Телефоны для связи:
(044) 256-56-56
(068) 356-56-56
» » Кто ищет правду? "Европейский словарь философий"?

Кто ищет правду? "Европейский словарь философий"?

24 октябрь 2018, Среда
567
0
Кто ищет правду?Мы публикуем расшифровку лекции директора издательства "Дух и Литера", руководителя Центра европейских гуманитарных исследований Киево-Могилянской академии, кандидата философских наук Константина Сигова, прочитанной 14 апреля 2010 года в Киеве, в Доме ученых в рамках проекта «Публичные лекции “Політ.ua”». 

«Публичные лекции “Політ.ua”» — дочерний проект «Публичных лекций “Полит.ру”». В рамках проекта проходят выступления ведущих ученых, экспертов, деятелей культуры России, Украины и других стран.
Текст лекции:
Ciгов: Дякую організаторам цієї зустрічі, дякую вам всім, хто прийшов на цю розмову, на мою думку дуже важливо, що у нашій країні, зокрема в Києві відбувається творчий розвиток, ми розробляємо разом з вами цей класичний європейський жанр публічної лекції, яка є відмінною від звичних для мене академічних, університетських лекцій з одного боку, а з іншого боку, телевізійних ток-шоу, які мають свій формат і свої обмеження. Тому я дуже дякую всім учасникам того, що сьогодні буде тут відбуватися, але перед тим, як перейти власне до теми нашої зустрічі, я хотів би пояснити кілька моментів. Перше тему «Європейський словник філософій» і нещодавно, ви знаєте, вийшов перший з чотирьох томів українською мовою. Власне у Києві і у інших містах України відбулося вже кілька презентацій україномовного видання. У Києво-Могилянській академії, в Університеті Шевченка, в інших інституціях і в інших містах, власне це відбувається. Перед тим, протягом десяти років тривала розмова навколо цього словника французькою мовою, але сьогодні я хотів би, щоб звістка про цей проект, про цей словник потрапила до російськомовної аудиторії і щоб плюральний задум та інтелектуальні звістка, меседж цього словника почули також росіяни. Я думаю, що дуже важливо, щоб відповідь (чи питання?), я багато разів чув у Франції, Німеччині: «А чи буде, власне, колись зроблено російський переклад цього словника?» почули в Росії, а не тільки в Україні. Тому ми вирішили з організатором цієї зустрічі, що я буду продовжувати російською мовою, хоча очевидно, що на сайті "Полiт.ua" буде розміщено мій текст українською і також російською мовою.
Долгін: Ви можете доповідати українською мовою, а ми перекладемо, як вам буде більш комфортно. 
Сігов: Так ми домовлялися з Володимиром і, може, підчас цієї лекції, прошу не поспішати, але до кінця, я переконаний, що ви зрозумієте, чому саме такий меседж ми обрали разом.
(Перевод: Благодарю организаторов этой встречи, благодарю всех тех, кто пришел на эту беседу. Я считаю очень важным, что в нашей стране, в частности в Киеве, происходит творческое развитие, мы разрабатываем вместе с вами этот классический европейский жанр публичных лекций, которые отличны от привычных для меня академических, университетских лекций, с одной стороны. А, с другой стороны, телевизионных ток шоу, которые имеют свой формат и свои ограничения. Поэтому я благодарю всех участников того, что сегодня будет здесь происходить. Но перед тем, как перейти собственно к теме нашей встречи, я хотел бы объяснить несколько моментов. Первое – тему «Европейский словарь философий», недавно вышел, вы знаете, первый из четырех томов на украинском языке. В Киеве, и, собственно, в других городах Украины состоялось несколько презентаций этого украиноязычного издания: в Киево-Могилянской академии, в Университете им. Шевченко, в других учреждениях, в других городах. Перед этим, на протяжении десяти лет продолжалось обсуждение франкоязычной версии этого словаря, но сегодня я хотел бы, чтобы весть об этом проекте, об этом словаре, попала к русскоязычной аудитории, чтобы плюральный замысел, и интеллектуальную весть и месседж этого словаря услышали также россияне. Я думаю, что очень важно, чтобы ответ (или вопрос?), я много раз слышал и во Франции, и в Германии: «А будет ли, собственно, когда-либо сделан русский перевод этого словаря?» услышали и в России, а не только в Украине, поэтому мы решили с организатором этой встречи, что я буду продолжать на русском языке, хотя очевидно, что на сайте "Полiт.ua" будет размещен мой текст на украинском языке и на русском так же. 
Долгин: Вы можете выступать на украинском языке, а мы сделаем перевод, как вам будет удобно.
Сигов: Так мы договаривались с Владимиром, и, может быть, во время этой лекции, я прошу не торопиться, но к концу, я убежден, вы поймете почему именно такой месседж мы вместе выбрали). 
 

Так же я хотел бы поддержать коллегу и сказать, что я приглашаю всех присутствующих вписать нашу встречу, наш труд совместного размышления киевской Агоры в ткань больших и малых событий, в особенности, неофициальных, негосударственных, как в чистом смысле гражданский акт солидарности с Польшей в момент ее и нашего национального траура. Я хотел бы отметить, что скорбь, солидарность и гражданственность, все эти три понятия, находятся в самом средоточии нашей исторической жизни, но они также должны быть в центре нашей мысли. И я считаю, что строгость мысли, мужество мысли со времен греческой трагедии и вплоть до современных событий остаются критерием, самым взыскательным, может быть, критерием европейской культуры. И я хотел бы подчеркнуть, что польские акценты в каждом из этих трех понятий: скорбь, солидарность и гражданственность - являются очень важными для нас, но это, скорее, семена для будущего осмысления, а сегодня, предваряя эту работу, мне кажется должны быть такие поступки, о которых Пауль Целан говорил, когда сравнивал стих с крепостью рукопожатия. Вчера я вернулся из Западной Украины, где, среди многих других дел, обдумывал то, о чем буду сегодня говорить перед вами, и вынужден теперь отложить черновики некоторых тезисов, которые хотел предложить вашему осмыслению в связи с той трагической вестью, которая нас настигла в субботу. После этого, в субботу, в воскресенье и в понедельник я, так же, как многие здесь присутствующие, писал к польским друзьям письма. В интервале между полюсами: с одной стороны – полюса государственно-официальных мероприятий по этому поводу, с другой стороны – актов чисто личных, глубоко индивидуальных, когда люди приходят и приносят свою свечу, свой цветок, и вот в интервале между этими полюсами находятся различные, большие и малые гражданские события. И такое скромное событие, как наша встреча, мне тоже хотелось бы, чтобы оно было вписано в этот контекст и поэтому я приглашаю вас всех почтить польскую трагедию минутой молчания. 
