Живой разговор

Мы публикуем полную расшифровку встречи с российским художником, врачом, ресторатором, писателем Андреем Бильжо, которая состоялась 17 октября 2012 года в Киевском Доме ученых.

Модерировали лекцию российский журналист, публицист, писатель Игорь Свинаренко и руководитель проекта Полiт.ua Юля Каденко.
Полное видео лекции можно посмотреть здесь.
Юля Каденко: Напоминаю, что это проект «Публичные лекции «Політ.uа». И у нас в гостях Андрей Бильжо.
 
Игорь Свинаренко: Помаши рукой, а то не поймут кто это.
 
Ю.К.: Модератор - Игорь Свинаренко, а я ему помогаю.
 
Андрей Бильжо: Просто для разминки покажу вам мультфильмы, сделанные по заказу МЧС России. 
 
(Показ мультфильмов из цикла МЧС)
 
Это была смешная история. Когда предложили делать эти мультики,  я думал, что они ошиблись. МЧС -  серьезная организация. И я спрашивал - вы точно уверены, что  хотите, чтобы Бильжо рисовал? Они говорят: - Да. И вот я пришел на встречу к ним, и там за круглым столом сидело шесть генералов в штатском. Молодые красивые сильные генералы, говорю без всякой иронии. Они посмотрели пилотный номер «А у нас квартире газ, а у вас? А у нас водопровод, вот». И пятеро смеялись, а шестой такой серьезный-серьезный был, и говорит: - А я люблю все-таки, когда все по-настоящему, все натурально. Я говорю: - Ну, знаете, давайте снимем натуральный ролик. Например, роль мужчины будет играть Никита Михалков, а роль женщины – Чулпан Хаматова. И вот, представляете, выходит Никита Михалков, а на руках у него лежит мокрая Чулпан Хаматова, сизая и обгоревшая. 
 
Он, видимо, представил себе это и говорит: - Да, лучше все-таки поабстрактнее.
И с ними же была история совсем страшная. Когда уже все было сделано, и я уехал, съемочная группа должна была получить какие-то деньги. Вдруг мне звонит испуганный продюсер и говорит: - Позвонил из МЧС генерал и спросил: - А почему у всех женщин Бильжо такая маленькая грудь? 
 
Представляете? А я понять не могу вообще, о чем идет разговор, какая грудь, у каких женщин Бильжо? 
 
- Да нет, - мне объясняют, - на ваших рисунках. 
 
- А что, генерал считает, что эти две галочки  это грудь, а это - женщины? Пускай тогда скажет генерал, какой размер груди его больше удовлетворяет, тогда я возьму и за свой счет все исправлю. 
 
Больше звонка не последовало. Эти ролики  все-таки взяли, и они шли на российском телевидении, где-то в аэропортах и так далее. Сейчас мне приятно, что я выполнил такую миссию и напомнил вам еще раз о том, что нельзя сушить трусы над газовой плитой, а также бросать окурки с балкона. Здравствуйте. Это был пролог. 
 
Ю.К.: Ну, и все-таки здравствуйте! Вы успели вкратце ознакомиться с творчеством Андрея Бильжо, если кто не очень с ним был знаком.
 
А.Б.: Меня пригласили прочитать лекцию, но я, честно говоря, не люблю слово «лекция», и не умею их читать, мне больше нравится слово «встреча», потому что говорить можно на разные темы. Коротко я могу вам сказать, что я закончил медицинский институт. Потом какое-то время я ходил судовым врачом и тонул под Японией. Потом я закончил ординатуру по психиатрии, защитил кандидатскую диссертацию на тему «Выздоровление при юношеской одноприступной шизофрении». Все время рисовал, а потом 15 лет проработал в газете «Коммерсант», пять лет в газете «Известия», вел разные программы на шести каналах телевидения России, и, собственно говоря, вот и все. Имею сына и двух внуков, женат в одном браке. Больше не знаю, что  добавить. При этом я уже не считаю себя психиатром, я написал несколько книг, меня кто-то называет писателем, я не называюсь и не считаю себя писателем, потому что я считаю, что человек, издавший хоть сто книг, может не быть писателем, а человек, не издавший ни одной, писателем может быть. Да и художником я себя тоже не очень-то считаю, если художником только в каком-то таком очень широком смысле, в широком плане.
 
И.С.: В широком и я художник.
 
А.Б.: Художник - каждый творческий человек, безусловно. 
 
Это тоже такая  вводная часть. Модератор - мой друг Игорь Свинаренко, с которым мы знакомы очень много лет, с начала работы в «Коммерсанте»…
 
И.С.: Двадцать.
 
А.Б.: …замечательный писатель и журналист. 
 
Да уж больше, небось. Давай, скажи какие-то слова обо мне, не мне же про себя говорить. А я буду отвечать на вопросы.
 
И.С.: По поводу МЧС нужно сделать дополнение. Помнишь, когда мы были семь лет назад на Байкале, и специально подбирали время, когда получше поехать, потому что там то лед, то ливень. Если лето, то это шторм, буря,  там, бывало, переворачивало пароходы просто кверху дном. Там, в общем, зимы-то не очень, поэтому туризм не развит такой внутренний, ездят только иностранцы. И мы долго думали, подбирали с руководителем этого проекта, и выбрали неделю, когда 99 процентов гарантии хорошая погода. Это на стыке июля и августа, 28-е – 3-е. И вот когда мы туда приехали, что же мы увидели на Байкале? Нет, погода была чудесная, нас не обманули. Но именно эту неделю независимо от нас выбрало для своих учений МЧС. Спасение людей при стихийных бедствиях… Это очень серьезные люди, очень вдумчивые, и системно подходящие к вопросу. 
 
Что можно вкратце сказать про Андрея Бильжо, которого вы и без меня прекрасно знаете?
 
А.Б: Нет, я не уверен, что меня знают в Киеве 
 
И.С.: Я так сказал для того, чтобы оживить беседу, понимаешь?
 
А.Б.: Хорошо
 
И.С.: Во-первых, что касается фамилии Бильжо, там какой-то, помнишь, на тебя был наезд во время радиопередачи? Тебя спросили - что это у вас за фамилия, вы  не наш человек, и не  смеете критиковать  Россию... 
 
- Да вы вообще знаете, что означает моя фамилия? - спрашивает Бильжо, вообще не понимая, о чем он говорит. Потому что исследования, которые он предпринял, не дали однозначного ответа,  какова  этимология этого слова. Это было в прямом эфире какого-то радио. 
 
А.Б.: Радио «Свобода» в Праге, вел покойный Петя Вайль.
 
И.С.: Собеседник по телефону  говорит: - И что же? А Бильжо ему: – Это означает: Бог и любовь, жизнь, отечество…
 
- Извините, пожалуйста, - и повесил трубку. 
 
Но я предложил одно слово исправить, для того, чтобы усилить смысл, сказал: - не Бог и любовь, понятно, любовь первая буква и мягкий знак, но лучше объяснять так: Бог, Истина, Любовь, Жизнь, Отечество. 
 
