стала ослабевать.. Шагов же практических со стороны Дмитрия Анатольевича пока нет. Мне хотелось бы увидеть в лице Дмитрия Анатольевича второго Горбачева в изменившейся исторической ситуации. Но риторика остается риторикой.
Каденко: Спасибо. Тогда коротенький – коль уж мы заговорили о риторике – коротенький вопрос по поводу Горбачева. Его, скажем так, реакция на Чернобыль – что за добрый человек посоветовал ему такую риторику? Потому что я считаю, что это большой провал.
Шейнис: Неверная реакция, совершенно согласен. Но едва ли выход из советской стилистики мог осуществиться сразу и всесторонне.
Каденко: То есть, это сам он ошибся или не смог свернуть еще с пути прежнего?
Шейнис: Во-первых, масштабы и причины катастрофы были оценены не с самого начала. Но академик Легасов покончил с собой именно потому, что счел себя за нее ответственным. Были и другие люди, которые отдавали себе отчет в том, что произошло. Конечно, случилось несчастье колоссальное, и серьезная ошибка Михаила Сергеевича была в том, что провозглашенная им гласность в данном случае не была задействована.
Каденко: Спасибо. Коллеги, пожалуйста, вопросы из зала.
Портнов: Только, пожалуйста, представляйтесь, как всегда, хорошо? И, учитывая, что уже довольно мало времени у нас, прошу максимально лаконично. Спасибо.
Руслан Кирмач, студент Киево-Могилянской академии: У меня такой вопрос к Вам. Виктор Леонидович, скажите, пожалуйста, как Вы считаете, если бы конфликт между Верховным Советом и президентом Ельциным был разрешен не силовым путем в 93-м году, то можно было бы ожидать составления Конституции консенсусной, при которой бы сохранялся баланс между ветвями власти, и не было бы такой гипертрофированной… позиции Президента. Спасибо.
Шейнис: Спасибо. В преддверии трагических сентябрьско-октябрьских событий я писал, что перед нами, к сожалению, две невозможности: невозможность договориться с агрессивным ядром Верховного Совета и невозможность (оказавшаяся, к сожалению, возможной) – выхода за рамки Конституции. Мы считали – была небольшая фракция демократов в парламенте «Согласие ради прогресса», которая считала, что, стиснув зубы, надо находить modus vivendi с Верховным Советом. Мы сформулировали и пытались объяснить Ельцину следующую позицию: во-первых, посмотрите, на IX Съезде в марте 1993 г. они смогли поставить вопрос об импичменте, потому что перед этим Вы предприняли вызывающую акцию, ошибочность которой Вы сами признали. А, во-вторых, хотя президент пригрозил выходом за рамки Конституции, даже в этой ситуации у его противников несколько десятков голосов для импичмента не хватило. Быть может, я ошибаюсь, но лучше было бы вести позиционную борьбу и дожидаться истечения срока полномочий Съезда народных депутатов и готовиться к новым выборам.
А еще лучше было бы достичь какого-то компромисса по проекту новой Конституции. Я убежден, что проект Конституционной комиссии (или, точнее, Рабочей группы этой Комиссии), хотя его первоначальный вариант и был ослаблен уступками большинству Верховного Совета, был лучше того, к чему мы в итоге пришли, ибо предусматривал более сбалансированное соотношение властей. Проект Конституционной комиссии с 1990 г., когда она начала работать, претерпел серьезные превращения. В небольшом коллективе Рабочей группы изначально обозначились два подхода к организации государственной власти. Один подход настойчиво продвигал руководитель группы экспертов В.Зорькин (ныне — председатель Конституционного суда): наделенный большими полномочиями президент — глава исполнительной власти и всецело подчиненное ему правительство (без премьера, по американскому образцу). Его поддержало большинство Рабочей группы. И был другой проект депутатов Л.Волкова, Р.Пименова, В.Шейниса, он назывался «правительство, ответственное перед парламентом».
Поскольку в Рабочей группе не удалось выработать общего подхода, то в проектах, которые публиковались, организация государственной власти была представлена в двух вариантах: «а» и «б». В 1991 году вариант «б» был снят. Между тем наш вариант, хотя и отвергался многими депутатами, по-видимому, мог бы стать более приемлемым для парламента как компромиссный. Но и вариант «а» проекта Конституционной комиссии оставался, на мой взгляд, более сбалансированным. Кроме того, там был очень важный раздел - «Гражданское общество», который удалили под предлогом того, что не должна Конституция регулировать самодеятельные организации. Если бы Съезд принял компромиссный проект, мы избежали бы многих бед. Но, к сожалению, он был глубоко расколот, и каждая группа — демократы, коммунисты, националисты центра и республик — все они тянули в свою сторону, и конституционное большинство на Съезде никак не складывалось. Что же касается проекта Алексеева, Собчака, Шахрая, для обсуждения которого Ельцин созвал Конституционное совещание, то он, обладая рядом достоинств, был, по-моему, ужасным с точки зрения организации государственной власти. Не буду сейчас из-за недостатка времени это обосновывать, поверьте мне на слово. И заслуга Бориса Николаевича заключалась в том, что он, когда было созвано Конституционное совещание, которое тоже было реализацией президентского проекта, согласился с тем, что в основу его работы будут положены оба проекта. Таковы были два главных источника Конституции 1993 г.
Николаенко, доцент: Я немножко разочарован. Я шел на аналитическую какую-то речь, да, а услышал очередное, ну, мягко скажем, персоналистское выступление о политических предпочтениях товарища господина гражданина Шейниса, понимаете. Я почему так говорю – потому что, я – маленький комментарий…
Каденко: В чем заключается Ваш вопрос?
Николаенко, доцент: Я три предложения скажу всего. Каждое слово имеет свою историю, когда, например, говорим «господа» и так далее. Если бы еще добавили «гражданин», господа – феодализм, гражданин – капитализм, товарищ – социализм и получается, все высказывания, которые я слышу, да вот в этом духе. И если мы не анализируем, что происходит в социальных структурах и чем сдвиги в социальных структурах вызваны – никакого анализа быть не может, мы будем говорить только, как Вы говорите, - о формах правления, а даже не о социальной сути власти, о причинах изменения…
Каденко: Господин доцент, видели ли Вы тему лекции? Она сформулирована довольно четко. Вопрос, пожалуйста.
Николаенко: Подождите! Подождите! Когда мы говорим о роли Ельцина, и не говорим, какую роль он играл в создании…
Каденко: К сожалению, мы вынуждены объяснить, что лекцию невозможно провести на три темы или четыре темы одновременно, к сожалению. выбрана была тема только одна. Я думаю, что у Вас будет возможность послушать аналитическую лекцию, в том числе и социальную аналитику, например, кого-то из украинских или российских экспертов, когда будет заявлена именно такая тема. Спасибо.
Шейнис: Я скажу два слова по поводу комментария. Я сожалею, что не сумел удовлетворить Ваши ожидания.
Леонид Швец, «Газета по-киевски»: Виктор Леонидович, могли бы Вы прокомментировать ситуацию с перманентным кризисом лидерства у демократов? Вот мы сейчас сначала отдали должное Горбачеву, совершенно, как бы, справедливо, Ельцину, и сейчас у Вас прозвучало: «Ну, на кого уповать? Ну, может быть, на Медведева, ну, по крайней мере, он что-то говорит. Как у самих демократов с лидерами и почему так? Спасибо.
Шейнис: Очень трудный вопрос. Наверное, претензия того товарища, которая была сейчас высказана, в чем-то справедлива. Если бы действительно лекция была посвящена социальным сдвигам и их влиянию на позиции демократов в обществе, то и этому вопросу следовало бы уделить внимание. Произошло — будем называть вещи своими именами - схождение демократов с российской политической сцены. Я не случайно назвал свою книгу «Взлет и падение...». Демократы перестали быть в России влиятельной силой. Самые благоприятные опросы дают 15-20% поддержки демократов, но это никак не проявляется на выборах. Почему это произошло? Если говорить в самом общем виде – сработал бумеранг обманутых ожиданий, обманутых надежд. За это на демократов возлагается ответственность, отчасти справедливо, отчасти несправедливо. Существует отторжение значительной части российских граждан, ранее поддерживавших демократов, в особенности от тех людей, чьи имена «засветились» в прошедшие годы. Это общая основа неблагополучия в демократическом движении. Теперь что касается расхождений среди демократических политиков. Главное заключается в том, что часть демократов действительно связала себя с эксцессами социально-экономической политики, вызывавшей раздражение значительной части наших сограждан. На демократов, которые какое-то время состояли при власти, возлагается ответственность за жесткость в проведении рыночных реформ. На некоторых из них — за ассоциацию с олигархами. Это факты, с ними нельзя не считаться. Были демократы, которые заявляли, что российская армия проходит возрождение в Чечне. Я не думаю, что человек, который это сказал, действительно так думает, но это была форма приспособления к другому электорату, к другой части общества — попытка безнадежная. В глазах убежденных демократов это, конечно, дискредитировало и такого человека, и связанную с ним организацию. Кроме того, существует фактор личного неприятия, личных амбиций.
В условиях, когда не очень «светит» демократам возвращение в парламент, - по многим причинам, не только потому, что выборы у нас манипулируемые, - демократов разводят споры (мне в них тоже приходилось участвовать), как вернуть былое доверие, чтобы восстановить электоральные позиции: должны ли демократы взять на себя вину за 90-ые годы, за поддержку Ельцина или же надо перевернуть страницу и говорить о будущем, а не о прошлом. Кроме того, нужен общепризнанный лидер. Вы знаете, когда время требует лидера – он появляется. Так появился Горбачев. Появился Ельцин, востребованный обществом лидер, за которым пошли демократы. Наверное, запрос в обществе сейчас на демократического лидера пока слаб. Я с болью обо всем этом говорю, но это так.
Бурко Іван Петрович: В мене таке питання, яке давно муляє мене. Ви, до речі, по-українськи розумієте, чи на російську перейти? По-українськи розумієте?
Шейнис: Я не уверен, что точно пойму.
Бурко Іван Петрович: Ні? Я на російську перейду. Три человека собрались в Беловежской пуще, в угодьях «мисливських» по-украински, охотничьих, за бутылкой пива распили – и разогнали Советский Союз. Насколько правомочно это решение? Вот, в этом я не нахожу ответа нигде и ниоткуда не слышно. Насколько оно правомочно, это решение, поскольку три человека – это не 15.
Каденко: Спасибо, вопрос понятен.
Бурко: Второй, сюда же. Автоматически вроде с развалом Советского Союза куда-то должна была деться советская власть, я не нахожу ответа, какими указами, документами ликвидировалась советская власть. У меня, кстати, никто не спросил, хочу я буржуазную власть вместо советской. Какими документами, и правомочно ли это дело на сегодняшний день?