Я предлагаю вашему вниманию развитие исследования, частично опубликованного во Франции в форме словарной статьи «Pravda» в «Европейском словаре философий», который имеет подзаголовок «Лексикон непереводимостей». Работа над словарем продолжалась 12 лет, первый вариант статьи «Правда» я написал в Париже в 1993 году, опубликован этот том был в 2005 году в Париже. И недавней, новой вехой этих размышлений, для меня была конференция в Германии в Университете Бохума \Universität Bochum\, посвященная дискурсам справедливости, анализам различных форм дискурса справедливости. Организаторами этой конференции были философы Александр Харт, Николай Плотников, среди тех, кто способствовал тому, чтобы я в этом участвовал, была присутствующая здесь Алла Вайсбант. Я хотел бы поблагодарить всех участников этой немецкой встречи и сказать, что наша киевская встреча является развитием и продолжением той конференции и, собственно, название нашего размышления сегодня содержит в себе риск. Я осознавал риск, на который сегодня иду, когда предпочел другим, более спокойным темам лекции формулировку в виде двух вопросов. Первый вопрос: «Кто ищет правду?» и второй: «Европейский словарь философий»? Вопросительный знак стоит рядом с названием этого словаря. Но мои колебания по поводу других, более академических понятий, которые предлагали мои уважаемые предшественники на этой трибуне, мне помогли преодолеть некоторые мои коллеги и следующие аргументы, к которым мы обратимся позже. Я припомнил шотландского философа, с которым веселее сегодня делить этого риск. Аласдер Макинтайр \ Alasdair Macintyre\ озаглавил свою замечательную книгу двумя вопросами «Whose justice? Which rationality?». Она была издана в Университете Нотр-Дам в Америке, «Чья справедливость? Какая рациональность?» Первый вопрос прямо связан с нашей темой Whose justice? Какая справедливость? Или иначе можно сказать: «Какая правда?» Увидеть корифея современной философии, такого как Макинтайр, в компании искателей правды задача, конечно, не тривиальная. Но еще более увлекательная задача перед нами встанет сегодня: рассмотреть в этой перспективе «Европейский словарь философий» – целое общество философов Европы, и подумать о том, почему так важно для понимания модели этой очень оригинальной и интересной, и не совсем рискованно будет к ней, или необоснованно, применить нашу известную поговорку «У каждого своя правда». Вот та форма плюральности, которую предлагают нам французские, немецкие, британские и другие авторы этого словаря, аукается и перекликается с какими-то очень традиционными высказываниями, увиденными в новом свете. Если говорить ближе к киевским нашим палестинам, киевской топологии, то можно было бы вспомнить «Печерские антики» Лескова. События, в них описанные,  происходят в непосредственной близости к Дому ученых, где мы сегодня собрались. Будет вполне оправданным сказать, что продолжателями этих правдоискателей, которых описывал и Гоголь, и Лесков, и многие другие классические авторы, являются, например, авторы сборника «Вехи», но возможно ли проследить какую-то связь с дореволюционными и докатастрофическими авторами и искателями правды с теми современными философами, которые создавали «Европейский словарь философии». К этому вопросу мы обратимся позже, а сейчас давайте возьмем в руки французский том словаря и убедимся, что по вертикали на обложке первое слово – это слово «правда». Слово написано кириллицей. Я не знаю, тот, кто делал дизайн обложки этого словаря, говорю вам как профессиональный издатель, владеет ли он всеми языками, которые написаны на обложке словаря. Тут не только кириллица, здесь, вы видите, слова написаны по-гречески, на иврите, есть арабское письмо, разумеется, латиница для различных европейских языков. Несомненно, свою позицию по этому вопросу высказал главный редактор словаря Барбара Кассен \ Barbara Cassin\, которая не владеет ни одним из славянских языков, но прекрасно владеет греческим, является эллинистом, одним из самых известных сегодня в Европе по греческой философии и софистике, это была тема ее диссертации, переведенной на русский язык. И я не раз отмечал, насколько она и другие европейские философы, повторяю, не знающие ни одного из славянских языков, с каким интересом они каждый раз возвращались к вопросу: «А что же такое эта ваша славянская правда?» Сегодня, может быть впервые, мне хотелось бы сказать публично, что не будет слишком уж рискованно поставить вопрос о связи с ареалом современных западных философий и самыми, как нам казалось бы, простите за это слово, «допотопными» формами правдоискательства, поиска правды в каком-то исходном смысле, который, как известно, был присущ не только славянам, но и грекам и другим философским авторам. Ведь само слово «философия», как напоминает один из авторов словаря Реми Браг \Remi Brague\, прекрасный пример непереводимости. Без перевода, как таковое, в греческой своей форме, оно вошло в другие языки, включая европейские, арабские и другие, и любые попытки в Германии или в славянских странах переводить его, как любомудрие, например, не закрепились, потому что сегодня мне не известны кафедры любомудрия, факультеты любомудрия. Не знаю, может они появились где-то на пространстве между Петербургом и Владивостоком, но в Украине таких кафедр не имеется, в Польше, насколько мне известно, также и в других славянских странах это все связано с философией. Другое слово, которое без перевода вошло и остается примером непереводимости, это другое греческое слово «история». Вы можете вспоминать слова «этика», «поэтика» и так далее. И речь идет не просто о кальках или вставках, эти слова живут полноценной жизнью в других языках, и о приключениях, сдвигах их семантики, их смысла мы сегодня вместе с вами поразмышляем. 