В жизни Андрея было много интересного, если в двух словах, то среди его предков, надо сказать, были негры, у него есть родня где-то в Южных штатах, такие бегают негритята. Но это не похождения Андрея Георгиевича, он, по-моему, не был в Америке, просто какая-то часть семьи уехала за океан. Мы сегодня буквально вспоминали наше с ним происхождение. У него оба деда погибли при Сталине, это очень печально. Бабушка сидела в А.Л.Ж.И.Р.е - Акмолинский лагерь жен изменников Родины. Это одна часть истории, дальше, как известно, тема лекции такая: жизнь, за жизнь. Это, собственно, когда люди собираются и начинают говорить: «За жизнь». Выпили немного… Поднимите руку, кто сегодня немного выпил. 
 
(в зале смех, и поднимается с десяток рук)
 
А вы чего сидите как засватанные? 
 
А.Б.: А мы…
 
Ю.К.: А у нас лекция!
 
И.С.: Довольно глупо было бы приходить к людям, разговаривать за жизнь, если они немножко выпили, а вы, как дураки, трезвые. Это было бы неправильно. А если  корректно, когда все немножко… 
 
И мы говорили о  многом. Собственно, доктор Бильжо пошел учиться медицине, он был такой «ботаник», жил приблизительно в тех же местах в Москве, в районе Сретенки и проспекта Сахарова, где в свое время практиковал Антон Павлович, его коллега, не побоюсь этого слова, Чехов. Будучи студентом медицины, он там подрабатывал, проводя медосмотры веселых девиц, которые исторически так там и базируются в районе Трех вокзалов - кто знает топонимику Москвы
 
А.Б.: Ну, кому она интересна, топонимика? Киевлянам? Интереснее другое…
 
И.С.: Я говорю о том, что вы оба врачи и писатели. 
 
А.Б.: Да. Но интересно и другое, каким образом рядом с домом, в котором я родился, и который сохранился  (а всю улицу эту в Москве снесли, это называется Домниковская улица, которая теперь проспект Сахарова, это бывший район публичных домов), в соседнем доме вдруг оказался сын шахтера из Макеевки Игорь Свинаренко. Он переехал туда - вот это совпадение действительно интересное.
 
Ю.К.: А ты «Чехов, Чехов…»
 
А.Б.: Теперь мы, практически, соседи. 
 
И.С.: Не от хорошей жизни! Я бы с большим удовольствием, может быть, жил на Арбате или с окнами на Красную площадь.
 
А.Б.: Ты стал говорить про фамилию. Часто меня спрашивают - что за странная фамилия. Она, действительно, в своем роде, одна. Мягкий знак там появился случайно, вообще это фамилия Билжо, есть версия, что это какая-то литовская фамилия. Но брат моего деда, который сгинул в норильском лагере в сталинский период, в 1914-м году уехал в Америку, был крупным балалаечником и домристом, организовал свой ансамбль и был женат на африканке, афроамериканке, поэтому там, в Америке, вроде как есть черные Бильжо. Это к вопросу о национальности, я часто, когда идет дискуссия на тему национальности, и русские говорят «вот мы русские» - а я наполовину русский, наполовину еврей, и фамилия Билжо как раз по русской части, как это ни смешно. Поэтому я тому антисемиту ответил: - Бог, Истина, Любовь, Жизнь, Отечество. Вот какой  национальности черный американец с фамилией Билжо, дед которого играл на балалайке? 
 
И.С.: Неплохой коктейль.


А.Б.: Он был одним из лучших балалаечников, вообще в мире. Поэтому вот такая забавная история про черных. Пытаюсь найти и сфотографироваться со своим родственником с фамилией Бильжо, который будет африканец. 
 
И.С.: Из творческой биографии, кроме фамилии, рождения и дедов, трагически погибших в годы террора, надо отметить такую важную вещь, как то, что Андрей был моряком дальнего плавания. Он был врачом на рыболовных, по-моему,  судах, которые уходили на полгода в море, и как-то мы с товарищами сидели, выпивали и…


А.Б.: …и как-то плыву я на пароходе смотрю, Свинаренко плывет по Тихому океану. Я говорю: - Игорь, поднимайся! 
 
И.С.: Тоже мне, нашли тюленя, хотя есть что-то похожее, конечно. Мы сидели и дискутировали, сколько времени человек может прожить без любви. Через сколько месяцев, будучи лишен женской ласки, он умрет? И доктор говорит: - Да ладно, что вы мне, я эксперт в этом вопросе, я писал какие-то работы по этому, и сам я уходил в море на полгода, и прекрасно обходился без всей этой ерунды. Мы  задумались, и дальше  разговариваем уже несколько пристыженные, потом опять возвращаемся на новом этапе спирали к теме пароходов. 
 
Он говорит: - Вот у нас был интересный случай, мы не заходили обычно в порты, потому что нельзя было при советской власти, человек сбежит. А с женой нельзя путешествовать, например, взять ее поварихой, потому что тогда семья сбежит чисто на Запад, и ку-ку.  Но однажды мы все-таки зашли в какой-то порт с целью сдать в роддом матроса второго класса.  Там у нас на этом пароходе было еще триста женщин разделочниц рыбы.
 
А.Б.: Не 300, а 150


И.С.: Неважно, это не принципиальная разница, 300 или 150, тебе-то какая разница. Я говорю: - Подожди, а ты только что рассказывал, что по полгода, не видя женских ласк...
 
Он говорит: - Я имел в виду, что я морально устойчив. 
 
А.Б.: На самом деле, все значительно драматичнее. Это была плавбаза так называемая, было  несколько плавбаз в Советском Союзе, которые ловили рыбу. Эту рыбу обрабатывали рыбообработчицы, там был плавучий завод, и эту рыбу закатывали в банки…
 
И.С.: Минтай. 
 
А.Б.: …которую мы потом все в Советском Союзе ели, эту скумбрию в масле. Скумбрию  ловили под Японией, и вот 150 обработчиц - смена была 8 через 8 - там работали. Но дело все в том, что по законам Советского Союза нельзя было супругам уходить в одно плавание, чтобы не убежали, то, о чем Игорь говорил. Поэтому жены были на одной плавбазе, а мужья их были на другой плавбазе. И когда судно приходило в порт, а это был Севастополь, порт приписки, то за сутки до прихода там начинались разводы, так называемые. И все ходили к первому помощнику капитана, который отвечал за идеологическую работу, и все просили капитана ничего не рассказывать, потому что потом к этому помощнику капитана приходили мужья и жены с других судов, и спрашивали: - Ну, как там моя? – Как там мой? Это была довольно  страшная история, людей держали на очень коротком поводке. 
 
И.С.: И это не ушло в прошлое. Вот сейчас мы с Андреем приехали в свободную европейскую демократическую страну - заметьте, без жен - потому что эта ситуация, когда человек говорит «Я выбираю свободу» и идет просить политического убежища, она по-прежнему актуальна.
 
Ю.К.: А рыбу кто обрабатывает?
 