Шейнис: Распад Советского Союза был санкционирован всеми высшими органами власти, существовавшими тогда в СССР. Тем не менее, сейчас сплошь и рядом повторяется: вот три человека собрались и там, в теплой обстановке, подписали акт. О том, как и почему принимались решения в Беловежье, на вчерашнем приеме в очередной раз рассказали Шушкевич и Кравчук — не буду это пересказывать. Важнее подчеркнуть, что эти решения почти единогласно санкционировали Верховные Советы всех республик. Кроме тех, которые еще до этого уже ушли из Советского Союза и считали, что это к ним уже не относится. В Украине, как вы знаете, был проведен референдум, 1-го декабря 1991 года. Этот референдум дал подавляющее большинство за независимость Украины, причем, если я правильно помню, большинство было, в том числе, и в тех областях Украины, где преобладает русскоязычное население. Все эти документы опубликованы. Что же касается замены советской власти, то пришедшая ей на смену политическая система основывается на разделении властей, которое закреплено в Конституции России и, видимо, большинства (если не всех) постсоветских государств. В этом их фундаментальное теоретическое отличие, ибо Советы воплощают единство, неразделенность всех ветвей власти. Это так по Ленину, это неоднократно излагалось в советской и зарубежной политической и научной литературе. Но в советском по названию государстве никакой власти Советов (разве что за исключением короткого периода, закончившегося к лету 1918 г.) не было — была диктатура верхушки большевистской партии. Ликвидацию этой диктатуры нередко выдают за ликвидацию советской власти. А разделение властей как основополагающий принцип государственного устройства начал вводиться еще в союзной Конституции при Горбачеве, затем в российской и, думаю, что и в украинской Конституции. Иное дело — как конституционный принцип реализуется на практике. Здесь многое заслуживает очень серьезной критики.
Каденко: Спасибо, Виктор Леонидович. К сожалению, время наше вышло, и мы вынуждены закончить. Прошу, очень короткий вопрос.
Не представился: Вопрос такой: Вы мало говорите о Ельцине – почему? О нем же говорили, что 200 человек там перестреляли, парламент постреляли, спалили и прочее, прочее, что на танках ездили. Что Вы говорите?
Каденко: В чем заключается Ваш вопрос?
Не представился: Нужна, понимаете, больше характеристика Ельцина.
Каденко: Можно, Виктор Леонидович, я прорекламирую дар в Парламентскую библиотеку? В Парламентскую библиотеку вчера поступил дар от Центра Ельцина, это – книга, вышедшая в серии ЖЗЛ о Борисе Ельцине, я очень рекомендую обратиться к этому источнику. Мы подумаем о том, чтобы сделать отдельную лекцию о биографии Бориса Николаевича. Спасибо. Мы напоминаем, что следующая лекция состоится 31-го марта, в четверг. Еще раз спасибо Виктору Леонидовичу за его выступление. Следующая наша встреча состоится в четверг, 31-го марта, это будет встреча при поддержке Фонда Бёлля, и, вот, я надеюсь, что мой коллега прокомментирует и проанонсирует немножко тематику.
Портнов: Я тільки прочитаю її назву. В неї дуже дивна назва, одразу вам скажу: «Державний устрій України: погляд у ідеальне майбутнє», тобто яким може бути ідеальний державний устрій. Зверніть увагу, колеги, ще раз, що це буде, як завжди, в четвер, і це буде, як завжди, о сьомій вечора. А говорити там буде кілька людей, зокрема такий Ігор Коліушко і Ігор Шевченко, два Ігоря.
Каденко: и Андрей Портнов.
Портнов: Які є обидва експерти з питань політико-правового устрою і державного права.
Каденко: Спасибо. До свидания. Ждем вас на следующей неделе в четверг. Всего доброго!
«Публичные лекции “Політ.ua”» — дочерний проект «Публичных лекций “Полит.ру”». В рамках проекта проходят выступления ведущих ученых, экспертов, деятелей культуры России, Украины и других стран.
Юлия Каденко: добрый день, дорогие друзья! Сегодня у нас внеочередная лекция из цикла «Публичные лекции Полiт.ua». Мы очень рады, что у нас появилась возможность ее провести. У нас особенный гость сегодня. Вчера в парламентской библиотеке и Доме приемов Верховной Рады отмечалось 80-летие Б.Н.Ельцина. Эти мероприятия были организованы Центром Ельцина совместно с Посольством России в Украине. По-моему, они были очень интересные, просто настоящее историческое событие. Мы рады, что Виктор Леонидович Шейнис смог принять участие в обеих встречах. Он прочтет нам сегодня лекцию, после которой, возможно, состоится общий разговор. Лекции, которые приурочены к посольским вечерам, у нас проводятся при поддержке «Альфа-Банка». Мы все это помним. А сейчас я хочу предоставить микрофон Андрею Портнову, научному редактору «Полiт.ua». Напоминаю, что меня зовут Юлия Каденко. Потом мы попросим гостя начать лекцию.
Андрей Портнов: Спасибо большое! Добрый день! Думаю, что Юля очень правильно отметила значительность сегодняшнего события. Мы всегда старались проводить лекции в тот же самый день, на который назначено мероприятие. Грубо говоря, место и время встречи изменить нельзя. А сегодня оказалось, что можно, потому что повод действительно того стоит. И тема достойная – 80-летие Бориса Николаевича Ельцина. Человека, о котором историки, и не только они, будут спорить много-много лет. А мы можем попробовать уже сегодня начать такой спор, воспользовавшись приездом в Киев нашего сегодняшнего лектора. Я вспоминаю свои студенческие годы, этот драматический период, когда распадался Советский Союз, создавались независимые государства. В то время часто можно было увидеть Виктора Леонидовича по телевизору, прочитать его выступления и комментарии в газетах. Можно сказать, что сегодня у нас в гостях живой свидетель и участник тех исторических событий. Кроме того, человек, который связан с Киевом своей биографией. Может быть, он и об этом скажет. В любом случае, нам очень приятно передать слово Виктору Леонидовичу Шейнису, а он уже сам скажет, как будет называться тема его лекции.
Виктор Шейнис: спасибо! Уважаемые друзья, дамы, господа, товарищи, мне очень приятно видеть здесь людей, которые в свободный субботний день пришли для участия в серьезном разговоре. Мои коллеги уже сказали, что вчера в Киеве отмечалось 80-летие Бориса Николаевича Ельцина. Так случилось, что во времени рядом расположены по рождению два деятеля, с именами которых связаны грандиозные перемены в жизни наших стран, в жизни СССР, а затем — независимых государств России и Украины: перестройка и последовавшие за ней события. Это сближение двух фигур исторического масштаба символично. 1 марта 1931 г. родился Михаил Сергеевич Горбачев, а 2 февраля того же года — Борис Николаевич Ельцин. Естественно, на юбилейных торжествах в присутствии тех президентов – Шушкевича и Кравчука, которые подписали вместе с Ельциным Беловежские документы, в присутствии Наины Иосифовны Ельциной, дочери Татьяны, известных политиков, ученых и публицистов из Москвы время и место менее всего располагали к всестороннему анализу, который должен включать также элементы критики. Выступавшие говорили о заслугах Бориса Николаевича, о том колоссальном вкладе, который он внес в жизнь всего Советского Союза, а не только России. Разумеется, воздаяние должного человеку, безусловно, историческому, с которым связана целая эпоха, было уместно и справедливо. Но сегодняшняя наша встреча организована в другом формате. Я надеюсь, что вы с пониманием отнесетесь к тому, что я буду говорить не только о значительных заслугах первого президента России - ни в коей мере я не хотел бы их заслонить или приуменьшить,- но и о серьезных ошибках и неудачах в той деятельности, с которой связано имя Ельцина и не только Ельцина.
Здесь упомянули о моем участии. Я был одним из активистов «Демократической России», и, думаю, что критического отношения заслуживает также деятельность российских демократов. К образу «взлет и падение» довольно часто обращаются различные авторы. Так и я назвал свою довольно объемную двухтомную книгу, в которой попытался осмыслить прожитое время, наш собственный опыт: «Взлет и падение парламента. Переломные годы в российской политике (1985-1993)». Точно так же можно говорить о взлете и падении демократического движения в России, его лидеров и участников. К числу последних отношу и себя. В волнообразном движении российской демократии отразились и наши достижения, и наши ошибки и провалы. Можно, на мой взгляд, говорить и о взлете и падении Бориса Ельцина, в политической фигуре которого, наглядно воплотились сильные и слабые стороны российской демократической революции рубежа 80-90-ых годов.
Не только политики, но все люди, склонные размышлять о настоящем и будущем собственной страны (во всяком случае, у нас в России, что происходит в Украине, возможно, скажете вы, когда мы перейдем к обсуждению), задаются вопросом – как же так? Был мощный подъем движения, был праздник демократической весны, на улицы выходили сотни тысяч людей, воодушевленных идеями свободы, создания правового демократического государства. Куда это все схлынуло, почему ушло, почему очень многие разочаровались?
Сколь-нибудь обстоятельный ответ на эти вопросы, очевидно, потребует углубления в далекие исторические пласты. Моя задача гораздо скромнее – постараться оценить, какой вклад в такой оборот событий, в то, что мы имеем сегодня и что вызывает глубокое огорчение и разочарование, внесли обстоятельства формирования новой российской власти в переломные годы. И тема моей лекции (с этого, наверное, надо было начать, но не поздно объявить и сейчас) звучит таким образом: «Борис Ельцин и становление новой власти в России».
Сначала — о появлении Бориса Николаевича на союзной политической сцене. Партийный функционер был хорошо известен в Свердловске, где он возглавлял областную организацию и пользовался — не в пример многим своим коллегам — действительным авторитетом. Вслед за тем он приобрел известную популярность в Москве, после того как в конце 1985 года, на исходе первого года горбачевской перестройки, был назначен первым секретарем московского горкома КПСС, то есть стал первым лицом в тогдашней столичной иерархии. Но подлинная известность и слава (без кавычек) пришла к нему после выступления 21 октября 1987 года на пленуме ЦК. Борис Николаевич совершил поступок, который противоречил партийной дисциплине - поведению предельно зарегулированному, подчиненному строгому ритуалу, расписанному распорядку действий. Все это называлось «демократическим централизмом». Ничего подобного в этой партии не было, во всяком случае, после 20-х годов. Борис Николаевич попросил слово, и выступил с острой критической речью. Он говорил, что перестройка идет медленно, встречает на своем пути препятствия, тормозится определенными лицами. И он назвал имя в то время второго секретаря ЦК партии, Егора Лигачева, а также — что было совсем уж недопустимо по принятым меркам — сделал ряд замечаний, которые были расценены как критика генерального секретаря. Как же так, - говорил он, - мы пообещали, что скоро все изменится, но перемены незаметны, и в народе нарастает недовольство Перестройке пошел третий год, и обещать людям, что за два-три года мы все изменим – опрометчиво. Это приведет к падению авторитета партии.