Я еще раз скажу, что не раз мне приходилось отмечать во время семинаров, конференций в Париже, в Оксфорде или в Германии, с каким неподдельным интересом западные коллеги интересовались правдой – и словом, и явлениями, которые она описывает. И в их свежем интересе, разумеется, проявлялось отсутствие нашего стертого механического употребления, привычного просто словоупотребления: мы не удивляемся, когда оперируем такими словами. И временами мне казалось, что вымирающее племя правдоискателей как будто передает тотем западным бледнолицым братьям, а они, приняв эту неожиданную эстафету, бегут в своем, неведомом для нас, направлении. Но, говоря так, я забегаю несколько вперед, поэтому вернусь к исходным вопросам, связанным с понятием «правда». 
Аспекты полисемии слова «правда», которые для нас с вами очевидны и потому остаются имплицитными, нужно было эксплицировать для западных коллег, повторяю, не знакомых со славянскими идиомами. Наряду с Барбарой Кассен и другими замечательными французскими философами в создании словаря приняло участие более 150 ученых из Германии, Великобритании, Италии, Португалии, Латинской Америки и других стран. И это был первый этап, который продолжался более десятилетия. Сейчас происходит второй этап – перевод этого словаря на другие языки. После французского тома, который перед вами, на американский язык переводят в Принстонском университете, на испанский язык переводят в Мексике, переводы происходят и в Иране, и в Марокко, и, соответственно, в Украине. Приятно отметить здесь и теперь, что первый перевод, который появился, это первый том украинский, но нужно сразу добавить, хотя бы для оттенка скромности, что это только часть словаря, четвертая часть. Должно появиться еще три части украинских для того, чтобы мы, с одной стороны, перевели все слова, но, что очень важно – нам предложено пополнять этот словарь. И уже в первый том вошли новые слова, которые украинские философы, авторы, вписывали в этот том, и к этому приглашены все переводчики, которые будут работать над этим томом в Польше, в России или в других странах. 
Один из ключевых вопросов, к которому мы все время возвращаемся в связи с понятием «правда», это первое и очень резкое, я бы сказал, пробуждающее нас от привычного сна, вопрошание – не является ли правда омонимом. Осветлению вопросов, которые связаны с этим словом, повторяю, была посвящена целая сеть семинаров в различных странах. В краткой форме можно обозначить ряд положений. Привычно, в обычных, не философских словарях, слово «правда» переводят при помощи таких эквивалентов, как «truth» на английский, «vérité» по-французски, «Wahrheit» по-немецки и так далее. При такой передаче, переводят его, соответственно как «истина» и исчезает то значение «справедливости», которое мы часто подразумеваем, употребляя это слово. Мы помним, что акцент в славянских языках падает, прежде всего, на однокоренные слова, такие как «право», «справедливость», «правосудие». Если эти значения исчезают при переводе, то мы утрачиваем значительную часть их смысла, их семантики. Мой тезис в этих дискуссиях состоял в том, что «правда» не является омонимом. Его смысл сопротивляется полному размежеванию понятий «истина» с одной стороны, «справедливость» – с другой. Если же правда не омоним, то как понимать… Представьте, вы сталкиваетесь с языком в котором, например, совершенно для нас различные понятия «правда» и «мир» выражаются одним словом. И вы должны в одних контекстах переводить его на наш язык как «правда», в других – как «мир». И хотя мы знаем, что в псалме сказано, что эти понятия должны обняться, но мы понимаем, что две личности, отличные друг от друга, не могут так обняться, чтобы потом уже не иметь возможности разделиться, они не могут стать единым в одной лексеме с нашей точки зрения. Может быть язык на Небе или на Земле, в котором эти понятия описываются одним словом. Так, с точки зрения французов трудно представить, что то, что они описывают как «vérité» с одной стороны, а справедливость, «Justice», – с другой, вдруг может описываться одним словом. Если мы станем на точку зрения носителей других языков, то мы поймем, насколько сложным является это «два в одном» – привычное для нас описание. И оригинальность или специфика данного подхода состоит в следующем - это важный тезис для подхода к этому явлению - что часто, открывая лучшие наши словари, посвященные слову «правда», вы увидите его этимологию, древние корни к которым она восходит, мы об этом потом поговорим. Модель этих словарных статей такая: есть корень, а дальше есть ствол и дерево. Есть растущая история слова «правда», которая вырастает из этих корней. В данном случае модель совсем иная: мы не просто берем древние языки и говорим, что от них происходит слово «правда», а потом другие языки забываем и оказываемся внутри своего, внутри родной славянской идиоматики, здесь мы все время в диалоге с другими языками. Современными языками, не только древними, а современными языками, на которые нужно переводить нашу литературу. И, соответственно, когда мы переводим чужие тексты, нужно каждый раз принимать решение – какими словами мы будем переводить эти тексты. Вопроса не возникает и проблемы не возникает, когда речь идет о традиционных текстах, например, во всех переводах псалмов нет никаких колебаний, нет ошибок, везде, где древние понятия с иврита и с греческого переводятся на различные языки, как Justice. На русский и на украинский это переведено как правда. То есть, словом «правда» переводится греческое понятие equite и понятие, которое в еврейской Библии выражает слово цедек (צדק) В случае конфронтации современными языками ситуация становится гораздо более сложной и интересной. Я отмечаю этот момент потому что в литературе вы будете встречать, если вы будете вести этот поиск, привычный  правдоискателям и отчасти, это напоминает занятие кладоискателей, вы будете видеть, что этот аспект отсутствует и очень важно этот горизонт привлечь, учитывать его и понимать почему он важен. Потому что один из парадоксов этого слова состоит в том, что оно у нас одно из самых частотных. В английском для перевода псалмов использовалось не только justice, но и mercy? Это слово во многих современных английских словарях помечено как «стар.», старое слово. Оно продолжает быть в ходу, но невозможно сравнить частотность его употребления в английском с тем, насколько ходовым в нашем разговоре является слово «правда». В том числе, например, когда мы в вопросительной форме переспрашиваем друг друга: «Правда?» Такой живости в употреблении мы не встретим у других языках. Тут нет торжественности, нет того, что происходит с некоторыми нашими понятиями, взятыми из старославянской лексики, и это слово парадоксально совмещает способность говорить и о вещах вполне бытовых, и о вещах, которые мы традиционно называем возвышенными. 