И.С.: Рыбу у нас обрабатывают еврейские красавицы, сегодня мы ели рыбу в ресторане «Цимес»: гефилте фиш карп и гефилте фиш щука.
 
А.Б.: Вот он  с фамилией Свинаренко разбирается в этом гораздо лучше
 
Ю.К.: Кстати, о ресторанах. Формат нашей сегодняшней встречи, как вы понимаете, совершенно не лекционный. Он хорош, когда это телепередача, в которой все  заснято, как сегодня было у нас с Миколой Княжицким, но в эфире, до того, как начнется разговор, за кадром, например, Микола Княжицкий рассказывает, кто такой Андрей Бильжо. На всякий случай, если вдруг случайно кто-то не вспомнил еще, я напомню, что Андрей Бильжо – карикатурист, и собственно, с этой частью его биографии и творчества вы успели познакомиться в мультике по заказу МЧС
 
А.Б.:  И мы еще посмотрим.
 
Ю.К: А еще он врач-психиатр по специальности и профессии, и писатель, и я надеюсь, что мы успеем в этом убедиться
 
А.Б.: Я уже сказал, что не писатель.
 
Ю.К.: И ресторатор - к слову о «Цимесе». Клуб «Петрович», который есть в Москве, Петербурге и Киеве, функционирует уже довольно много лет, и я бы хотела вам задать вопрос как ресторатору. Насколько это для вас важная часть биографии, жизни, бизнеса, работы и творчества?
 
А.Б.: Я придумал ресторан в 94-м году - и в интервью Игорю Свинаренко об этом рассказал - под названием «Петрович», в Москве, и это был первый ресторан-клуб, с такой темой… Это потом, через много лет появилась  тема ностальгии. В «Петровиче» мне хотелось собрать коллекцию предметов такого городского быта, что ли, советского периода, потому что тогда все было с приставкой «евро» - евростандарт, евроокна, евростакан и так далее. И стремительно все советское исчезало. 
 
И вот я собрал такую коллекцию,  в том числе, там было советско-русское меню, где была селедка под шубой, салат «Оливье», и так далее. И это заведение вдруг стало как-то очень популярно, а потом оно открылось и в городе Киеве, находится на Ярославской, 5. Для меня сделать ресторан – это то же самое, что поставить, например,  спектакль - я пишу как бы сценарий, потом  делаю интерьер. То есть, это не просто придумка, а я просто буквально - как дизайнер, как художник там выступаю. 
Я вот ищу здесь один текстик, очень короткий, в книжке «Мои классики», это последней, как раз. Кусочек, связанный с Пушкиным, и связанный с плаванием, о котором говорил Игорь, и о котором я говорил. 
 
Мы попали в тайфун под названием «Джуди» под Японией, и у нас эта огромная плавбаза просто лежала боком, и нас заливало волной, и мы не могли передать SOS. Кстати говоря, по правилам, принятым в  Советском Союзе SOS можно было передать только с разрешения капитанов-наставников, которые в это время сидели в теплом кабинете на Большой земле. И вот, представьте себе: Тихий океан черного цвета, тонет 300 человек, 45 судов японских уже погибло, и капитан должен связаться с Севастополем, где 15 капитанов-наставников должны сказать, можно ли передавать SOS или нельзя передавать SOS. А связано это было с тем, что если передается SOS и иностранное судно спасает советское или какое-то другое, то тогда государство платит этому государству золотом за спасенные жизни. Поэтому наши суда SOS не передавали и тонули, и гибли, но зато с удовольствием шли на помощь, рискуя собственной жизнью, и спасали кого-то другого, потому что даже гальюнщица получала какую-то премию. 
 
И.С.: Здесь все об этом знают, поскольку Украина – великая морская держава.


А.Б.: Вот очень короткий текст, это из книжки «Мои классики»: 
 
«После медицинского института я ушел в плавание. В Тихом океане мы ловили скумбрию под Японией» - то, что я вам рассказал. «Мы – это «плавбаза Наталья Ковшова». 150 рыбообработчиц и 150 рыбаков» - не соврал. «Скумбрию тут же обрабатывали и закатывали в консервные банки с оливковым маслом. Осень. Шторма. Хмурое небо. В судовой библиотеке я взял «Евгения Онегина». Книга была зачитана до дыр. И, казалось, пахла рыбой. Это отдельное ощущение – читать «Евгения Онегина», когда вокруг тебя только серая вода, под тобой 10 тысяч метров, а над тобой – серое небо. 
" «Всем в каюты, надеть спасательные жилеты, задраить иллюминаторы, опустить бронячки». 
 
Это на иллюминатор опускается такая штучка. 
 
«Туго завернуть барашки". Я кинулся к рундуку - спасательного жилета нет. Лег на свою верхнюю полку и открыл этого самого "Евгения Онегина". "И страшно ей; и торопливо/ Татьяна силится бежать:/ Нельзя никак; нетерпеливо/ Метаясь, хочет закричать:/ Не может..." Я лежал и думал, что если будет качать, то в положении лежа меньше будет тошнить. Но нас не качало. Нас просто клало на бок под углом 90 градусов. Когда положило первый раз, я вылетел из своей норки и упал на противоположную переборку. "Им овладело беспокойство,/ Охота к перемене мест/ (Весьма мучительное свойство,/ Немногих добровольный крест)". …) Кто-то прибежал и дал мне спасательный жилет. Спасибо. В каюте одному находиться было невозможно, и я выполз в столовую команды, в которой уже собирались все в оранжевых спасательных жилетах.
 
"Был вечер. Небо меркло. Воды/ Струились тихо..." Если бы тихо, Александр Сергеевич, если бы тихо! Это было 17 сентября 1978 года, моему сыну исполнилось четыре месяца. Мы попали тогда в глаз тайфуна Джуди. Мы чудом спаслись, может быть, Александр Сергеевич Пушкин нам помог, а вот 45 японских маленьких судов утонули, наверное, они не читали «Евгения Онегина».
 
Вот такой коротенький текстик. 


И.С.: Перед тем, как перейти от водного транспорта к железнодорожному, как доктор замыслил, немножко давайте остановимся на этой плавбазе. Там он назвал количество сотрудников, и в этом, конечно, огромный и беспредельный цинизм советской власти, когда, снаряжая плавбазу на полгода в море, они взяли туда 150 моряков и 150 рыбообработчиц. Какой цинизм! Как чекисты заботились, чтобы некоторые девушки не уехали домой, так и не успев отдохнуть. 
 
А.Б.: Не только в этом, если уж ты затронул эту тему. После того, как мы вышли чудом из этого глаза - то есть утром проснулись, уже полный штиль. Капитан судна не показывался две недели - он выпил все представительские запасы алкоголя, и он, собственно говоря, имел на это право, потому что, благодаря ему и команде тральцов, мы  тогда спаслись
 
И.С.: Благодаря тому, что он нажрался и ничего не делал?
 