Вообще-то, речь Ельцина была довольно сумбурной, не вполне внятной, но очевиден был ее критический запал. На «критику снизу», прозвучавшую на закрытом пленуме, партийная номенклатура ответила так, как она была приучена реагировать со времени искоренения оппозиции. На Старой площади, в Центральном Комитете партии объявился своего рода диссидент! Надо было видеть (а потом и прочесть на страницах «Московской правды»), как после принятия решения о смещении Ельцина выбегали на трибуну один за другим его коллеги и товарищи и вели себя, как персонажи известной басни Крылова: некогда могучий лев — их обидчик — ослаб, пришло время с ним сквитаться: «Пусть и мои копыта знает!». К сожалению, не воспринял критику и Михаил Сергеевич Горбачев. Он вел себя сдержанно, но семена конфликта были посеяны, и это крайне отрицательно сказалось на дальнейшем ходе событий, поскольку личностные отношения лидеров в эпоху крутых перемен играют существенную роль. Этот эпизод, который в другие времена прошел бы практически незамеченным, вызвал большое возбуждение в стране.
Несколько дней спустя мне довелось выступать с лекцией про страны третьего мира, которыми я тогда занимался, в Калуге. А все вопросы из зала были посвящены не странам третьего мира, а тому, что сказал Ельцин. В вопросах проступал и интерес, и явное сочувствие к человеку с самостоятельной позицией, осмелившемуся критиковать самое высокое начальство. Речь Ельцина ходила в самиздате (часто в искаженном виде), она выдвинула его на одно из самых заметных мест в политической жизни. Эта речь Ельцина была опубликована только в 1989 г. Через два года, когда состоялась публикация, нелегко было понять, что так возмутило партноменклатуру и что вызвало раздражение Горбачева: к тому времени критических выступлений, в том числе и более острых, на разных уровнях было немало.
После этого Борис Николаевич в непривычном ему положении изгоя стал нащупывать для себя новое место в политике. Ему, недавно еще высокопоставленному партийному сановнику, пришлось пройти через унижения и поношения в партийной печати. Но зато он апеллировал к обществу, и это стало стартом карьеры, небывалой в СССР после подавления всякой открытой оппозиции. А обществу был преподнесен урок: открытый протест и «внештатные» действия теперь возможны не только со стороны диссидентов, плативших за них тюрьмой и психлечебницами или изгнанием из страны, но и в самой партии, в ее руководящих структурах, в истеблишменте. Был дан образец поведения человека, вчера еще принадлежавшего к высшему эшелону власти, а теперь бросавшего вызов тому, что считалось святая святых, а именно - пресловутому «единству партии», под которым разумелось беспрекословное подчинение решениям партийного руководства, одобрение всех заявленных им установок, критика только сверху вниз, но никак не снизу вверх. Это был урок. И он был усвоен пробуждавшимся обществом.
Теперь перенесемся на несколько лет вперед. Политическая карьера Ельцина, конечно, не могла бы состояться, если бы не перестройка. Если бы не был совершен переход к политической реформе Горбачева и ее главному звену — полусвободным, альтернативным выборам. В 1989 г. избирается Съезд народных депутатов СССР, а в 1990 г. - Съезд народных депутатов России, Верховная Рада Украины, высшие представительные органы во всех союзных республиках. Позади у Ельцина - отставка и разоблачения, которые лишь пробуждают к нему интерес и сочувствие в широких слоях населения, его знаменательное выступление на 19-й партийной конференции, на трибуну которой он пробивается с боем, слова Лигачева: «Борис, ты не прав», и отклик граждан: «Борис, борись, ты прав!». За спиною у Ельцина триумфальное избрание на Съезд народных депутатов СССР. Причем Ельцин победил своего конкурента с разгромным счетом в одномандатном национально-территориальном округе столицы вопреки яростному сопротивлению номенклатуры. Конкурентом его был директор одного из крупных заводов, некто Браков. Люди шли на избирательные участки с девизом: «Избираем Ельцина и бракуем Бракова».
Теперь все это позади, он избран на Съезд народных депутатов СССР и даже в постоянно действующий орган Съезда — Верховный Совет. На выборах ВС его забаллотировали, но он проходит туда благодаря тому, что один честный и убежденный (правда, совершенно не искушенный в политике) человек, омский юрист Казанник уступает свое место Ельцину в Верховном Совете: «Он там нужнее, чем я». Это серьезная моральная победа Ельцина, но она не имеет практического значения. Потому что Верховный Совет, как и Съезд народных депутатов СССР, управляем из президиума. Межрегиональная депутатская группа, в которую вошел Ельцин (и многие украинские народные депутаты) — фактически первая за десятки лет организованная группа демократической оппозиции в высшем органе государственной власти, - на Съезде в меньшинстве: по разным подсчетам межрегионалы насчитывают 250-350 депутатов из 2250; в некоторых, особенно острых голосованиях, когда их правота многим казалась очевидной, они добирали до 800 голосов. Но, тем не менее, межрегионалы погоды на самом Съезде не делали.
Проходит год. Ельцин избирается, снова триумфально, на этот раз в Свердловске, на российский Съезд. А российский Съезд имеет другую композицию, здесь соотношение сил выглядит принципиально иным образом. Изначально организуются два крыла: «Демократическая Россия» и «Коммунисты России». С самого начала формируются политические фракции, хотя формально структурирован съезд по территориальным организациям. В отличие от союзного Съезда здесь преобладающая часть депутатского корпуса четко заявила свою политическую ориентацию: примерно 45% - это «Демократическая Россия» и ее сторонники, примерно 40 – 42% - «Коммунисты России», между ними — слабый центр, «болото», как называют подобного рода образование в парламенте со времен Великой Французской революции. Но «болото» играет балансирующую роль. Не самостоятельную, но ключевую. Потому что голоса депутатов «болота» необходимы для того, чтобы провести те или иные решения, чтобы получить хотя бы простое большинство.
В Конституции РСФСР, которая была составлена как слепок с Конституции СССР, порядок работы Съезда после его открытия был определен следующим образом. Съезд открывает и ведет до избрания председателя Верховного Совета председатель Центральной Избирательной комиссии. Представьте себе, руководитель технического органа, который организовывает выборы, – открывает и ведет заседания высшего органа государственной власти! Но для составителей Конституции, в частности Анатолия Ивановича Лукьянова, в общем, это была действительно техническая процедура. Предполагалось, что после утверждения повестки дня (и до выборов постоянно действующего ВС) сразу избирается председатель парламента. А председатель Верховного Совета, хотя членом Верховного Совета не является, по своим полномочиям приближается к президенту, — это ключевой пост в государстве. На Союзном Съезде все это произошло достаточно просто и быстро: избрали Михаила Сергеевича Горбачева председателем Верховного Совета СССР, и Съезд покатился по накатанной дорожке.
В России события развернулись иначе. Прежде чем избирать председателя, решают демократы, надо к тому подготовить, «разогреть» Съезд дискуссией о социально-экономическом положении в республике. Оно тяжелейшее, почти катастрофическое. Тогда депутаты (не без давления своих избирателей) поймут, насколько важно на главный государственный пост избрать сильного, влиятельного, авторитетного деятеля. Так будет пройден путь к избранию Ельцина. А пока на Съезде и в обществе (идет прямая трансляция заседаний) нагнетается тревога, Съезд ведет председатель Центризбиркома РСФСР Василий Иванович Козаков. Он добропорядочный чиновник, в непредусмотренной ситуации должен выполнить партийное задание - привести Съезд к избранию своим председателем кого-либо из кандидатов, уже согласованных в ЦК КПСС. Но это уже не в его власти: в аппаратном сценарии возникает сбой. Демократическое крыло сломало заранее намеченный порядок работы Съезда и готовит его к избранию Ельцина. Равной ему по популярности в обществе кандидатуры нет. Нет у партноменклатуры и среди депутатов Съезда кандидатуры, под которую можно сплотить большинство - «Коммунистов России» и «болото». В ЦК срочно собирают тех депутатов, на поддержку которых можно рассчитывать, и пытаются такое большинство сколотить. Заранее не позаботились закинуть в состав депутатского корпуса через какой-либо контролируемый округ фигуру, которая могла бы составить конкуренцию Ельцину на таком Съезде. И теперь «скамейка запасных» - официальных претендентов выглядит слабо. Возможно, не вполне отдавали себе отчет, насколько важен тот пост, за который идет борьба: ведь РСФСР — лишь республика в составе Союза, ее властные структуры самостоятельной роли не играют.
Между тем, в дикуссиях, которые все более раскаляют Съезд, проходит день за днем, и, наконец, через две недели дело подходит к главному вопросу - избранию председателя ВС. Избрание Ельцина «ДемРоссия» связывает с другим вопросом — о государственном суверенитете РСФСР. В дискуссии было показано, что многие беды республики связаны с тем, что на ее территории распоряжаются некомпетентные союзные структуры, блокирующие неотложные реформы. Главное, с чем выступает Ельцин — это программа утверждения суверенитета республики, т.е выведения российского государства из-под доминирующего влияния союзной партийно-государственной номенклатуры, которая тормозит и уродует перестройку и сопротивление которой не может, не решается преодолеть Горбачев.
Съезд, наконец, переходит к голосованию. Первый тур. Его результат: Ельцин получает 497 голосов, а для избрания нужна половина плюс один - 531 голос. Его противник, кандидат «Коммунистов России» Иван Полозков, получает 473 голоса. В политическом и нравственном отношении это фигура ничтожная, но у коммунистов действует дисциплина голосования. Разрыв не очень велик. Второй тур: Ельцин получает 503 голоса, то есть «прибавка» составляет всего лишь 6 голосов. Полозков теряет 15 голосов. Теперь надо снова переходить, к выдвижению и обсуждению кандидатов. Перед этим собирается согласительная комиссия. Коммунисты говорят: ну, что ж, надо сбросить обоих кандидатов, и выдвинуть новых. Им важно отвести Ельцина. Мы сопротивляемся. В согласительной комиссии выработать общий подход не удалось. Вопрос выносится на Съезд, и здесь мы пробиваем решение о допустимости выдвижения кандидатов, уже баллотировавшихся в первых турах. Полозкова коммунисты уже не выдвигают, вместо него - Власова. Ныне это совершенно забытая фигура; он был председателем Совета Министров Российской Федерации до избрания на Съезд. У Власова спрашивают: скажите, вас ведь выдвигали в первом голосовании, и вы взяли самоотвод.. Почему вы отказались? «Ну, так рекомендовал Центральный комитет моей партии», - сказал Власов, и этим он начисто подорвал свои шансы. Таково было настроение на I Съезде: чью волю будет исполнять председатель — Съезда или руководства своей партии? Но сторонникам Ельцина необходимо получить как минимум еще 28 голосов. Где их взять? У «ДемРоссии» этих голосов нет... Но на стороне Ельцина - харизма, мощная поддержка в обществе. Он известен своей борьбой за ускорение перестройки и, что особенно импонировало людям, борьбой против привилегий номенклатуры. Избиратели внимательно следят за трансляцией со Съезда и оказывают давление на своих избранников. Когда депутаты идут из гостиницы «Россия» в Кремль, они проходят по живому коридору пикетчиков с плакатами: «Голосуйте за Ельцина!» Они получают телеграммы с мест с аналогичными требованиями.