 

На это мне возражали французские философы, они говорили, что с точки зрения французского языка славянское слово «Pravda», которое, повторяю, означает две абсолютно разные вещи: Justice с одной стороны, и «vérité» с другой стороны – омоним. И мы должны понимать и принимать эту критическую точку зрения, которая присутствовала, и будет присутствовать далее при переводах важных для нас текстов на другие языки. В обсуждении этой проблематики принимали участие, наряду с Барбарой Кассен, и Ален Бадью, и Этьен Балибар, и Реми Браг, и Жан-Франсуа Куртин, и Жан-Люк Морье, и Филипп Рено, который должен скоро приехать в Киев и говорить о понятиях этого словаря, связанных с политической философией, с правовой философией. Я думаю, для вас будет интересно принять участие в этом разговоре с одним из ключевых авторов словаря. 
Я хотел бы еще сказать, что новизна самого словаря не означает разрыва с традиционной парадигмой тезауруса, лексикона, в котором релятивность тех или иных слов подчиняется одной сетке понятий. Наиболее близкие к этому словарю образцы это словарь Эмиля Бенвениста, посвященный индоевропейским терминам, и эта традиция восходит к Гумбольдту. 
Поймите правильно, подзаголовок «Словарь непереводимостей» никак не означает, что в нем собраны термины, которые не переводились или не могут быть переведены, наоборот, «переводимым» является слово, которое не устают переводить. Его переводят вновь и вновь. И одна из загадок классических текстов, что не существует одного раз и навсегда данного перевода классического текста. Это один из самых важных парадоксов этого ремесла, что не может быть одного urtekst. Текст живет, это может быть текст греческой классики, библейский текст, текст средневековья, Возрождения, более близких к нам времен. Всегда через несколько поколений требуется новый перевод. Что это означает? Это означает, что сама практика перевода все время ставит под вопрос наше поверхностное представление – чем является перевод. Это точная передача другими словами нашего языка чего-то сказанного на другом языке. Наивный наш подход к любой книге переведенной, которую мы читаем, что мы читаем то же самое, точно то же самое, что написал автор, будь это беллетристика или будь это классический текст, все-таки презумпция нашего доверия к тексту, что мы читаем то же самое, что написано на другом языке. Но, почему же тогда нужно это переводить снова и снова? Почему существует так много переводов сонетов Шекспира? Почему вновь и вновь мы обнаруживаем недостаточность какого-то перевода, хотя каждый добросовестный, хороший переводчик как будто говорит то же самое? Вот в этом состоит, я бы сказал мотор постоянно возобновляющейся работы перевода, и в этом состоит своеобразие всей европейской традиции, которая избрала не один единственный сакральный язык, как это происходило в арабском мире, где единственным возможным языком Корана является арабский язык, и другой перевод уже не передает этого текста. Как, наверное, это присуще Китаю. В Европе всегда и сегодня мы это ощущаем еще более остро плюральность языков – является ее условием. Поэтому Барбара Кассен вместе в Умберто Эко на вопрос а какой же язык является европейским она отвечает: «Перевод». Именно перевод является единым языком Европы. И поэтому на бесконечные вопросы, которые возникают вновь и вновь: «На сколько языков переводить в Брюсселе или в Страсбурге? А нельзя ли сэкономить на маленьких языках и переводить на несколько больших языков?  Какие языки могут входить в число больших, а какие входят в маленькие?» дается и будет даваться ответ, что нужно переводить и на финский, и на венгерский, и на польский, и на другие языки, потому что это Европа. Мы понимаем, насколько это контрастно по сравнению, например, с ситуацией, где современной драмой американской идентичности является вопрос: «А может ли возникнуть двуязычие в Америке?» Может ли сложится ситуация, когда испанский действительно станет вторым официальным или, по крайней мере, равноправным языком. 
Но это в сторону. Возвращаясь к теме множественности языков Европы, нужно отметить сразу, что и другие понятия этого словаря вновь и вновь показывали, что, когда, допустим, англичане переводят с немецкого понятие Geist понятием gogo, а не понятием «spirit», то, разумеется, именно там им приходится переводить, например, «Феноменологию духа» Гегеля. Или когда возникает вопрос переводить французское «esprit», каждый раз при столкновении с такими ключевыми понятиями возникает эта проблематика. То же самое с понятием «мир». Поверьте очень трудно иностранцам понять, как одно слово может охватывать два настолько различных понятия. С одной стороны universum – космос, а с другой стороны – не война. Мир, как мирное состояние жизни человеческого сообщества. Как одно слово может содержать, повторяю вновь, не будучи омонимом, такие понятия, как universum и мир, как peace и так далее. Такого рода идиоматика, несомненно, оказывается в поле внимания. И тут важно понять, что, если хотите, коперниканский переворот состоит в том, что взяты слова, с одной стороны, центральные, это не маргинальные какие-то мелочи, которые можно оставить за бортом. С другой стороны, показано, что мы не можем сводить это все время к подстрочным примечаниям, их нужно поставить в центр, вывести на авансцену, и само это явление множественности значений, полисемии, рассмотреть всерьез, вплотную. Таким образом, словарь предлагает новую картографию интеллектуальной жизни Европы, но эта картография увидена как бы с нового спутника. Он предлагает нам увидеть не только вершины и пики, а увидеть всю геологию, как сложно она складывалась, какие, наряду с вершиной, там есть ущелья, холмы, предгорья и какие альпинистские тропинки ведут к тому, что мы называем устойчивым понятием, концептом, который можно однозначно переводить с одного языка на другой. 