А.Б.: Нет, нет! Он двое суток или трое не уходил с мостика. Это он потом все выпил. И мы ушли к острову Итуруп, может быть, вам что-то название это говорит, это тот самый остров Итуруп, малая Курильская гряда, из-за которой все время ведутся споры с японской стороной. Так вот, мы пошли латать дыры к острову Итуруп. И вот стоит наше судно, а остров Итуруп - как вот эта стена. И там видно красные цветочки на берегу, никаких людей, никого нет... И все собрались на борту и говорят: 
 
- Как хочется походить по земле! После такого шторма, и после уже нескольких месяцев плавания. 
 
А разрешить это может только первый помощник капитана, идеолог. А кому к нему идти? Все боялись идти к первому помощнику капитана, потому что когда, как я уже рассказывал, судно приходило в порт приписки, он мог заложить, если кто-то провинился. Все были на коротком поводке. И тогда сказали мне: 
 
- Наука, давай ты, тебе все равно рисковать нечем.
 
И я пошел к первому помощнику капитана, и говорю: - Товарищ первый помощник,  я как человек с медицинским образованием, врач, хочу вам сказать, что просто необходимо людям разгрузиться как-то психологически, они хотят просто погулять по земле. Вот у нас есть шлюпка, мы находимся рядом, хотя бы по два часа нужно дать им походить. Мы будем здесь еще суток трое-четверо…
 
И, представляете, он не разрешил. Вот такая сволочь оказалась. Не разрешил. 
 
Он сказал: - Не положено, у всех у вас стоит виза, что вы выбыли с территории Советского Союза, стоит штамп, а там-то у нас нет пограничников. Как, где мы будем искать пограничников? Вам нужно поставить штамп, что вы прибыли в Советский Союз. 
Я говорю: - Да какая разница, они здесь будут! Вы будете всех видеть и всех пасти – Наташу, Таню, Васю, Петю. Все здесь. Вы же увидите их, они никуда не убегут. Куда они денутся на острове Итуруп? 
 
- Не положено, Наука! Он так мне: - Не положено, Наука! - и показывает на открытую дверь. 


Голос из зала: Большой остров?
 
А.Б.: Итуруп? Малая Курильская гряда, там небольшое население, но в том месте, где мы стояли, нужно было бы по этому острову идти километров 10, наверное, до этого населения. И как с острова можно куда-то убежать, в какую заграницу? Что можно вообще… Что может  матрос или рыбообработчица изменить и рассказать?
 
И.С.: А я считаю, что, строго говоря, по букве закона, он был прав. Это пограничная территория, как известно, Советский Союз и Япония находились в состоянии войны…
 
А.Б.: Итуруп – это наш остров
 
И.С.: …мир не был заключен, фактически Вы хотели идти прогуляться по прифронтовой полосе. Не с ума ли вы сошли? Вас могли взять в плен и сделать вам харакири на той стороне. И были бы правы.
 
А.Б.: Ага, японцы переплыли бы к нам.
 
Трагикомический рассказик из книжки «Заметки пассажира» про железнодорожные поездки всевозможные. Это из того же периода моей жизни.
 
«После окончания медицинского института - об этом я вам уже говорил, но не говорил о другом – и получения диплома, где в графе «специальность» было обозначено «лечебное дело», меня ждало распределение. Стоя перед комиссией, я заявил, что хочу дальше учиться на психиатра, но выяснилось, что мест в ординатуру по этой специальности нет. Нужен был блат, а его не было тоже. Вот здесь и появился Сурен Сиропович: «Хотите путешествовать? Хотите плавать? Увидеть дальние страны, моря и океаны, пальмы и белые пароходы?..»
 
Дальше я уже не слышал. Я уже это все видел и уже куда-то плыл. И приплыл. В НИИ гигиены водного транспорта. Я все время вру, когда говорю, что работал в НИИ морской медицины. Просто это второе, придуманное мной, название звучит романтичнее и суровее. Как-то по-мужски. А в первом случае огорчает унизительное для врача (все-таки «лечебное дело») слово «гигиена». Это легкомысленное «гиги», это японское «йена» и это непонятно откуда взявшееся «гиена». В общем, все в целом не очень гигиенично звучит. А потом еще это название кандидатской диссертации, случайно попавшееся мне на глаза и запомнившееся на всю жизнь: «Гигиеническая оценка перегретого подсолнечного масла». Правда, тошнит уже от названия? Какая должна быть, интересно, самооценка у автора? По-моему, желание уйти из жизни, отравившись этим самым перегретым подсолнечным маслом, должно было его не покидать.
 
Красивый был бы суицид!
 
В общем, я попал в НИИ ГВТ. Звучало это еще страшнее. Да-да, так и говорили, как подумалось: НИИ ГаВнаТе. Это отдельная поэма. Изучая физиологию труда капитанов дальнего плавания, я много ездил по портовым городам нашей родины. Так я оказался в Архангельске 78-го года. Капитаны учились тому, как не столкнуться с другим судном в океане. А сталкивались они часто, особенно на тренажерах. Здесь-то я их как раз и обследовал. А еще они писали в пробирки, которые я маркировал и отправлял в термосы с жидким азотом, предназначенные для хранения спермы быков-производителей.
 
Жил я в Архангельске у Тараса Григорьевича Шевченко. Нет-нет, это не шизофрения. Он был мужем тети моей жены. Выдающаяся личность. Бывший летчик-испытатель, в то время он был крупным областным начальником по газу. Неуемный мужик! Энергия валила через край. Он громко хохотал, громко говорил, улыбался всем ртом, показывая белые, местами золотые зубы. Всех обнимал, теребил, угощал. И пел. Причем петь начинал после первой рюмки, а потом и пить продолжал, и петь. Его репертуар был бесконечным и состоял из советских эстрадных песен, которые я тогда не переносил, но он действовал на меня как удав на кролика, и, загипнотизированный, я ему подпевал. В тот вечер мы все это проделали, то есть выпили и попели, и Тарас Григорьевич посадил меня в поезд Архангельск – Москва, щедро снабдив дефицитной рыбой – палтусом, омулем, сигом. «Провожающих просьба освободить вагоны». Поехали. А окно-то в купе закрывается не до конца. А за окном-то апрель. Проводница, как выяснилось, в соседнем вагоне. Пошел искать. Нашел. В купе накурено, сидит проводница – здоровенная баба – и три мужика при ней. Что-то пьют.
 
«Садись к нам, борода». Это мне. У меня тогда была борода. Сбегал, принес рыбы: «Угощайтесь…» – «О! Вот это да!» Стали расспрашивать, кто да что. Я в модных дымчатых, каплевидной формы очках. Москвич. Врач. Интересно. «А спирт будешь? Раз врач, должен спирт пить! Ты ж мужик! Давай!» Это с подколкой. Мне наливают в стакан тонкого стекла, что предназначен для знаменитых железнодорожных подстаканников, чистый спирт. До краев. Тишина. Кадр из фильма «Судьба человека». Я – Сергей Бондарчук, они – фашисты. Медленно выпиваю стакан чистого спирта (даже сейчас страшно), периферическим зрением фиксирую, как меняются лица врагов. У них отвисают челюсти. Я их сделал! Ставлю стакан. Встаю. Главное – дойти до купе. Вспоминаю, зачем пришел (сильно дует из окна).
 