Итак, на стороне Ельцина общественное мнение и поддержка «ДемРоссии» на Съезде. Последняя важна и необходима, но самодостаточность «ДемРоссии», ее влияние не надо переоценивать. Само оно в значительной мере проистекало из того, что в ней видели сторонников Ельцина. Популярность Ельцина распространилась и на его сторонников. Но все-таки этих голосов недостаточно, а сопротивление его противников не сломлено... И тогда Борис Николаевич включает фактор, о котором известно очень мало: он начинает переговоры с некоторыми группами депутатов «болота» или даже поддержавших в первом туре кандидата «Коммунистов России». Им обещана «раздача слонов» после победы – посты в будущей администрации. Так закладываются основы будущей властной коалиции, в которую войдет часть бывшей коммунистической бюрократии, для которой открывалась перспектива потеснить бюрократию, утвердившуюся в союзных органах власти. Демократов и часть бюрократов объединила платформа борьбы за российский суверенитет, которую возглавил Ельцин.
И наконец, с третей попытки, с перевесом в четыре голоса – 535 голосами побеждает Борис Николаевич. Это был поворотный пункт. В руках у Ельцина и его сторонников оказался ключевой в России пост. Благодаря этому Ельцин выдвигается по своему влиянию, учитывая место России, на второе место после Горбачева. Теперь это фигура явно союзного масштаба. И это все понимают.
После избрания Ельцина почти единогласно утверждается Декларация о суверенитете РСФСР. Она значительно шире своего названия, включает основные принципы построения нового общества и нового государства. Суверенитет РСФСР — естественное и необходимое условие существования государственности России. Носитель суверенитета и источник власти - не партия (6-я статья Конституции о партии как о направляющей силе отброшена уже на Союзном съезде), а многонациональный народ, который осуществляет государственную власть непосредственно и через представительные органы. Гарантии прав и свобод граждан - в соответствии с Конституцией и общепризнанными нормами международного права. Многопартийность и гарантии равных правовых возможностей всем гражданам, политическим партиям и общественным организациям в управлении государственными и общественными делами. Разделение законодательной, исполнительной и судебной властей в правовом государстве. Ничего подобного в советских Конституциях не было. И сверх того, в Декларацию закладывается еще одно очень важное положение, а именно – законы Российской Федерации первичны по отношению к законам Советского Союза. Действие актов СССР, вступающих в противоречие с суверенными правами РСФСР, приостанавливаются республикой на своей территории. То есть, надломлена вертикаль власти, тот инструментарий, с помощью которого осуществлялось партийное руководство, а в конкретной ситуации начала 90-х годов — тормозилось продвижение перестройки. Но у провозглашенного принципа была и другая сторона: была заложена предпосылка распада СССР. Правда, Россия была не первой и не последней республикой, провозгласившей свой суверенитет.
В других документах, принятых Первым Съездом, утверждалось, в частности, что Союзу ССР оставляются 8 министерств, а все остальные переходит в ведение Российского правительства. Указывалось, что Российский парламент должен принять законы, которые реализуют суверенитет России в составе Союза на практике. Депутаты утвердили эти и другие положения на эмоциональном подъеме. Но пока что все оставалось на уровне декларации. Как все это на практике осуществить? Ведь российские государственные структуры — и в этом было отличие Российской Федерации от Украины, Белоруссии, Таджикистана и других республик - не самостоятельны. Они слиты, включены в союзные структуры. Как осуществить реальный переход власти, если директора заводов, милиция, КГБ и т. д. подчиняются союзным органам власти?
После I съезда Ельцину и его сторонникам, формирующим органы новой российской власти, пришлось столкнуться с целым рядом вызовов. Первый из них — это то, о чем я только что сказал. К этому надо добавить, что экономическое положение ухудшалось стремительно. Российская власть оказалась не в состоянии реализовать программу рыночных преобразований, с которой пришло первое перестроечное правительство, а именно — программу «500 дней» Григория Явлинского. Программа рассчитана была на то, что она будет проводиться во всесоюзном масштабе, а оказалось, что невозможно реализовать ее даже в границах Российской Федерации. Российское правительство было сформировано летом 1990 г. а уже 18 октября Явлинский подал в отставку. Мотивация: реализация программы сорвана союзной властью и неспособностью российского правительства этому противостоять.
Второй вызов. Союз ССР распадается. Рвутся политические, административные и хозяйственные связи, а рыночных и договорных связей между субъектами хозяйственной деятельности еще нет. Начинается изнурительный процесс разработки Союзного договора. Цели участников разные, перспектива неясна для всех.
Третий вызов. По самой России шагает «парад суверенитетов» автономных республик. Автономии Российской Республики, почувствовав ослабление федеральной власти, требуют: государственное устройство в России должно стать симметричным союзному. Раз законы СССР могут исполняться лишь в той мере, в какой они не противоречат российским законам, то и законы Российской Федерации должны осуществляться в той мере, в которой они не противоречат нашим законам. Мы, автономные республики, - тоже суверенные государства.
Ельцину неоднократно ставили в вину его ответ на требования автономий - фразу, сказанную примерное в это время: «Берите суверенитета столько, сколько вы можете проглотить». Эти слова расценивались как сигнал к распаду исторической территории России. Но это был маневр. И, на мой взгляд, маневр, который в значительной мере снял напряжение, перевел назревавшую внутри России конфронтацию в торг с региональными элитами. Со временем об исключительных правах и суверенитете автономных республик (переименованных в «республики в составе РФ») и о Федеративном договоре, который был заключен в 1992 году и увенчал достигнутый компромисс, забудут. Но выстраивание власти в Российской Федерации все эти годы наталкивалось на сепаратизм автономий, которые на Съезде имели довольно внушительное представительство. Время от времени они демонстративно отклоняли некоторые решения Съезда. И хотя им принадлежало меньшинство голосов, существовала вполне реальная опасность, что их представители уедут в свои Казани, свои Грозные и т.д и будут там проделывать то, что поведет к развалу Российской Федерации.
Первые шаги становления новой российской власти серьезно осложняло то, что не было единства и в самом российском руководстве, во-первых, и в острую фазу вступал конфликт Союза и России, Ельцина и Горбачева, во-вторых.
Нелегкие вопросы вставали и перед союзным руководством, перед Горбачевым. Реформаторы в руководстве СССР и КПСС подвергались ударам с разных сторон. Со стороны консервативной бюрократии, становившейся в оппозицию к Горбачеву, который, по их словам, неспособен защитить партию и социализм, сдает советскую власть. И со стороны республик, рвавшихся из состава СССР. Перед Горбачевым встал выбор: продолжение и радикализация перестройки или сохранение СССР; раскол КПСС и создание социал-демократической партии или попытка сохранить единство КПСС, которое становилось все более формальным; ассоциация с демократами, которые ведут себя все более непочтительно, или «консолидация», о которой он говорит все более настойчиво, но которая оборачивается попустительством реакционерам и фундаменталистам, в том числе в собственном окружении. В 1990-91 гг. Горбачев попытался проводить среднюю, промежуточную линию. И в этом была, на мой взгляд, и его капитальная ошибка, и трагедия перестройки. Ему надо было выбирать между сохранением Союза в прежних границах и продвижением перестройки. Он попытался делать то и другое - и проиграл все. (Об этом говорили ему ближайшие сотрудники, в их числе Анатолий Сергеевич Черняев, недавно опубликовавший свой дневник — ценнейший исторический источник). Но по мере того, как ослабевали позиции Горбачева, знамя и энергетика реформ переходили в руки Ельцина. Однако ситуация, складывавшаяся вокруг Ельцина, была не менее сложна.
В феврале 1991 г. в российском парламенте была предпринята попытка сместить Ельцина. В оппозиции к нему изначально была самая реакционная часть истеблишмента. Но не только она. Я говорил о том, что в обмен за голоса, поданные за его избрание, были обещаны посты депутатам промежуточной политической ориентации (или вообще не имевшим таковой) Некоторые из них вошли в руководство парламента. И теперь они открыто переходят в стан противников российского президента. В феврале 91 два заместителя Ельцина, председатели и заместители председателя обеих палат ВС выступили с демаршем, в котором потребовали собрать внеочередной Съезд и поставить на нем отчет Ельцина. Цель этой акции была совершенно определенной: сместить Ельцина с нелегко доставшегося ему поста. Следует отметить, что в критике стиля руководства Ельцина содержались справедливые моменты. Впоследствии эти особенности его поведения станут еще более очевидными и разрушительными. Но в 1991 г. его смещения демократы ни в коем случае допустить не могли, ибо другого деятеля, способного возглавить сопротивление консервативной бюрократии и проведение прогрессивных реформ, в российской политике не было.
Между тем 17 марта 1991 года союзное руководство проводит референдум. Вопрос, заданный избирателям, был сформулирован очень лукаво: «Считаете ли Вы необходимым сохранение СССР как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой бы в полной мере гарантировались права и свободы человека любой национальности?». Предполагалось, что все: коммунисты, националисты, демократы найдут в постановке вопроса нечто, отвечающее их устремлениям, и дружно дадут положительный ответ. Но изобретатели этой формулы перехитрили самих себя. Убежденные сторонники каждого из этих течений увидели в вопросе то, что было выгодно их противникам. Так, коммунисты, встревоженные перестроечными процессами, хорошо помнили, что лозунг прав человека, да еще любой национальности, «подброшен» зарубежными недругами и противостоит нашим «социалистическим ценностям». Националисты подозревали, что ни о каком суверенитете республик никто не вспомнит в «обновленной федерации», демократы не хотели видеть «обновленную федерацию» ни советской, ни социалистической и т. д.