В предисловии автор не скрывает, что это, так же политический проект. Было бы странно умалчивать об этом в формате "Полiт.ua", поэтому я скажу о том, что данная составляющая является очень важной для этого словаря. Дело в том, что упомянутое мной право европейских языков на образование не сводится к защите редких пород и видов, находящихся под угрозой исчезновения, время от времени раздаются призывы занести в Красную книгу такой-то язык, такую-то культуру, такой-то ареал. Для краткости можно обозначить две альтернативные позиции, от которых словарь отмежевывается. Первая позиция, это официальный язык, английский, который время от времени предлагается в качестве единого языка Евросоюза для того, чтобы упростить ведение научных конференций и, вы знаете, что для естественных наук, для точных наук, это отчасти уже произошло. Научная литература, журналы, научные конференции для естественных наук происходят на английском языке. Это факт, с которым гуманитарии не могут не считаться. Вопрос в границах этого явления и в его претензиях на экспансию, поскольку расширению этой доминации нового языка международного общения придают значение не только привычки ученых, это во многом язык бизнеса, язык банковских и международных корпораций и так далее. Соответственно в исторической перспективе английский претендует на такую же роль международного доминирующего языка, как им был в свое время греческий язык для мира эллинизма, каким латинский язык был для эпохи Римской империи, и долго после падения Римской империи латинский язык был языком европейской культуры, переписки, науки и так далее. Во многом именно эту роль в новые времена исполнял французский язык, и очень интересно, что форпостом сопротивления доминирования английскому языку сегодня во многом выступает предыдущий универсальный язык, который однажды исполнил эту роль, по-своему с ней справился. Язык французский, как известно, в XVII, XVIII, XIX веках был не только языком международной дипломатии и светских салонов, но также и языком науки. На каком языке писал Лейбниц? Основные трактаты Лейбница написаны на французском языке. Это был не только язык Паскаля или Декарта или Монтеня, это был язык просвещенной Европы. Вы помните, что дворец возле Берлина называется Сан-Суси – т.е. «без забот». Длительное время в Германии так же латынь и французский были языками элиты, и часто поясняя те понятия, которые Кант вводит и поясняет по-немецки, он в скобках обозначает их латинскими понятиями. Мы сегодня находимся в той точке, где нужно продумать и понять, а какие, собственно, резоны, основания, кроме сентиментальных, националистических или еще каких-то могут быть сопротивлением полному доминированию английского во всем, в том числе в стиле мышления, в навыках мышления и в том богатстве, которое не может быть сведено к одному языку, тем более, когда мы находимся в ситуации после Вавилонского столпотворения. Во многом та плюральность, с которой всерьез работает словарь, это именно принятие ситуации после Вавилонского столпотворения, вне, с одной стороны, каких-то утопический принятий эсперанто. С другой стороны, просто прагматического или, мы бы сегодня сказали, политреалистического принятия того, что дальше все по-английски. Но, откровенно говоря, это ставит под удар и сам английский язык, потому что часто та же логика ведет к логике компьютерного перевода, которая ужасным образом сказывается на качестве переведенных текстов и, как не раз было замечено, от этого страдают, собственно, профессора Оксфорда и Кембриджа, потому что часто бывает так, что на международных конференциях люди друг друга лучше понимают, когда слышат как по-английски говорят не носители языка, а проще, медленней говорят немцы, славяне  и другие люди, которые учили английский язык, как второй. А когда выходит оксфордский профессор, он говорит так быстро и, как говорят, в свою бороду, что его, как раз, понимают гораздо хуже, чем тех, кто этим языком пользуется как инструментом на работе, на конференции, но никак не дома и не в личных размышлениях. Идиомы, такие, как «правда», «мир», Frieden по-немецки, это, как раз, очень ясно выставленные маяки или, если хотите, светофоры, которые указывают на то, что все движение не может быть монологичным образом выстроено и подчинено логике одного единственного языка. Это один полюс, другой полюс, противоположный, который, как казалось бы, должен противостоять тому, что Барбара Кассен называет globish, то есть, вот этот глобальный English, – это онтологический национализм. Только мой язык является аутентичным голосом бытия, домом бытия, он может выразить органичные для нас представления и, соответственно так, часто упрощенно, редукционистским образом истолковывают Хайдеггера \ Martin Heidegger\ и аналогичную линию интеллектуальной жизни, предполагая, что возможна такая изоляционистская позиция, в том числе, в философии. Между этими двумя полюсами как раз и выстраивается та работа, которую ведет этот европейский словарь. Ни первая крайность, ни вторая. Когда свою позицию Барбара Кассен пыталась объяснять на семинарах, она часто употребляла понятие Жиля Делёза \ Gilles Deleuze\ «детерриторизация». Часто на наших семинарах возникала идея, что тому, кто не может произнести это слово не сбиваясь по-французски, больше французского вина не наливать, если семинары происходили во Франции. Вы понимаете, что это особый род аскезы, который требует соответствующей дисциплины. Вот в этом широком европейском контексте я приглашаю вас подумать о судьбе слова «правда». Я обещал не утомлять вас этимологией, но, все-таки нельзя обойтись без того, чтобы не вспомнить, например, прекрасный этимологический словарь Фасмера, где он говорит о   том, что это слово, действительно соответствует греческому dikaiocun., латинскому понятию justitia, образовано от славянского корня «прав, правый, прямой», и наиболее вероятная этимологическая его версия относится к индоевропейскому pr.-vos, родственного латинскому probus «чистый, добрый, порядочный» и древнеиндийскому prabhús «выдающийся, превосходный». Англосаксонское слово fram «сильный, деятельный, смелый», этому соответствует и в старославянском, болгарском, украинском, русском и других языках славянских значения слова «правда» теснейшим образом связаны с тяжбой, процессом, положением, законом. Аналогично соответственно значение и слова польского – prawda. Современное слово «праведник» так же восходит к греческому значению. И очень важно не упускать из виду антоним – «неправда». Понятие аномия так же вошло в наш язык, буквально оно обозначает «беззаконие», «неправда». 