Что-то говорю проводнице, прошу ее как-то помочь. Она смеется. Точнее, ржет, и все три мужика ржут. Цепляюсь с кем-то словами. Бац! Бац! Я получаю несколько раз в глаз, под дых и тихо отползаю. Все. Конец фильма.
 
На следующий день я проснулся с огромным фингалом под глазом, с разбитой физиономией и – о ужас! – с разбитыми дымчатыми очками, которые были сделаны по фантастическому блату (1978 год!). Моя модная оправа потеряла свою каплевидную форму. Во рту не сухость – наждак. На душе – витальная тоска. Стук колес синхронен стуку в висках. Спирт, спирт, спирт… Изуродованные очки, они напоминают мне о том, о чем хочу как можно скорее забыть. Надо их срочно восстановить и получить еще одни, они должны были быть готовы к моему приезду. Они прикроют бланш под глазом, завтра же на работу в НИИ ГВТ. Где ты, моя Москва? Никогда я так не хотел в свой родной город. Наконец-то перрон. Ярославский. Такси. Быстрей, быстрей домой. Первое, что я делаю, войдя в квартиру, звоню очковому мастеру.
 
– Здравствуйте, можно Виктора Семеновича Кузина?
 
– Виктор Семенович вчера попал под троллейбус… Похороны послезавтра.
 
Я еще подумал некстати: «Это был его «Последний троллейбус». Да, ему не повезло вчера больше, но сегодня хуже мне.
 
Вот такая вот получилась загогулина, как сказал однажды любитель одноразовых троллейбусных поездок. Но до той исторической поездки еще больше десяти лет».
Помните Ельцина, который ехал на троллейбусе один раз? Вот такая история была.
 
И.С.: Да, история драматическая, и это переход от морского транспорта к железнодорожному снова. И я некстати вспомнил историю, когда советские, русские моряки, не знаю, как это сказать, не платили деньги за спасение SOS, а получали. Мой двоюродный брат моряк, кстати. И он рассказывал, как они несколько лет назад, идя куда-то из Америки в Китай, вдруг  получили сигнал, и спасли яхту. Человек с женой там плыл, отдыхал, когда они получили пробоину. Яхта тонет, их спасли, и какие-то вещи успели прихватить, пока плавсредство не ушло под воду. 
 
Спасенные говорят: - Давайте нам хоть чего-то пожрать, а то мы пока тонули, у нас все харчи пропали, у нас только шоколад. А эти моряки переглядываются, у них там повар-китаец неправильно посчитал, и они съели всю еду за три недели до прихода в порт. И они питались - у них осталась мука, из которой делали какие-то лепешки, и вода тоже кончилась, и они кипятили опресненную воду - жуткая дрянь и ерунда. -  Ну, что - давайте до нашего шалаша, чем Бог послал, - и так жадно посмотрели в сторону шоколада, которого там баульчик остался… 
 
И весь их пароход получил какие-то деньги. Они спасли эту яхту по SOS. 
 
Недолго ты бороздил моря и океаны. Кстати, в отличие от твоего другого коллеги, не Чехова, который был врач и писатель, а Василия Аксенова, который готовился заканчивать мединститут питерский, куда он перевелся из Казани. И, как вся его группа, они тоже собирались бороздить моря и океаны. И, в общем, все пошли бороздить, а ему говорят: - А вы, Василий Павлович, идите сюда! У вас, что там получилось? Папаша то ли расстрелян, то ли??? Мать тоже отбыла немножечко. Вы знаете, что, конечно, вас там не выпустят на берег по любому, не выпустили бы, но вы знаете, вы лучше и с этого не сходите. 
 
И он какое-то время работал в шикарном портовом заведении по исследованию морской медицины 
 
А.Б.: Василий Павлович Аксенов был фтизиатром потом, и занимался туберкулезом. И мне посчастливилось немножко знать этого человека, и даже несколько раз с ним выпивать. И вообще-то я врачом стал как раз под впечатлением его книг и фильма «Коллеги», и не раз ему при жизни об этом говорил. Он прекрасно знал.
 
И.С.: То есть, ты планировал. Я, как Аксенов, кончу мединститут, и пойду, как он, в писатели?
 
А.Б.: Да, романтика, белые халаты… 
Давайте посмотрим парочку очень коротких, полутораминутных, сорокасекундных мультиков. И поговорим немножко про… Это такой мой персонаж, которого я назвал Петрович. Это были карикатуры в газете «Коммерсант», потом в газете «Известия». Нарисовал я больше 20 000 этих картинок. И делал сериал мультфильмов на разных каналах, в том числе. И провожу иногда такие мастер-классы «Учитесь рисовать Петровича». Может быть, сегодня тоже минуту я порисую. Потому что это кажущееся впечатление, конечно же, что рисунок такой примитивный. Там все значительно сложнее. Он линейный действительно, нештриховой. Но там все очень-очень четко выверено, и это примитивизм и наив такой наигранный, что ли, потому что это некий стиль, не некий, а просто стиль. Сейчас вы увидите. Вот анимационный сериал «Петрович». 
 
(Мультфильмы о Петровиче, сделанные по заказу ОРТ)
 
Если кто-то помнит, эти мультфильмы шли довольно долго на канале ОРТ в программе Михаила Леонтьева, когда он еще окончательно не сошел с ума, а был вполне вменяемым человеком. И там был какой-то сюжет, он подводил к сюжету, и шли вот эти мультики. Мы делали  один мультфильм в три дня всей командой. И они очень нравились вашему замечательному мультипликатору, который, к сожалению, сейчас не живет, Александру Татарскому. Саша Татарский очень высоко их ценил, чем я очень гордился. Вообще, в Киеве анимация  и была, и остается, здесь живет, и дай Бог ему здоровья, Давид Черкасский, это замечательные  художники, придумщики, и люди. 


И.С.: Доктор, но ты заговорил сам про Киев, в котором мы имеем удовольствие находиться. Вот у нас программа «За жизнь». Скажи, все-таки, какой у тебя образ Украины? Что ты чувствуешь, когда приезжаешь сюда? Где ты здесь уже был? Думаешь ли ты об Украине или твои мысли концентрируются только на писателе Николае Васильевиче Гоголе, о котором мы с тобой периодически дискутируем. 
И тут в скобках надо отметить, что у тебя дальний родственник - Тарас Григорьевич Шевченко, а у меня есть товарищ давний, года с 77-го - он был отвсеком  газеты с красивым  названием «Амурский комсомолец». Амур, тужур... И с тех пор он работал в разных СМИ. Сейчас он издатель журнала «Интервью», их два есть, один американский, сертифицированный, недавно стал выходить, год назад. А еще есть другой, пиратский, русский, сам по себе. И этого человека зовут - внимание! - Николай Васильевич Гоголь. Он, во-первых, приходится каким-то ужасно дальним родственником Гоголю, и откуда-то, действительно, из этих мест. И у него нос немножко похож. Подбородок так не очень, но он там выращивает такую маленькую бородку. Когда я рассказывал байку про Колю Гоголя, мне все говорят: – А, мы знаем Колю Гоголя, он лошадник. Я говорю: - Лошадник, это другой, он Николай Николаевич Гоголь. В Москве. А это Николай Васильевич, не надо их путать. И, когда я иногда говорю, что Аня Гоголь, Анна Николаевна,  ее перо достаточно высокого класса – Аня Гоголь – это дочка Коли Гоголя. Понятно, что Коли, если Анна Николаевна, вот они такая семья журналистов. Я рассказывал эту байку про Колю Гоголя и его однофамильца, второго Колю Гоголя, лошадника, чтобы дать тебе время как-то… 
 
Ю.К.: Подумать об Украине.
 