В результате в России (в Украине, по моему, примерно то же самое было) – положительный ответ дали около 70%. Но именно благодаря тому, что проводится всесоюзный референдум, российская власть делает свой ход – одновременно решением Верховного Совета России объявляется другой референдум - о введении президентской власти в России. За это тоже голосуют 70%, но это разные 70%. Есть те, кто голосовал и за то, и за другое, есть те, кто голосовали против и того и другого. И на 12 июня 1991 года назначаются выборы первого президента России, в России провозглашается президентская республика, а в июле происходит инаугурация Ельцина. Это очень серьезный шаг, который укрепляет позиции Ельцина и позиции демократических сил в России. Твердая позиция Ельцина в значительной мере предопределила провал путча самой реакционной части номенклатуры в августе 1991 г. Это, конечно, одна из причин, один из факторов поражения путчистов. Свою роль сыграл и категорический отказ Горбачева, изолированного на крымской даче, присоединиться к заговорщикам. Это с самого начала сделало их предприятие незаконным. И, конечно, мощное выступление актива общества — прежде всего в Москве и Ленинграде.
Мне хотелось бы отметить еще одно обстоятельство. Сейчас, когда много опубликовано, и разбираешь день за днем, час за часом, как готовился и осуществлялся переворот, поражаешься бездарности людей, которые, имея на руках козырные карты, не смогли переворот организовать. Вспоминаются стихи Давида Самойлова о разговоре Пушкина с Пестелем. Пушкин говорит Пестелю: «Ах, русское тиранство - дилетантство, Я бы учил тиранов ремеслу». К несчастью, в российской истории после пушкинских времен было немало достаточно профессиональных тиранов. Но эти-то люди, вываренные в отстойниках одрябшей партии, ремеслу серьезных государственных дел не обучены. Они знают: надо собраться, проголосовать, спустить по инстанциям директивы, и ждать, что распоряжения «руководства» станут неукоснительно выполняться. И вот они объявляют свои решения, обращаются к партии, к населению, а чиновники на местах сидят и выжидают, как пойдет дело. Никто не идет защищать ГКЧП. А у ГКЧПистов нет ни беспощадности Ленина в борьбе за «интересы пролетариата», ни свирепости и палаческой изощренности Сталина, ни холодной расчетливости китайских вождей, которые перебили на центральной площади Пекина тысячи студентов и сохранили свой режим. По ТВ показывают пресс-конференцию ГКЧП, и вся страна видит, до чего ничтожны эти претенденты на власть: у одного дрожат руки, другой валяется в пьяном забытьи и не смог поучаствовать в представлении, третьи уже поглядывают по сторонам. Эти люди не способны организовать переворот. Опыт у них убогий: они рассчитывали, что все произойдет так, как в 1964 г. с Хрущевым: собрался ЦК, выслушал решение президиума и единогласно одобрил «смену караула». Растерянность самого ГКЧП передалась второму, третьему эшелонам власти, прежде всего силовым структурам, которые одни только и могли побороть сопротивление... А во главе сил сопротивления реакционному перевороту — не Горбачев, а Ельцин. Спор двух политиков решен в его пользу.
Поражение ГКЧП влечет за собой крушение Советского Союза, распад коммунистической партии. Теперь у Ельцина серьезных оппонентов в российской политике как будто бы нет. Во всяком случае, в первые месяцы после победы над путчем. То, что заявлено в Декларации о суверенитете, можно претворить в жизнь. Но реальную власть еще надо выстраивать. Накопившиеся проблемы надо решать — только так можно доказать дееспособность новой российской власти. А она оказывается перед лицом серьезных вызовов. С вызовом, брошенным автономиями, более или менее справились заключением Федеративного договора. Автономные республики объявлены суверенными государствами. Для федеративного государства это опасно, но напряжение временно ослаблено. Автономные области - все, кроме еврейской - провозгласили себя автономными республиками.
С бывшими автономиями, поднявшими свой статус, каким-то образом разобрались, конфликт отодвинули (кроме Чечни и Татарстана). Но экономическое положение стремительно ухудшается. Если бы программа Явлинского была запущена осенью 90-го года, может быть, переход к рынку было бы проще осуществить, хотя легко все равно бы не удалось. Но время упущено, и на исходе 1991 г. положение отчаянное. Что делать? Ельцин поверил в команду реформаторов — профессионалов, которых привел к нему Геннадий Бурбулис. Следует подчеркнуть: Борис Николаевич обладал поразительной интуицией, чувством власти и до определенного момента умением подбирать людей. На исходе его президентства это умение ему изменит, что будет иметь катастрофические последствия. А в конце 1991 г. он призвал команду Гайдара. Сегодня Гайдар, Чубайс в массах населения России — ненавистные имена. С ними связывают потерю денежных накоплений. Но обыденное сознание не улавливает, что эти деньги превратились в труху еще до Гайдара - тогда, когда проводилась безумная советская экономическая и внешняя политика, когда на поддержание статуса сверхдержавы — на военные расходы, на ВПК, на оплату зарубежной клиентуры: правителей стран, объявивших о «социалистической ориентации», и просто бандитов, «борцов с империализмом» уходило до половины национального дохода, не говоря уж о чудовищной неэффективности командно-распределительной экономики. Работал печатный станок, накопления граждан обесценивались. Был промотан золотой запас Советского Союза.
Правительство Ельцина-Гайдара освободило цены, и в 1992 г. они взлетели в 26 раз. Но зато за несколько месяцев удалось победить товарный дефицит в торговле. Разными путями увеличивались доходы населения — разумеется, не у всех и не в равной мере. В результате в Россию пришло то, что в 1989 г. я наблюдал в Варшаве: Польша к экономической реформе перешла раньше. Государственная торговля рухнула, а на центральной улице Варшавы стояли столы, на которых был разложен невесть откуда взявшийся разнообразный товар — от шнурков для ботинок до мяса и экзотических фруктов. Теперь то же самое произошло в Москве (вероятно, так было и в Киеве). У «Детского мира» в центре столицы — тоже столы с разнообразными товарами. Вину за скачок цен возложили на правительство реформаторов. Но здесь надо иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, правительство находилось под сильным давлением Съезда народных депутатов России, неумеренно раздувавшего государственные расходы. Съезд, который избрал Ельцина и одобрил экономическую программу Гайдара, тоже испытывал давление — избирателей и советских хозяйственников, которые требовали: дайте оборотные средства, дайте государственные субсидии, оплатите нашу неконкурентоспособную продукцию, введите взаимозачет платежей по задолженности. Прошло всего три месяца с начала экономической реформы, и правительство Гайдара на VI Съезде оказалось под огнем. Гайдар говорил, что такие жесткие меры в конкретной ситуации, которая сложилась, могло проводить либо диктаторское правительство, либо правительство, которое опирается на харизму признанного народного лидера. Диктатуры никто не хотел, а вот харизма была, но харизма изнашивается, и атака развернулась сначала на правительство Гайдара, но скоро под ударом окажется и президент. В те дни мне вместе с группой депутатов доводилось довольно часто приезжать на Старую площадь в кабинет Гайдара. Он нам показывает: «Вот смотрите, я сегодня получил сводку: «В Москве хлеба на столько-то дней осталось, мяса на столько-то, овощей на столько-то», и так далее. Необходимы были срочные меры, которые позволили бы и вытянуть на рынок какие-то товары ширпотреба и какое-то продовольствие.
Реформы Гайдара открыли — и это во-вторых, экономическое пространство для предприимчивых людей, которые стали находить способы, как помочь себе самим, а не ждать благодеяний от государства. Конечно, для ловких мошенников, сколачивавших колоссальные состояния, но не только для них. Еще не написана история «челноков», которые с величайшими мытарствами привозили из-за границы то, что пользовалось спросом у населения. Как из-под земли стали прорастать и другие виды хозяйственной инициативы.
Как бы то ни было, самый трудный период мы прошли. Но разлад между властями, правительством и парламентом усиливался. Через некоторое время стрелы полетели уже в Ельцина. На Съездах народных депутатов складывается новое большинство — антиправительственное, антипрезидентское. Депутаты утверждают, что реформы надо проводить иначе. Их лидером становится Хасбулатов, унаследовавший председательский пост во главе Верховного Совета после того, как Ельцина, избрали президентом. Человек очень способный, хорошо владевший искусством интриги, он подчинил себе вскоре Верховный Совет, опираясь в нем на новое большинство. Конечно, эти изменения в ВС отражали то, что произошло в стране - сдвиги в общественных настроениях. Теперь Хасбулатов и его новые союзники пытаются вырвать у президента власть. Один за другим идут Съезды, VI-й и VII-й. Съезды принимают постановления, которые ставят правительство в такие условия, при которых оно работать не может. От Ельцина требуют заменить правительство. Ельцин пытается сохранить Гайдара. Гайдар - исполняющий обязанности премьера, чтобы сохранить за ним этот пост, необходимо хотя бы простое большинство, но большинства на Съезде у Ельцина и его сторонников нет.
Процесс работы над Конституцией изначально раздвоен. С одной стороны, Конституционная комиссия, избранная еще на I-м Съезде, готовит проект новой Конституции. Его продвижение блокируется консервативной частью Верховного Совета и Съезда народных депутатов. Параллельно вносятся поправки в действующую Конституцию. Эта Конституция, принятая еще при Брежневе, при Горбачеве была существенным образом модифицирована: в 1988 году - союзная, в 1989 году — российская. Теперь в нее был внесен целый ряд достаточно глубоких изменений. Эти изменения - разнонаправлены. Некоторые из них — позитивны. В частности, права и свободы человека и гражданина, сформулированные на уровне современных международных стандартов, практически в неизменном виде перенесены в действующую Конституцию из проекта новой Конституции. В Конституцию введен пост президента и предусмотрено разделение властей. Вокруг этого на VII-м Съезде в декабре 1992 г. разворачивается политическое сражение: Хасбулатов и его сторонники пытаются подчинить назначение министров Верховному Совету. Для того Съезду предлагают внести ряд конституционных поправок. Сторонники этих поправок понимают, что не все депутаты решатся голосовать за антипрезидентские поправки. Престиж и влияние Ельцина еще велики. Поэтому они с помощью председательствующего на Съезде Хасбулатова посредством ряда махинаций пробивают абсурдный порядок: конституционные поправки ставятся на тайное голосование. Тайное голосование - разумный способ решения персональных вопросов, но в данном случае депутатам дают возможность скрыть свою позицию по принципиальному политическому вопросу - их отношение к конституционному строю, к разделению властей. Тем не менее, собрать конституционное большинство за основные поправки не удалось. И тогда вроде бы намечается компромисс. Ельцин предлагает вновь проголосовать конституционные поправки, предусматривающие согласие Верховного Совета с назначением нескольких ключевых министров, в обмен на утверждение Гайдара во главе правительства. Заключается неформальное соглашение. Сначала вносится и проходит проект Ельцина о поправках, которые выводят часть правительства из-под единоличного контроля президента. Затем голосуется кандидатура Гайдара, и большинство Съезда вопреки договоренностям его проваливает. С этого момента Ельцин начинает предпринимать шаги, направленные, по сути дела, к ликвидации Съезда. Первый шаг сравнительно осторожный: Ельцин выступает с заявлением: «С этим Съездом работать нельзя, я ухожу и призываю моих сторонников собраться в соседнем помещении, чтобы обсудить, что делать дальше». Ход был бы сильный, если бы он лишил съезд кворума, но этого не получилось: число ушедших депутатов недостаточно.