По логике вещей, такому понятию, как правда принадлежит центральное место в нашем словаре. Я приведу только несколько примеров. Может быть, присутствующие здесь помнят пятитомную философскую энциклопедию. В ней в пяти томах была изложена вся сумма ключевых понятий и одним из самых загадочных явлений этой пятитомной философской энциклопедии, изданной в конце 60-х, начале 70-х годов в Москве, было отсутствие слова «правда».  Оно просто отсутствовало. И когда мне довелось на эту тему делать доклад во Франции, то, присутствовавший в зале один из авторов словаря, сказал: «Послушайте, но ведь именно это было самым большим достижением смело оппозиционно настроенных авторов этого словаря, вместо того, чтобы говорить ложь по этому поводу, предложить лакуну, молчание и не фальсифицировать правду, не оболгать ее. Пустое место, оставленное этому неведомому богу, было знаком того, что среди авторов есть нонконформисты, которые могут прямо держать спину, хребет и не гнуться перед теми, кто определял политику партии и передовицы газеты «Правда», о которой нельзя умолчать. Западные люди целого ряда поколений, особенно старших, но и наши сверстники, знают это слово, прежде всего, из-за газеты «Правда». И те люди, которые не знают ни одного славянского языка, когда хотят сказать вам что-то вежливое, приятное, могут процитировать известный анекдот, что в газете «Известия» нет правды, а в газете «Правда» нет известий. Когда они припоминают эту мудрость, которую они почерпнули в 70-е, 80-е годы, то чувствуют, что они с вами на одной волне. Очень важно понять, почему само это слово имеет такой изменчивый протеический характер. Раз уж  упомянул газету, нельзя не сказать, что до возникновения этой самой глобальной газеты XX века существовал целый ряд других изданий, в том числе в нашей прекрасной стране. Драгоманов в конце XIX века поспорил с изданием, которое носило это название, и появлялись журналы, появлялось то, что можно назвать реакцией прессы и попыткой прессы инструментализировать и использовать это семантически богатейшее название. И можно не сомневаться, что вновь и вновь к этому источнику, к этому «джерелу» будут обращаться издания, аналогичные Pravda.ua, и нет никакого сомнения в том, что будущее этого изменчивого понятия еще не раз нам принесет сюрпризы. 
 

Вчера, зачем далеко ходить, я был на юбилее Мирослава Владимировича Поповича, ему исполнилось 80 лет, и в один день получил в подарок две книги: новую книгу Поповича, в заглавии которой есть слова истина и правда. И другую книгу, которая трактует «Правду» Ярослава, это XI век, говорит о проблеме связи между краткой правдой и пространной правдой в XI веке. В один день две новых книги, которые покрывают диапазон в тысячелетие споров, которые ведутся, с одной стороны, в публицистике – в интервью и злободневных статьях киевского философа Мирослава Поповича. С другой стороны, мы вспоминаем о том, что первый свод законов, наша варварская правда, как это называли в других странах – лекс, то есть закон, который был в Галльских и в иных странах, предлагавший наряду с римским правом свою первую сумму для ведения правосудия. Если мы вспомним и мысленным взором охватим все это огромное пространство в десять столетий, то, не торопясь, отвечать, есть ли между ними какая-то единая связь, континуальность или это все-таки отрывки, фрагменты, проходившие через то, что историки любят называть разрывами традиций, возникавших тенденций, мы  увидим, что все-таки с поразительной стабильностью, вновь и вновь, после «Правды» Ярослава, это все-таки происходит недалеко от нас, неподалеку от Золотых Ворот и от Софии Киевской, где мы сейчас находимся…. Можно в определенном смысле сказать, что роль аналогичную той, которую в архитектурном ансамбле Киева, Киевской Руси играет София Киевская, точно так же, в нашем словаре, в нашем тезаурусе, играет и продолжает играть понятие правды. Мы понимаем, к какой ответственности нас приглашает это слово. Георгий Федотов во время эмиграции в Америке писал о том, как частотно это слово в летописях и особо частотно слово «неправда». Когда нарушают свое слово князья, когда нарушают соглашение, договор, условленность древние киеворусские коалиции в попытке создавать те или иные формы доверенных сообществ, разрыв правды, к которой люди пришли и которая все время нарушается, приводит, собственно говоря, к раздроблению этого культурного пространства. Именно с этим сталкивается историк, пытающийся понять наш ареал. Для того чтобы не думать, что это является узкой спецификой нашей ситуации важно вспомнить, что всегда именно этим словом и всегда именно словом правда переводится…. Например, Антигона, когда трагедию Софокла переводят, то та инстанция к которой апеллирует Антигона – Dike, это Правда, которая выше законов полиса. Эти законы могут быть нарушены узурпаторами, которые захватывают власть, в данном государстве, в данном городе, но, тем не менее, существует некая метаюридическая инстанция, к которой апеллирует Антигона. Точно так же в различных языках сохранилось это словосочетание «солнце правды» - sol justitiae, которое переводится на разные языки устойчиво и символизирует то, что, с одной стороны, дает законам силу законности, а, с другой стороны, превосходит любые, писанные людьми законы. 