И.С.: Что есть Украина? Любовь, борщ, просторы, красота, история, древность… 


Ю.К.: …кухня, в конце-то концов. 
 
А.Б.: Во-первых, Украина давно у меня ассоциируется с тобой. Потому что Игорь Свинаренко закончил школу с золотой медалью в Макеевке…


И.С.: Но в Макеевке.
 
А.Б.: …Босиком пришел, поступил в Московский университет имени Ломоносова. Говорит на шести языках,  человек широкий. 
 
Я, кстати говоря, совсем не шучу, действительно, он ассоциируется у меня с Украиной. Я про него теперь расскажу историю. Однажды в газете «Коммерсант» была редколлегия, и Свинаренко был на этой редколлегии. А в коридоре его ждал приехавший, царствие небесное, его папа из села Макеевки. Сидел в коридоре. 


И.С.: Из города.
 
Ю.К.: Из города Макеевки 
 
А.Б.: …из города Макеевки. Сидел его папа… 
 
И.С.: Село Макеевка тоже есть, но это другое…
 
А.Б.: Не перебивай. Из города Макеевки, сидел в коридоре его папа и ждал сына. А сын на редколлегии. Редколлегия закончилась, и первым оттуда выскочил еврей Леонид Злотин. И увидел человека сидящего, он его не знал, и говорит: - Послушайте, вы знаете, как надо солить сало? Мы вот сейчас на редколлегии спорили, так какой-то Свинаренко рассказывает, что надо солить так. А я сало солю вот так. И он стал рассказывать папе, из города Макеевки, товарищу Свинаренко-старшему, как надо солить сало. Вот такая история. 
 
И.С.: Люди выходили с редколлегии, всматривались, вслушивались и начинали все дико хохотать. 
 
А Леня: – Чего вы смеетесь, идиоты, я реально человеку рассказываю, как солить сало. 
 
- А он что?, - они говорят.  
 
- А он говорит «Неужели? Что вы говорите? Как-как вы сказали, надо? Надо же, а я и не знал...»  А что вы смеетесь? 
 
- Ничего, это ты его учишь солить сало, да? Сам, это, местечковый. Это же отец Свинаренко! 
 
А.Б.: Ассоциаций у меня тьма, потому что был когда-то большой Советский Союз, мы с семьей, вот здесь у меня есть рассказ, один из первых, ездили отдыхать в разные места Украины, и на Черное море, и стояли в очередях столовых, и ели «зірочки». Зірочки, знаете, что такое?
 
Ю.К.: Макароны.
 
А.Б.: И замечательная кухня, и  замечательные песни. И я сейчас, на самом деле, только в эту поездку (хотя много раз бывал в Киеве, и в разных местах на Украине) я понял, насколько, действительно, мягок и певуч язык. До этого - я вам честно скажу, я человек искренний -  мне казалось, как и многим русскоговорящим носителям языка кажется, что украинский язык похож на русский, но немножко смешон и чуть-чуть коверкает русский язык. Но, на самом деле, я услышал за эту поездку, насколько он красив и действительно певуч. Это я не виляю перед аудиторией хвостом, а говорю так, как я считаю, и как я себе представляю. А что касается Гоголя, то это совсем отдельная тема
 
Ю.К.: Это тема отдельной лекции. 
 
А.Б.: Это тема отдельной лекции. Гоголь – мой любимый писатель, со Свинаренко мы часто спорим, потому что Свинаренко не любит Гоголя и считает его скучным. По мне же, Гоголь – великая фигура в литературном мире, великий мистификатор, и вообще, свою жизнь без Николая Васильевича Гоголя я не представляю. Это великий человек, а украинский он или русский… украинско-русский, неважно. 
 
И.С.: Поляк.


Ю.К.: Гоголя будем делить в следующий раз. А я чуть хотела дополнить –  из коллег, вот вы назвали покойного Татарского и Давида Черкасского здравствующего, слава Богу, а кого-то еще можете назвать? Потому что я даже из российских карикатуристов, честно говоря…


А.Б.: Это не карикатуристы, это аниматоры 


Ю.К.: Они аниматоры, я понимаю, аниматоров и российских, и украинских более или менее все знаем. А из тех, кто занимается карикатурой, я знаю вас и Ёлкина. А в общем, в Украине,  я, пожалуй что, никого не знаю.


А.Б.: Нет, здесь живет замечательный Юра Кособукин такой художник, на Украине есть хорошие, есть замечательные художники, но  мы как-то, к сожалению отдалились. Я вчера давал интервью для радио, и мне задавали вопросы, и я понимал, что отсюда не очень понятно, что происходит в России. И россиянам не очень понятно, что происходит в Украине, или на Украине.


И.С.: А тебе понятно, что происходит в России?
 
А.Б.: Хороший вопрос.
 
И.С.: В двух словах, может, людям интересно.
 
А.Б.: Мне непонятно, но непонятно по-другому. Мне тоже непонятно, что происходит в России.


И.С.: Расскажи, ты первый начал.
 
А.Б.: Задавайте вопросы конкретно.
 
Ю.К.: Можем ли мы передать уже микрофон в зал?
 
А.Б.: Мы можем посмотреть мультфильмы.
 
Вопрос из зала: Что происходит в России?
 
Ю.К.: Хорошо, коротко расскажите, что происходит в России.
 
И.С.: Хороший вопрос. Спасибо вам за этот вопрос.
 
А.Б.: Что происходит в России, кратко. 
 
Мне кажется, началось с легкого сумасшествия, заканчивается в настоящий момент тяжелым сумасшествием. В психиатрии это называется приступ schub, по-немецки, шубообразная шизофрения, есть такая. Вот сейчас Россия переживает такой тяжелый-тяжелый schub с бредом величия, с бредом преследования, с бредом разных заговоров. В общем, там Бог знает, что происходит. Тотальное вранье по телеканалам, и так далее. Поэтому там все запутано. Одним словом, тяжелая форма шизофрении. У вас легкая форма.
 
И.С.: Я хотел сделать небольшую ремарку. Нас в Киеве часто спрашивают с Андреем о причине этого визита, не приехали ли мы с целью просить политического убежища. Но я не могу, ни подтвердить, ни опровергнуть эту информацию.
 