Ситуацию тогда удалось разрядить, но компромисс оказался недолговечным. С первых дней 1993 г.конфликт разгорается все сильнее, чем дальше — тем больше. В конечном счете конфликт, в котором обе стороны ведут игру без правил, подходит к такой точке, где Ельцин выходит за рамки Конституции. 21 сентября он издает указ №1400 о прекращении полномочий данного Съезда и ВС, и о проведении досрочных выборов парламента. В какой мере такое неконституционное решение было оправданным и необходимым? К тому времени у демократов было несколько фракций на Съезде. «Демократическая Россия» и «Радикальные демократы» побуждали президента к такому шагу и решительно его поддержали. А та фракция, к которой и я принадлежал («Согласие ради прогресса»), считала, что президент должен вести позиционную борьбу и как-то договариваться с Верховным Советом, ибо выход за рамки Конституции чреват очень серьезными последствиями. Так оно и получилось.
Когда указ был опубликован, мы полагали, что следует исходить из новой ситуации и искать выход, не обостряя конфронтацию. Мы исходили из того, что в этой ситуации за оппозицией, доминировавшей в Верховном Совете и на Съезде, открывалась возможность конструктивных действий. Ведь была назначена дата парламентских выборов, вслед за которыми могли пройти также и выборы президента, а выборы еще не были управляемыми и фальсифицированными. Оппонирующей стороне было сказано: идите на выборы, посмотрим, кого поддерживает народ. Президент рассчитывал на победу: в апреле 1993 г. был проведен промежуточный референдум, который не дал выхода из противостояния, но показал, что ответ даже на провокационно сформулированный вопрос дает большинство президенту, а не сторонникам Верховного Совета, и они на выборах могли получить немалое число голосов. Вместо этого оппозиция решила воспользоваться явно антиконституционным шагом Ельцина и добиться смещения президента. Для этого проводится незаконное исключение из состава Съезда более 100 депутатов — сторонников президента и таким образом формируется искусственное большинство. Конституционный суд, несмотря не протесты некоторых судей, принимает решение, которое позволяет собранию, поименовавшему себя «X Съездом», перейти к процедуре импичмента и скоропалительно принять решение о смещении Ельцина. Но на этом собрании никогда не было кворума, и поэтому все его решения были незаконны, как и незаконен был указ Ельцина. Правда, указ этот намечал мирный выход из ситуации и восстановление конституционных органов власти (вскоре было принято решение, что одновременно с выборами 12 декабря на внеочередное голосование будет вынесен проект новой Конституции). А продолжение противостояния вело к развязыванию гражданской войны. Причем среди сторонников ВС ведущая роль все более переходила к наиболее реакционным, черносотенным силам. Неправовыми были действия обеих сторон конфликта. А раз так, вопрос должна была решить сила, и когда 3-4 октября 1993 года антипрезидентские силы попытались вооруженным путем взять власть, они потерпели поражение.
О событийной стороне дела можно говорить долго, но в заключение мне хотелось бы остановиться на позиции российских демократов. В общем, мы поддерживали Ельцина, поскольку связывали с ним продвижение рыночных, демократических, антиимперских реформ, перед которыми — к нашей общей беде — сначала замедлил темп преобразований, а затем остановился Горбачев. Именно Ельцин, как никто другой из политических деятелей СССР, внес решающий вклад в поражение реакционного, реваншистского путча в августе 1991 г. И эта позиция в основе своей была верна, что особенно важно подчеркнуть сейчас, когда в общественном мнении России по отношению к Борису Николаевичу произошел сдвиг. На мой взгляд — несправедливый.
К сожалению, однако, принципиальное отличие между харизматическим лидером, получившим массовую, народную поддержку, и сахаровской ветвью российского демократического движения - назову ее так — было осознано не сразу. По крайней мере, я это могу сказать про себя и своих ближайших политических друзей. Поэтому мы не заметили, как «Демократическая Россия» из активного участника политической борьбы превращалась в эшелон поддержки президента, который самостоятельно решал ключевые вопросы, в том числе - о разгоне Съезда, не консультируясь ни с депутатами, составлявшими его парламентскую базу, ни с внепарламентскими демократическими организациями. А затем демократы превратились в обоз новой власти. Ибо после 1993 года соотношение сил в стране резко изменится. Силы прежней оппозиции будут сброшены с шахматной доски. Выборы, которые произойдут в декабре 1993 года, дадут парламент еще не ручной, но безвластный. Безвластный, во-первых, в результате тех изменений, которые были внесены в Конституцию, и во-вторых, потому что противостоявшие президенту силы были политически ослаблены.
О Конституции особый разговор. Я был участником ее разработки с самого начала. На мой взгляд, высокой оценки заслуживают декларативные по сути разделы Конституции: «Основы конституционного строя» – первая глава и «Права и свободы человека и гражданина» - глава вторая. Но содержащиеся в них замечательные нормы могут работать, когда существуют надежные механизмы их реализации и соответствующие институты. Механизмы — это организация государственной власти, взаимодействие и взаимоуравновешивание властей: законодательной, исполнительной, судебной. Между тем в нашей Конституции в силу исторических обстоятельств ее появления на свет серьезный перекос в пользу исполнительных структур и президентской власти совершенно очевиден. Такова была позиция Ельцина, роль которого на заключительной стадии конституционного процесса была решающей. Эту позицию решительно поддержали демократы, участвовавшие в политических боях президента с парламентом, в лице которого они видели — с большим или меньшим на то основанием — воплощение реакции.
В результате Россия обрела Конституцию противоречивую, не ставшую преградой перед реставрацией авторитаризма. Она долго не подвергалась изменениям. Но уже изначально в этой Конституции были заложены, бесконтрольность исполнительной власти и слабость парламента. А затем началось прямое наступление на избирательную систему, на независимость суда, на свободные СМИ. В итоге сам парламент превратился, по сути, в отдел при администрации президента.
В Вашингтоне в общем ряду его замечательных музеев недавно появился Музей первой поправки к конституции. Это превосходный современный музей. В него водят школьников, где они с юного возраста постигают суть конституционного строя и конституционного мышления. Первая поправка звучит так: «Конгресс не должен издавать законов..., ограничивающих свободу слова или печати, или право людей мирно собираться» и так далее. Вот принципиальный подход американских конституционалистов: со свободой слова, другими свободами, которые образуют наши естественные права и которыми мы пользуемся, мы разберемся сами — они никем не дарованы. А узда накладывается на власть, на Конгресс: он не должен издавать ограничительные законы. А мы после издания целого ряда законов, ограничивающих не власть, а граждан, их права, их организации, в 2009 г. подошли к тому, что стали править с той же целью саму Конституцию. Наша первая поправка продлевает срок полномочий президента с четырех до шести лет. Т. е. возможность граждан оказывать влияние на единственный значимый выборный пост, в котором сосредоточен максимум государственной власти, на верхушку пресловутой вертикали, как ни слабо это влияние в нынешних условиях, серьезно ослабляется. Промежуток времени, через который граждане теоретически могут вынести свой вердикт, растягивается в полтора раза. Это очень вредная и опасная поправка. Но движение к ней началось еще в 90-е годы.
Назову несколько шагов Ельцина, которые вели нас к сегодняшнему состоянию. Первый — это, конечно, безумная чеченская война. Не только с Масхадовым, но и с Дудаевым можно было договориться о мирном разрешении вопроса. Но Борис Николаевич решил, что вопрос можно решить через колено. Тем более, что ему пообещали: «Одним полком за два часа...». И мы получили многолетнюю войну, которая взорвала весь Северный Кавказ и до сих пор уродует социально-политическую жизнь России. Это первое. Второй шаг – выборы 96 года. Бориса Николаевича, человека, с серьезно подорванным состоянием здоровья, убедили, что именно ему нужно идти на президентские выборы, первые после 1991 года, ибо только он может будто бы противостоять кандидату коммунистов. Убедили российские олигархи, собравшиеся в Давосе, принявшие там решение и авансировавшие значительные суммы на проведение выборов. За эту поддержку пришлось дорого заплатить всему обществу. Отсюда - процесс практически даровой раздачи собственности, ее самых лакомых кусков (в виде залоговых аукционов и т. п.) и слияния власти и собственности. Но затем произошла рокировка: если в 90-ых годах доминирующей фигурой в этом антидемократическом симбиозе был олигарх, то в сегодняшней России - государственный чиновник. И третий шаг — назначение преемника, т. е. создание условий, при которых наследником во власти должно было стать лицо, на котором после перебора ряда вариантов остановил свой выбор Борис Николаевич.
В этой связи хочу поделиться своим впечатлением от вчерашнего чествования Ельцина в Доме приемов. Я уже сказал, что меня радует внимание, которое в Украине было уделено первому российскому президенту. Заслуги Бориса Николаевича в том, что Россия покончила с коммунистическим режимом и отбила атаку реваншистов в августе 1991 г., бесспорны. Вопросы — к сценарию вчерашней постановки. Выступления на таком вечере, конечно, не могли не быть комплиментарными. Речи были разделены яркими отрывками из опубликованных мемуаров Ельцина, которые воспроизводил талантливый артист. Известно, что их текст редактировал или даже писал по наговоренному мемуаристом материалу В.Юмашев, способный журналист, один из ближайших сотрудников президента, а теперь — муж его дочери. Искажение же заключалось в том, как была выстроена композиция, и какое место из мемуаров было выбрано для заключительного ударного пассажа. Ельцин, рассказывают нам, принял нелегкое для себя мужественное решение об отставке. Это вызывает уважение: не можешь выполнять свои обязанности — и уходишь за несколько месяцев до срока. Но эмоциональный акцент этого отрывка в том, кому передается власть. Прощание президента с народом, его извинения заслонены мудрым будто бы решением о передаче исполнения президентских обязанностей самому достойному преемнику. Только он, говорит Ельцин, еще за две недели знал, что я скажу в прощальном слове. Отставка Ельцина выливается в апофеоз Путина. Именно так оценили заключительный аккорд этого вечера и мои товарищи, с которыми я успел обменяться мнениями. А если на этот счет могли быть какие-то сомнения, то их развеял ваш бывший президент Л.Кучма. Он особо отметил заслугу Ельцина в том, что тот обеспечил преемственность власти. Такую преемственность, к несчастью, российское общество сейчас расхлебывает, и боюсь, долго еще будет расхлебывать. Не думаю, что на закате своей жизни Борис Николаевич однозначно оценивал свое политическое решение.