Мне, конечно, было бы гораздо интересней отвечать на ваши вопросы, потому что в интервале между Правдой Ярослава и рravda.ua находится масса исторических перипетий. Я напомню только, что все не заканчивается падением Киевской Руси под ударами татаро-монголов, вновь и вновь, достаточно вспомнить наше новое время, которое уже не совсем наше, как известно в эпоху постмодерна и других интерпретаций истории. Да что говорить, выпускник Киево-Могилянской академии и ее ректор, Феофан Прокопович, когда потребовалось по социальному заказу Петра І написать закон для Империи, пишет «Правду воли монаршей». И первое слово этого документа – правда – труднее всего переводить на западные языки. Я встретил  во Франции один из переводов этого документа: la légitimité, то есть слово «правда» переводится словом «легитимность». Нам важно понимать с какими серьезными трудностями сталкивается переводчик для понимания нашей политической истории, если он должен в данном случае решить, а переводить это как «справедливость» Justice, переводить это используя еще какие-то понятия правовой философии или передать это понятием легитимность. Далее, если ускорять эту историческую ретроспекцию, мы помним, что человек, вдохновлявшийся французскими революционерами, якобинцами, полковник Пестель, готовя переворот вместе с декабристами,  пишет новую конституцию и называет ее «Русская правда». Тот новый конституционный инструмент, с помощью которого он пытается опрокинуть Империю, которая утверждалась документом «Правда воли монаршей», вновь назван правдой, но другой, альтернативной, якобинской. Я могу умножать примеры того, насколько важную, центральную, ключевую роль играет это понятие в нашей интеллектуальной истории. В частности, если говорить о политической философии Украины, то Драгоманов, имя которого я уже называл, не раз подчеркивал значение семантики этих понятий. И уже в XX  веке в упомянутом сборнике «Вехи» Богдан Кистяковский в знаменитой статье «В защиту правды» начинает с иронического комментария к известному стихотворению о том, почему наша правда не вмещается в узкие юридические рамки. И как трудно для страны, для государства, для общества жить в ситуации, когда существует разрыв между чаемой и искомой всеми правдой, с одной стороны, и бесправием, которое царит, более или менее прикрываясь какими-то юридическими формулировками. Становление правового общества и взаимоотношение права и правды, это, безусловно, ключевой сюжет не только для XX столетия, но и для XXI. Для нас было бы очень важно подумать и понять, как и почему…. Например, если вы просмотрите Конституции Украины, России, Белоруссии и сделаете поиск на слово правда, то каковы ваши гипотезы, встречается ли это слово в одной из трех Конституций? 
Реплики из зала: Нет, нет, не встречается. 
Сигов: Ваш единодушный ответ говорит о том, что, в отличие от истока этой реки, только что упомянутой Правды Ярослава, мы смирились, мы привыкли, что практически это слово не имеет никакого значения, с одной стороны, в фундаментальных законодательных актах нашего ареала, а, с другой стороны, и в практике тех, кто называет себя гарантами Конституции. А если, соответственно, этого нет в исходных правовых документах, то как это появится в дальнейших правосудных актах? Если вы откроете словарь Брокгауза и Эфрона, а это не XI столетие и даже не XV, и не XVIII- это рубеж XIX и XX веков. В начале XX века это слово имело правовое значение. Более того, по поводу понятия «неправда» словарь Брокгауза и Эфрона различает различные формы уголовной и юридической ответственности. Неправда – это преступление. Совершить неправду, это не просто  шалость, за которую мама может наказать и сказать: «Что ж ты, деточка, говоришь неправду?» Это юридической понятие с которым работали и адвокаты, и прокуроры, и следователи и так далее. Стирание этой правовой семантики, разумеется, происходит  в ситуации когда, с одной стороны, анархия – мать порядка, с другой стороны, законно то, что соответствует линии партии. Большевистский переворот, безусловно, в огромной мере затронул значение слов. Произошел сдвиг семантики слов, и поэтому было бы правильно вспомнить здесь Джорджа Орвелла, его роман «1984 год»,  который вводит в наш оборот понятие «новояз», и очень глубокий анализ того, что для промывания мозгов и манипуляций в обществе, в стране, первым условием является новояз. Это сужение, редукция, упрощение, манипуляция прежде всего значениями слов. И я позволю себе задать еще один вопрос: «А как вы помните, когда происходит триумф новояза? К какой дате победу новояза относит Орвелл?» Поскольку сам роман называется хронологической датой «1984», как  вы понимаете, хронология для него важна.   Упрощу вопрос: это дата позади нас или впереди?
Реплики из зала: (неразборчиво)
Сигов: Специалист по  политическому словарю Вахтанг, как вы думаете?
Вахтанг: (неразборчиво)
Сигов: Вы оптимист. Оруэлл говорил, что победа новояза произойдет в 2050 году. Срок сокращается: после проведения Евро 2012 года. Дается времени не так много, и если удастся победить бездорожье и разгильдяйство, то придется очень сильно напрягать усилия нашей могучей страны и окружающих ее не менее могучих стран для того, чтобы новояз действительно не одолел наше пространство. И та варваризация, которая происходит не только в массмедия, в образовании, в других сферах нашей жизни не стала простой школьной иллюстрацией  к роману «1984». Нужно понять, что вызов, брошенный нам, а ведь, в конце концов, в том же самом романе вы встречаете Министерство правды. И вы помните, что на монументальном ансамбле, на здании этого Министерства было написано, какой лозунг встречал входящего в это здание: «Мир – это война».  Право диктовать и нарушать любые, простейшие формы здравого смысла и навязывать подопечным, подзаконным гражданам этого пространства любые алогизмы, в конце концов, идиотство, вот, собственно говоря, эту угрозу описывал Оруэлл. 
Знаете, я сегодня, готовясь к нашей встрече, вновь открыл упомянутый на афише «Полiт.ua» сайт pravda.ua
Долгин: pravda.com.ua
Сигов: да, Украинская правда. И я увидел фигуру Дон Кихота, которая с самого начала сопровождает этот проект, основанный Георгием Гонгадзе, и подумал, как все-таки важно нам помнить о том, что той же темой – поиском правды – занимается испанский идальго. Мы можем к этой теме потом вернуться, но достаточно одной иллюстрации. Ситуация, когда Дон Кихот появляется во дворе герцога и где над ним начинают издеваться. Омерзительная сцена издевательства над Дон Кихотом пронизана лживостью, цинизмом и многими другими доминирующими ныне трендами. В этой ситуации одного, отклоняющегося от этой парадигмы человека, а именно  шута пытаются натравить на Дон Кихота и сказать: «Посмотри, приревнуй к нему, потому что он лучше шут, чем ты» и на это шут отвечает: «Нет, он не шутит, а дураки здесь те, которые думают, что он шутник». Мне кажется, что вот эти две фигуры – с одной стороны Дон Кихот, а с другой стороны шут, который на намерен косить под доминирующий здесь сленг, феню или новояз, называть это можно как угодно, это во многом эмблематические фигуры, которые могут сегодня вдохновлять оппозицию этим тенденциям. 