Ю.К.: Пожалуйста, коллеги, у кого еще есть вопросы?
 
Святослав Лукьяненко: Добрый вечер, я с удовольствием читаю и вас, и ваш журнал «Медведь», смотрю ваши карикатуры, помню, первая, которая мне запомнилась, это еще, по-моему, в перестройку: ваш Петрович на трибуне, и задают ему вопрос: - Петрович, это Вы наклали вето? А он отвечает: - И в это, и в это. По-моему, это было в перестройку. Это было очень давно. 
 
Вопрос, может, к вам обоим. Я недавно слышал ваше интервью Вересню по поводу украино-российских взаимоотношений, это к вам, Игорь, вопрос. И вы сказали, что вы принципиально провинциальный человек, вот такие слова. Что в Макеевке вы выходили из своего дома, перед вами степь до самой Монголии, и в общем…
 
А.Б.: Врет. Все это чистое вранье.
 
И.С.: Степь идет до Монголии.
 
А.Б.: Живет он в центре Москвы, повторяю, говорит на шести языках. Поэтому все он врет. Сны, детские сны.
 
Лукьяненко: Я сам в этом году первый раз попал в эти ваши степи. Залез на террикон, посмотрел и офигел. В общем, вопрос в том, это действительно наша ущербность в том, что мы провинциальные? Наша культура - украинская, российская? Или это такое временное состояние – нам стоит пожить еще 5000 лет, как китайцам, и все будет нормально. Или, как говорит Невзоров в России,  мы отстали всего на каких-то 700 лет. 700 лет пройдет, и все нормально, будет Европа. 
 
Голос из зала: О каком отставании идет речь?
 
И.С.: Я сейчас все объясню, все очень просто. Вы понимаете, к счастью, я  родился в Мариуполе, но меня зарегистрировали в Донецке, жил я в Макеевке, то есть, если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря. Но в Мариуполе, в месте своего рождения, я  проводил каникулы, лето. Что касается  провинциальности, все-таки я считаю, что  мне повезло,  потому что люди, которые родились в центре Москвы, Андрей – исключение, он великий и просветленный - или  в центре Киева с окнами на Крещатик - у них получается очень ограниченный кругозор, они думают, что мы находимся в центре Вселенной, все остальное вращается вокруг нас. «Вот у нас в Киеве… у нас  в Москве… а в Нью-Йорке…» Развивается такая вещь. Я же, родившись в провинции, привык жить в этом состоянии провинциальности, понимая, что окраина Макеевки, поселок шахты Бажанова – это, собственно, даже не Крещатик, не говоря уже про Манхеттен. Тут есть несколько вариантов выстраивания своих мыслей о жизни. Первый вариант - я родился и живу, работаю шахтером,  выхожу на пенсию и живу какими-то такими простыми запросами. Второй вариант – пытаться говорить «А у нас в Макеевке все лучше, зайдешь на террикон и балдеешь...»
 
Вы, кстати, зря туда залезли, потому что это все достается из глубин земли, из шахты с глубины один километр, это отходы металлургии, это шлак, это опять же, та же руда, перегретая и переплавленная - это все вещи, как правило, очень радиоактивные
 
Лукьяненко: А у нас свое!
 
И.С.: А у вас свое. С одной стороны, да, на терриконе – одно, здесь - другое. У вас есть дети?
 
Лукьяненко: Уже, все нормально.
 
И.С.: Тогда все в порядке, вам повезло. Понимаете, можно, конечно, родиться в Макеевке, и сказать – ну, что с него взять, дикий хлопец? Ну что там, бегает в степи, собак гоняет. Развитие невозможно, все кончено. А можно как-то посмотреть на это критически. Ну, хорошо, а кто-то родился еще дальше, степь еще дальше от города. В этом нет никакого минуса, я не ощущаю никакого комплекса неполноценности, я, наоборот, более готов к этому, я приезжаю в Москву - нормально, большой, интересный город. Приезжаешь в Нью-Йорк - это центр вселенной, центр этого мира, столица мира. Действительно, там есть все, что только можно придумать из хорошего и нужного. Туда стекаются самые продвинутые раскрученные люди, которые там ставят свои пьесы на Бродвее. И весь мир, открыв рот, смотрит. Чуть дальше отъехал, там столица кино. И что тогда, что нужно делать мне? Приехать в Нью-Йорк и заплакать: «я ничтожество, и кто я такой – таракан, ползу по обочине…» А что должен тогда делать человек, который родился в Нью-Йорке? «Я царь и Бог, а кто  вы? у меня под ногтями, какая-то грязь?» Действительно, там много сумасшедших, идиотов, это большой современный город. Как это может повлиять на человека? Как говорили китайские мудрецы, мудрый познает мир, не выходя из своего двора. А идиоту нужно путешествовать…
 
А.Б.: Поэтому ты путешествуешь так мало.
 
И.С.: Я путешествую много, потому что  реально очень часто по жизни прикидываюсь идиотом. А моя была любимая книга в детстве «Солдат Швейк».  Куда хуже прикидываться умным, потому что тебя могут разоблачить. Я путешествую много, но   уже пришел к такому состоянию, что  особенно и не хочется – что я там уже увижу по новой? Тридцатый раз приехать в Нью-Йорк… Ну что я, куда? Пойду на бродвейскую премьеру? Иной раз зайдешь от скуки, с половины уходишь, думаешь, лучше пойти выпить, закусить.
 
А.Б.: Что-то ты расхвастался.
 
И.С.: Реально, я тебе говорю.
 
А.Б.: Тридцатый раз в Нью-Йорк, что-то ты расхвастался. Не пора ли в Макеевку? 
 
И.С.: Или приезжаешь, допустим, в Киев. Понятно, здесь камень «отсюда пошла русская земля». Да, трепетно. Но нельзя же каждый раз туда приходить как к стене плача, и рыдать, и говорить: - Почему же русская земля началась здесь, а я живу где-то, а не  здесь. Говорят, что Киев – мать городов русских, а  що ця ледаща дочка, Москва? Нехай вона… Ну живут там, ну хорошо… Но Киев – это европейская столица, здесь украинская культура. Я как человек, который в старые времена волею судеб стал работать в сфере русского языка – а, наверное, труднее найти более удачную точку для человека, который работает с русским языком, чем Москва. Не Париж же, правильно, в конце концов? Киев бережет украинский язык, и мы с уважением относимся и должны относиться к этому выбору. Кому-то не нравится, допустим, поворот к украинскому, к украинской жизни, кому-то нравится. Живите так, как живется. Если вам не нравится что-то в жизни, меняйте ее. Если вы решительно недовольны, уезжайте со своей шахты Бажанова в какой-то другой…
 
А.Б.: В другую шахту
 
И.С.: …в другой город или в другую страну, в Москву. Кому-то нравится сейчас в Праге, люди там тусуются. Индия, Гоа - там у меня множество людей знакомых жили, живут, переселились как-то. Собственно, ничто не пуп земли, и Нью-Йорк не пуп земли. И не шахта Бажанова. А земля, как недавно установили, круглая, туда, сюда поехал. В этом ничего нет. Знаете, когда земля была плоская, была или считалась. Сейчас до конца это не установлено, точно ли она круглая? То вот был центр, там стоит человек. Сейчас ничего нет, понимаете, может быть, этого мира вообще не существует в материальном виде. Может быть, это все… Знаете, может быть это все сон, который снится некоему жуку.
 