Каденко: Большое спасибо.
Шейнис: Я постараюсь ответить на вопросы, если они у вас возникли.
Каденко: Я думаю, что возникли. У нас не очень много времени, поэтому мы попросим наших коллег задавать вопросы коротко, ясно и по существу.
Шейнис: А оратора попросим отвечать тоже коротко, да?
Каденко: У оратора больше прав. Вопрос можно сформулировать коротко, а ответить не всегда удается кратко. Вот, о вчерашнем мероприятии, наверное, надо немножечко уточнить, то есть в нем участвовали Станислав Шушкевич, Леонид Кучма, Леонид Кравчук – в общем-то, основные действующие лица тех событий, о которых вспоминали, а организовали мероприятие, как я уже говорила, Центр Ельцина, российское посольство и, собственно, "Полiт.ua". Я хотела задать вопрос, связанный с нашими предыдущими лекциями. У нас дважды выступал историк Юрий Пивоваров, и в обеих своих лекциях он упоминал эпизод, касающийся российской Конституции, а именно свой разговор с Шахраем. Пивоваров сказал: «Я увидел текст Конституции, и первое, что мне пришло в голову – знал ли, например, тот же Шахрай, знаком ли он с текстом конституции Сперанского»... Вот, хотела бы услышать Ваше мнение по поводу этой реплики.
Шейнис: я с большим уважением отношусь к академику Пивоварову, но не разделяю его общей позиции, которая сводится к тому, что сегодняшнее бытие России – я, наверное, немножко огрубляю, но основной смысл того, с чем он часто выступает, сводится к следующему: сегодняшнее бытие России заложено в российской истории, и вырваться за эти рамки невозможно. Я полагаю, что это не так, что есть немало стран, которые вырвались из своей исторической колеи. Наша Конституция восходит к разным источникам и возникала на скрещении, столкновении разных подходов и влияний. О том, как создавалась российская Конституция, можно было рассказать отдельно. Тем более, что о работе Конституционной комиссии, сформированной на I Съезде народных депутатов России, распространялось немало нелепостей. Один только пример: Жириновский кричал: «Шейнис и Румянцев поехали в Америку, прочитали там американскую Конституцию и перевели ее на русский язык». Это, конечно, вздор. Чтобы познакомиться с американской Конституцией, не надо было ехать в Америку. Да и написана эта великая Конституция в стилистике XVIII века, мало подходящей для современного конституционного текста. Не могу сказать, что у нас перед глазами был проект Сперанского, хотя, конечно, так называемую «Конституцию Николая II», борения вокруг нее, конституционный опыт предреволюционной России мы знали. Но совпадения или отталкивания нашей Конституции от различных историко-правовых текстов мало объясняют, почему и как в итоге мы получили известный текст.
В течение трех лет Конституционная комиссия работала над проектом Конституции. Помимо собственных наработок в поле нашего внимания попадали (и в какой-то мере были реализованы) другие проекты: коммунистов, саратовских ученых-юристов, различные идеи и предложения, поступавшие от отдельных лиц и организаций. На заключительной стадии был подготовлен проект Конституционной комиссии. В нем была сделана попытка примирить, совместить очень разные подходы. Но, несмотря на это, у него практически не было шансов быть одобренным конституционным большинством на Съезде: слишком глубоки были противоречия разных подходов. И вот тогда был обнародован от имени президента другой проект, в котором перевес исполнительной и слабость законодательной и судебной власти были выражены еще сильнее, чем в нынешней российской Конституции. Это был текст, подготовленный под руководством профессора, известного специалиста в области философии права С.С.Алексеева, депутатов А.А.Собчака и С.М.Шахрая. Разработанный ими проект 29 апреля 1993 г. представил президент. При этом он заявил, что у него не получается совместная работа над Конституцией с Верховным Советом и Съездом. В проекте Конституционной комиссии пришлось сделать серьезные уступки консервативной части депутатского корпуса, поэтому, сказал президент, я созываю Конституционное совещание, которое обсудит предлагаемый проект. Но в основу работы Конституционного совещания на деле лег не один, а два проекта (представленный президентом и разработанный Конституционной комиссией по состоянию на середину 1993 г.), на базе которых был разработан объединенный проект, который и был одобрен на всенародном голосовании 12 декабря 1993 г.
Пивоваров прав в том, что разработчики Конституции не столько адресовались к российскому конституционному опыту, сколько исходили из конкретных условий политической борьбы, злобы дня, потребностей общественного развития, как они все это понимали. И здесь важнее было знание современного мирового конституционного права. А для того у нас были великолепные эксперты, специалисты высочайшего класса. В первую очередь я должен назвать Бориса Александровича Страшуна, автора ряда очень серьезных работ по зарубежному конституционному праву, Виля Алексеевича Кикотя, Леонида Соломоновича Мамута. Главное в нашей Конституции – не ее соответствие или несоответствие, традиционным российским конституционным подходам, как полагает Пивоваров, а то, что она создавалась в условиях острого политического конфликта и отразила исторические реалии того времени.
Портнов: Виктор Леонидович, я, если Вы позволите, задам Вам вопрос, который немножко будет развивать тему преемника, безусловно, важную в контексте разговора о Ельцина и его, если угодно, ответственности, перед историей в том числе. Очень многие российские аналитики сейчас обращают внимание на поразительную схожесть риторики ранней перестройки Горбачева и риторики модернизации Медведева. Если можно, прокомментируйте этот тезис, согласны ли Вы с ним, и стоит ли здесь искать некие аналогии, рецепты, прогнозы на будущее?
Шейнис: Да, риторика Медведева кое в чем текстуально, а главное — по духу повторяет то, что говорил Горбачев, (хотя, конечно, применительно к современным условиям). Могу вам сказать, однако, что мои друзья и я смогли оценить Горбачева не в 1985 г., а в 1986-87 годах. Для нас важно было, что за словами Горбачева – как ни интересны и необычны были слова, за которыми мы внимательно следили, - стояли дела. В декабре 1986-го года Михаил Сергеевич освободил Сахарова. Примерно в это же время прекратилось глушение иностранных радиостанций. Ослабили, а затем сняли цензуру. Было принято решение о выводе войск из Афганистана. (Правда, вывели их только в феврале 1989 года, но принципиальное решение было принято раньше). В 1986 году Михаил Сергеевич поехал в Рейкьявик и там выдвинул далеко идущие предложения, почти договорился с Рейганом по вопросу о ракетах, расходы на которые изматывали нашу экономику. Отодвинулась угроза взаимоуничтожения сверхдержав. Когда Михаил Сергеевич перешел от слов к делам, к значимым поступкам, стало ясно, что это не пустая пропаганда и не глубокомысленные, но бессодержательные намеки Андропова. И тогда он начал получать поддержку демократов, которые самим выходом в политику были обязаны Горбачеву. Думаю, что недостаточную и ослабевавшую поддержку, в чем повинны – мне доводилось это говорить неоднократно на круглых столах, семинарах в Горбачев-фонде – и демократы российские, и сам Михаил Сергеевич, реформаторская энергетика которого после 1989 г. стала ослабевать.. Шагов же практических со стороны Дмитрия Анатольевича пока нет. Мне хотелось бы увидеть в лице Дмитрия Анатольевича второго Горбачева в изменившейся исторической ситуации. Но риторика остается риторикой.
Каденко: Спасибо. Тогда коротенький – коль уж мы заговорили о риторике – коротенький вопрос по поводу Горбачева. Его, скажем так, реакция на Чернобыль – что за добрый человек посоветовал ему такую риторику? Потому что я считаю, что это большой провал.
Шейнис: Неверная реакция, совершенно согласен. Но едва ли выход из советской стилистики мог осуществиться сразу и всесторонне.
Каденко: То есть, это сам он ошибся или не смог свернуть еще с пути прежнего?
Шейнис: Во-первых, масштабы и причины катастрофы были оценены не с самого начала. Но академик Легасов покончил с собой именно потому, что счел себя за нее ответственным. Были и другие люди, которые отдавали себе отчет в том, что произошло. Конечно, случилось несчастье колоссальное, и серьезная ошибка Михаила Сергеевича была в том, что провозглашенная им гласность в данном случае не была задействована.
Каденко: Спасибо. Коллеги, пожалуйста, вопросы из зала.
Портнов: Только, пожалуйста, представляйтесь, как всегда, хорошо? И, учитывая, что уже довольно мало времени у нас, прошу максимально лаконично. Спасибо.
Руслан Кирмач, студент Киево-Могилянской академии: У меня такой вопрос к Вам. Виктор Леонидович, скажите, пожалуйста, как Вы считаете, если бы конфликт между Верховным Советом и президентом Ельциным был разрешен не силовым путем в 93-м году, то можно было бы ожидать составления Конституции консенсусной, при которой бы сохранялся баланс между ветвями власти, и не было бы такой гипертрофированной… позиции Президента. Спасибо.
Шейнис: Спасибо. В преддверии трагических сентябрьско-октябрьских событий я писал, что перед нами, к сожалению, две невозможности: невозможность договориться с агрессивным ядром Верховного Совета и невозможность (оказавшаяся, к сожалению, возможной) – выхода за рамки Конституции. Мы считали – была небольшая фракция демократов в парламенте «Согласие ради прогресса», которая считала, что, стиснув зубы, надо находить modus vivendi с Верховным Советом. Мы сформулировали и пытались объяснить Ельцину следующую позицию: во-первых, посмотрите, на IX Съезде в марте 1993 г. они смогли поставить вопрос об импичменте, потому что перед этим Вы предприняли вызывающую акцию, ошибочность которой Вы сами признали. А, во-вторых, хотя президент пригрозил выходом за рамки Конституции, даже в этой ситуации у его противников несколько десятков голосов для импичмента не хватило. Быть может, я ошибаюсь, но лучше было бы вести позиционную борьбу и дожидаться истечения срока полномочий Съезда народных депутатов и готовиться к новым выборам.
А еще лучше было бы достичь какого-то компромисса по проекту новой Конституции. Я убежден, что проект Конституционной комиссии (или, точнее, Рабочей группы этой Комиссии), хотя его первоначальный вариант и был ослаблен уступками большинству Верховного Совета, был лучше того, к чему мы в итоге пришли, ибо предусматривал более сбалансированное соотношение властей. Проект Конституционной комиссии с 1990 г., когда она начала работать, претерпел серьезные превращения. В небольшом коллективе Рабочей группы изначально обозначились два подхода к организации государственной власти. Один подход настойчиво продвигал руководитель группы экспертов В.Зорькин (ныне — председатель Конституционного суда): наделенный большими полномочиями президент — глава исполнительной власти и всецело подчиненное ему правительство (без премьера, по американскому образцу). Его поддержало большинство Рабочей группы. И был другой проект депутатов Л.Волкова, Р.Пименова, В.Шейниса, он назывался «правительство, ответственное перед парламентом».