Знаете, я не мог вчера равнодушно слушать, как завершая такой странный по жанру и неподходящий казалось бы для таких деклараций акт как юбилей Мирослава Владимировича Поповича…. После того, как он выслушал приветственные телеграммы премьер-министра страны, ректоров многих университетов и Киево-Могилянской академии, Университета Шевченко, Харьковского университета и многих других лиц, он получил заключительное слово, это святое право юбиляра и, поблагодарив, он сказал: «Я бы все-таки хотел сказать о серьезном. Я призываю вас к оппозиции». Понимаете, это особенно важно, когда это говорит восьмидесятилетний философ, его все присутствующие называли «мудрецом», «учителем» и так далее, человек, которому ничего не нужно для себя, который абсолютно бескорыстно, без всяких видов на свою прибыль от тех или иных заявлений, ставит на кон свое публичное имя, свою позицию и говорит о том, что, если в стране исчезнет оппозиция, у этой страны начнутся совсем мрачные времена. Мне кажется, что возможность не лукаво высказывать в свою скромную меру солидарность с такой позицией, это именно возможность развивать в совершенно новой ситуации дискурс правды. Было бы важно подумать о том, какие новые формы открыты перед теми, кто не отнесется к этому совсем безразлично. Я могу упомянуть только один простой факт, что на уровне бумажной прессы у нас давно есть замысел с Вахтангом Кипиани устроить выставку бесчисленного числа «Правд», которые выходили наряду с официальной «Правдой». От обществ филателистов до каких-то региональных неожиданных профессиональных национальных и других объединений, сотни, сотни, сотни изданий. Сейчас они начинают появляться в тех или иных формах в Интернете, и мы понимаем, что плюральность, развитие, какая-то мультипликация вот этой ситуации «у каждого своя правда» – это новая ситуация, которую мы призваны осмыслить. И тот простой факт, что проект, основанный одним человеком, на котором продолжает писаться, что руководителем проектом является Георгий Гонгадзе, указывает на то, что, в конце концов, понятие, например, то, что не стоит земля без праведника, что определенное существует этическое и архи… устройство, где один человек может предлагать некую основу для того, чтобы язык не слишком заваливался, не разрушался, эта ситуация открыта для всех. В конце концов, возвращаясь к вопросу, вынесенному в заглавие лекции: «Кто ищет правду?», любой человек, который заходит на сайт Pravda, пополняет его статистику, увеличивает посещаемость, в простом статистическом математическом смысле увеличивает шансы, и поэтому, люди, которые говорят, что это дело, условно говоря, для деревенских донкихотов, промахиваются мимо новой ситуации, в которой мы сейчас находимся. Разумеется, это, прежде всего, ситуация новой ответственности. И потому те вопросы, которые мы будем сейчас обсуждать… Наверное все-таки время перейти к вопросам… Было бы хорошо, если бы они касались как большой европейской истории этих понятий, греческих, славянских и других языков до тех злободневных моментов, с которыми связано наше существование здесь и теперь. 
В заключение могу отметить, что в минувшее десятилетие я столкнулся с вызовом, что нужно было вписать это слово в этот фолиант, в этот том, в этот словарь европейских философий, эта задача была трудна. Худо-бедно, в какой-то форме она сделана. Сейчас пред нами встает совершенно другая задача другого масштаба, которая, разумеется, не может быть исполнена одним человеком, а именно, здесь очень важно, что вокруг перевода этого словаря образовалась очень замечательное сообщество философов Украины, как живущих в Киеве, так и в других городах, в Донецке, в Виннице, к этому проекту приглашены обитатели любых свободных градов и весей. Мне кажется, что сообщество, которое ведет эту работу, указывает на то, что новый этап в жизни этого слова может быть связан именно с вписыванием этого понятия - с одной стороны, в европейские дискурсы, тезаурус, а, с другой стороны,  ту роль, которую оно может играть в углублении и расширении практической философии наших сограждан и наших современников. Я очень благодарен каждому, всем, кто участвует в этом проекте. Ваши вопросы пожалуйста. 
 

Я еще раз скажу, что не раз мне приходилось отмечать во время семинаров, конференций в Париже, в Оксфорде или в Германии, с каким неподдельным интересом западные коллеги интересовались правдой – и словом, и явлениями, которые она описывает. И в их свежем интересе, разумеется, проявлялось отсутствие нашего стертого механического употребления, привычного просто словоупотребления: мы не удивляемся, когда оперируем такими словами. И временами мне казалось, что вымирающее племя правдоискателей как будто передает тотем западным бледнолицым братьям, а они, приняв эту неожиданную эстафету, бегут в своем, неведомом для нас, направлении. Но, говоря так, я забегаю несколько вперед, поэтому вернусь к исходным вопросам, связанным с понятием «правда». 
Аспекты полисемии слова «правда», которые для нас с вами очевидны и потому остаются имплицитными, нужно было эксплицировать для западных коллег, повторяю, не знакомых со славянскими идиомами. Наряду с Барбарой Кассен и другими замечательными французскими философами в создании словаря приняло участие более 150 ученых из Германии, Великобритании, Италии, Португалии, Латинской Америки и других стран. И это был первый этап, который продолжался более десятилетия. Сейчас происходит второй этап – перевод этого словаря на другие языки. После французского тома, который перед вами, на американский язык переводят в Принстонском университете, на испанский язык переводят в Мексике, переводы происходят и в Иране, и в Марокко, и, соответственно, в Украине. Приятно отметить здесь и теперь, что первый перевод, который появился, это первый том украинский, но нужно сразу добавить, хотя бы для оттенка скромности, что это только часть словаря, четвертая часть. Должно появиться еще три части украинских для того, чтобы мы, с одной стороны, перевели все слова, но, что очень важно – нам предложено пополнять этот словарь. И уже в первый том вошли новые слова, которые украинские философы, авторы, вписывали в этот том, и к этому приглашены все переводчики, которые будут работать над этим томом в Польше, в России или в других странах. 
Обсудить
Добавить комментарий
Комментарии (0)