Поскольку в Рабочей группе не удалось выработать общего подхода, то в проектах, которые публиковались, организация государственной власти была представлена в двух вариантах: «а» и «б». В 1991 году вариант «б» был снят. Между тем наш вариант, хотя и отвергался многими депутатами, по-видимому, мог бы стать более приемлемым для парламента как компромиссный. Но и вариант «а» проекта Конституционной комиссии оставался, на мой взгляд, более сбалансированным. Кроме того, там был очень важный раздел - «Гражданское общество», который удалили под предлогом того, что не должна Конституция регулировать самодеятельные организации. Если бы Съезд принял компромиссный проект, мы избежали бы многих бед. Но, к сожалению, он был глубоко расколот, и каждая группа — демократы, коммунисты, националисты центра и республик — все они тянули в свою сторону, и конституционное большинство на Съезде никак не складывалось. Что же касается проекта Алексеева, Собчака, Шахрая, для обсуждения которого Ельцин созвал Конституционное совещание, то он, обладая рядом достоинств, был, по-моему, ужасным с точки зрения организации государственной власти. Не буду сейчас из-за недостатка времени это обосновывать, поверьте мне на слово. И заслуга Бориса Николаевича заключалась в том, что он, когда было созвано Конституционное совещание, которое тоже было реализацией президентского проекта, согласился с тем, что в основу его работы будут положены оба проекта. Таковы были два главных источника Конституции 1993 г.
Николаенко, доцент: Я немножко разочарован. Я шел на аналитическую какую-то речь, да, а услышал очередное, ну, мягко скажем, персоналистское выступление о политических предпочтениях товарища господина гражданина Шейниса, понимаете. Я почему так говорю – потому что, я – маленький комментарий…
Каденко: В чем заключается Ваш вопрос?
Николаенко, доцент: Я три предложения скажу всего. Каждое слово имеет свою историю, когда, например, говорим «господа» и так далее. Если бы еще добавили «гражданин», господа – феодализм, гражданин – капитализм, товарищ – социализм и получается, все высказывания, которые я слышу, да вот в этом духе. И если мы не анализируем, что происходит в социальных структурах и чем сдвиги в социальных структурах вызваны – никакого анализа быть не может, мы будем говорить только, как Вы говорите, - о формах правления, а даже не о социальной сути власти, о причинах изменения…
Каденко: Господин доцент, видели ли Вы тему лекции? Она сформулирована довольно четко. Вопрос, пожалуйста.
Николаенко: Подождите! Подождите! Когда мы говорим о роли Ельцина, и не говорим, какую роль он играл в создании…
Каденко: К сожалению, мы вынуждены объяснить, что лекцию невозможно провести на три темы или четыре темы одновременно, к сожалению. выбрана была тема только одна. Я думаю, что у Вас будет возможность послушать аналитическую лекцию, в том числе и социальную аналитику, например, кого-то из украинских или российских экспертов, когда будет заявлена именно такая тема. Спасибо.
Шейнис: Я скажу два слова по поводу комментария. Я сожалею, что не сумел удовлетворить Ваши ожидания.
Леонид Швец, «Газета по-киевски»: Виктор Леонидович, могли бы Вы прокомментировать ситуацию с перманентным кризисом лидерства у демократов? Вот мы сейчас сначала отдали должное Горбачеву, совершенно, как бы, справедливо, Ельцину, и сейчас у Вас прозвучало: «Ну, на кого уповать? Ну, может быть, на Медведева, ну, по крайней мере, он что-то говорит. Как у самих демократов с лидерами и почему так? Спасибо.
Шейнис: Очень трудный вопрос. Наверное, претензия того товарища, которая была сейчас высказана, в чем-то справедлива. Если бы действительно лекция была посвящена социальным сдвигам и их влиянию на позиции демократов в обществе, то и этому вопросу следовало бы уделить внимание. Произошло — будем называть вещи своими именами - схождение демократов с российской политической сцены. Я не случайно назвал свою книгу «Взлет и падение...». Демократы перестали быть в России влиятельной силой. Самые благоприятные опросы дают 15-20% поддержки демократов, но это никак не проявляется на выборах. Почему это произошло? Если говорить в самом общем виде – сработал бумеранг обманутых ожиданий, обманутых надежд. За это на демократов возлагается ответственность, отчасти справедливо, отчасти несправедливо. Существует отторжение значительной части российских граждан, ранее поддерживавших демократов, в особенности от тех людей, чьи имена «засветились» в прошедшие годы. Это общая основа неблагополучия в демократическом движении. Теперь что касается расхождений среди демократических политиков. Главное заключается в том, что часть демократов действительно связала себя с эксцессами социально-экономической политики, вызывавшей раздражение значительной части наших сограждан. На демократов, которые какое-то время состояли при власти, возлагается ответственность за жесткость в проведении рыночных реформ. На некоторых из них — за ассоциацию с олигархами. Это факты, с ними нельзя не считаться. Были демократы, которые заявляли, что российская армия проходит возрождение в Чечне. Я не думаю, что человек, который это сказал, действительно так думает, но это была форма приспособления к другому электорату, к другой части общества — попытка безнадежная. В глазах убежденных демократов это, конечно, дискредитировало и такого человека, и связанную с ним организацию. Кроме того, существует фактор личного неприятия, личных амбиций.
В условиях, когда не очень «светит» демократам возвращение в парламент, - по многим причинам, не только потому, что выборы у нас манипулируемые, - демократов разводят споры (мне в них тоже приходилось участвовать), как вернуть былое доверие, чтобы восстановить электоральные позиции: должны ли демократы взять на себя вину за 90-ые годы, за поддержку Ельцина или же надо перевернуть страницу и говорить о будущем, а не о прошлом. Кроме того, нужен общепризнанный лидер. Вы знаете, когда время требует лидера – он появляется. Так появился Горбачев. Появился Ельцин, востребованный обществом лидер, за которым пошли демократы. Наверное, запрос в обществе сейчас на демократического лидера пока слаб. Я с болью обо всем этом говорю, но это так.
Бурко Іван Петрович: В мене таке питання, яке давно муляє мене. Ви, до речі, по-українськи розумієте, чи на російську перейти? По-українськи розумієте?
Шейнис: Я не уверен, что точно пойму.
Бурко Іван Петрович: Ні? Я на російську перейду. Три человека собрались в Беловежской пуще, в угодьях «мисливських» по-украински, охотничьих, за бутылкой пива распили – и разогнали Советский Союз. Насколько правомочно это решение? Вот, в этом я не нахожу ответа нигде и ниоткуда не слышно. Насколько оно правомочно, это решение, поскольку три человека – это не 15.
Каденко: Спасибо, вопрос понятен.
Бурко: Второй, сюда же. Автоматически вроде с развалом Советского Союза куда-то должна была деться советская власть, я не нахожу ответа, какими указами, документами ликвидировалась советская власть. У меня, кстати, никто не спросил, хочу я буржуазную власть вместо советской. Какими документами, и правомочно ли это дело на сегодняшний день?
Шейнис: Распад Советского Союза был санкционирован всеми высшими органами власти, существовавшими тогда в СССР. Тем не менее, сейчас сплошь и рядом повторяется: вот три человека собрались и там, в теплой обстановке, подписали акт. О том, как и почему принимались решения в Беловежье, на вчерашнем приеме в очередной раз рассказали Шушкевич и Кравчук — не буду это пересказывать. Важнее подчеркнуть, что эти решения почти единогласно санкционировали Верховные Советы всех республик. Кроме тех, которые еще до этого уже ушли из Советского Союза и считали, что это к ним уже не относится. В Украине, как вы знаете, был проведен референдум, 1-го декабря 1991 года. Этот референдум дал подавляющее большинство за независимость Украины, причем, если я правильно помню, большинство было, в том числе, и в тех областях Украины, где преобладает русскоязычное население. Все эти документы опубликованы. Что же касается замены советской власти, то пришедшая ей на смену политическая система основывается на разделении властей, которое закреплено в Конституции России и, видимо, большинства (если не всех) постсоветских государств. В этом их фундаментальное теоретическое отличие, ибо Советы воплощают единство, неразделенность всех ветвей власти. Это так по Ленину, это неоднократно излагалось в советской и зарубежной политической и научной литературе. Но в советском по названию государстве никакой власти Советов (разве что за исключением короткого периода, закончившегося к лету 1918 г.) не было — была диктатура верхушки большевистской партии. Ликвидацию этой диктатуры нередко выдают за ликвидацию советской власти. А разделение властей как основополагающий принцип государственного устройства начал вводиться еще в союзной Конституции при Горбачеве, затем в российской и, думаю, что и в украинской Конституции. Иное дело — как конституционный принцип реализуется на практике. Здесь многое заслуживает очень серьезной критики.
Каденко: Спасибо, Виктор Леонидович. К сожалению, время наше вышло, и мы вынуждены закончить. Прошу, очень короткий вопрос.
Не представился: Вопрос такой: Вы мало говорите о Ельцине – почему? О нем же говорили, что 200 человек там перестреляли, парламент постреляли, спалили и прочее, прочее, что на танках ездили. Что Вы говорите?
Каденко: В чем заключается Ваш вопрос?
Не представился: Нужна, понимаете, больше характеристика Ельцина.
Каденко: Можно, Виктор Леонидович, я прорекламирую дар в Парламентскую библиотеку? В Парламентскую библиотеку вчера поступил дар от Центра Ельцина, это – книга, вышедшая в серии ЖЗЛ о Борисе Ельцине, я очень рекомендую обратиться к этому источнику. Мы подумаем о том, чтобы сделать отдельную лекцию о биографии Бориса Николаевича. Спасибо. Мы напоминаем, что следующая лекция состоится 31-го марта, в четверг. Еще раз спасибо Виктору Леонидовичу за его выступление. Следующая наша встреча состоится в четверг, 31-го марта, это будет встреча при поддержке Фонда Бёлля, и, вот, я надеюсь, что мой коллега прокомментирует и проанонсирует немножко тематику.
Портнов: Я тільки прочитаю її назву. В неї дуже дивна назва, одразу вам скажу: «Державний устрій України: погляд у ідеальне майбутнє», тобто яким може бути ідеальний державний устрій. Зверніть увагу, колеги, ще раз, що це буде, як завжди, в четвер, і це буде, як завжди, о сьомій вечора. А говорити там буде кілька людей, зокрема такий Ігор Коліушко і Ігор Шевченко, два Ігоря.
Каденко: и Андрей Портнов.
Портнов: Які є обидва експерти з питань політико-правового устрою і державного права.
Каденко: Спасибо. До свидания. Ждем вас на следующей неделе в четверг. Всего доброго!
Обсудить
Комментарии (0)