Голос из зала: Но это хороший сон. 
 
И.С.: Хороший. Пускай он снится.


Ю.К.: Можно я, прежде чем передать микрофон Юрию Володарскому, сама задам вопрос? 
 
И.С.: О, Юрий! Я давно ждал, когда он спросит.
 
Ю.К.: И спрошу Андрея не о том, не собирается ли Петрович заговорить по-украински, но найдутся ли для Петровича здесь темы, скажем так? Или уже настолько плохо понятно из России про Украину, что для этого надо здесь пожить?
 
А.Б.: Нет, пожить, конечно, нужно. Для того, чтобы нарисовать карикатуру, нужно быть, что называется, в контексте. В материале. Эта книжка «Мои классики», которую я вам показывал, там как раз про контексты написано. Не может человек понять рисунок, который связан с Родионом Романовичем Раскольниковым, если он никогда не читал и не знает, кто такой Достоевский. Поэтому я сравниваю свою голову с мясорубкой: все, что я вижу, все, что я слышу, как куски мяса, поступают в эту мясорубку, потом я это все со временем прокручиваю, и фарш вываливается из моей головы, а из этого фарша я леплю котлеты в виде карикатур или каких-то текстов. Поэтому должно пройти какое-то время, чтобы я понял, что происходит. Карикатура – это вещь, связанная очень сильно с контекстом. А вот про то, что говорил Игорь, я вам расскажу короткую-короткую историю. 
 
Я как-то ехал с таксистом в аэропорт, зимой из Венеции, и он рассказывает мне, как плохо в Италии зимой. И рассказывает мне, какие мрачные люди, как здесь холодно, как дорого. Я еду в аэропорт, чтобы улететь в Москву. И думаю: паразит, он издевается надо мной. Я все время бываю в Венеции, здесь все улыбаются, пьют вино, все здесь так здорово, это мой любимый город. А он мне рассказывает про мрачность итальянцев, про холод, а в Москве -35, здесь +10, +15 в декабре. И вот уже подъезжаем, а он мне все рассказывает, как плохо.
 
Я его спрашиваю: - А скажите, пожалуйста, где для вас хорошо, если в Италии плохо? 
Он говорит: - В Бразилии. Мне, - говорит, - в Бразилии хорошо. Я собираюсь квартиру продать в Италии, на эти деньги я куплю себе огромный дом в Бразилии, там все время карнавалы, все танцуют, голые женщины ходят, все поют, и там хорошо. 
 
Вот и все. А потом я подумал поехать в Бразилию, взять там такси, и спросить бразильского таксиста, какого-нибудь мрачного найти такого, и он скажет, не исключено, что хорошо в Москве или в Киеве. Знаете, у меня один итальянец в Москве работает уже лет 30. Ему бабушки готовят, которые на лавочке сидят, пирожки ему все время приносят, и он как-то приехал в Италию и собрал школьных друзей: - Как ты живешь в Москве? Там же убивают и вообще ужас какой-то. И что тебя ни разу не ограбили? Он говорит: - Почему, ограбили. Как раз мою квартиру в Риме, пока я был в Москве, ограбили. 
 
И.С.: Да, и если говорить о разных старнах… я знаю разные языки, говорю по-русски, по-украински, на суржике, понимаю белорусский и немножко польский. Языков много. По поводу Бразилии маленькая реплика. Я сам люблю эту страну, но там надо понимать некоторые вещи:  если вас на улице остановили и просят денег, то надо лучше сразу отдать, потому что в противном случае там не то, что даже зарежут, а просто застрелят. Там простые нравы, абсолютно, особенно в Фавелах. И что касается этого веселья с карнавалами, с девицами, которые веселятся
 
А.Б.: Я не таксист венецианский!
 
И.С.: Я так, просто. Ты увидишь этого таксиста, ты ему скажи, что, в основном, эти девушки, которые веселятся на карнавалах, это все проститутки из Фавел, из трущоб. Зарежут или ограбят, или и то, и другое вместе. Прекрасная страна, но знаете, веселее все-таки жить в Киеве, я вам скажу, как старый путешественник. 
 
Ю.К.: Спокойнее. 


Юрий Володарский: Ты так рассказываешь о Бразилии, как будто бы тебя там уже несколько раз застрелили.
 
А.Б.: Проститутки из трущоб, причем, зарежут. 
 
Юрий Володарский: Надо задать вопрос Андрею Бильжо, потому что, если задать вопрос Игорю Свинаренко, он же начнет отвечать.
 
А.Б.: Он и на мой вопрос ответит тоже.
 
Юрий Володарский: Андрей, у меня такой вопрос, как это родилось, это лицо с тремя зубами сверху, с тремя снизу, глазами один анфас, другой как бы из профиля пришедший, как родился Петрович? 
 
А.Б.: Если коротко, то я отсекал все лишнее, я отсекал, отсекал, отсекал все лишнее. Когда уже нечего было отсекать, остался этот Петрович. Петровичем называют все мои карикатуры. И как потом оказалось, эта  линейная графика очень здорово ложится – это уже поймут дизайнеры и газетчики - она очень хорошо ложится на печатную полосу вообще, она очень хорошо связывается. И карикатура должна быть, на мой взгляд, лаконичной, газетной. Это все-таки прикладной жанр для газет и журналов, теперь в Интернете, но это прикладная штука. А рождался долго. Отсекалось лишнее долго, не поверите, если посмотреть мои картинки тридцатилетней-тридцатипятилетней давностит, то там тонкий штрих, все такое. 
 
Ю.Володарский: Сохранились ли промежуточные Петровичи?
 
А.Б.: Сохранились и, кстати, в  книжке можно посмотреть - «Заметки пассажира», у меня есть там примеры графики серьезной со штрихами.
 
Ю.К.: А вот, кстати, у нас был анонсирован мастер-класс по рисунку, может быть, как раз попробуем?
 
А.Б.:  А время у нас есть еще? 
 
Ю.К.: Я думаю, что минут 15 еще есть.
 
А.Б.: Каждый помнит с детства, как интересно подглядывать за тем, как рисует художник. Кто из вас не подходил и не заглядывал через спину рисующего человека? это всегда интересно. Я хочу вам предложить порисовать. Я вам нарисую, а вы повторите то же самое. Потому что я не раз сталкивался с этой версией, что даже идиот может нарисовать такую картинку, как  Петрович. 
 
Я вам сначала нарисую, а потом вы заберете свой рисунок, я вам оценку поставлю, если кто-то захочет. Если кто-то раскрепощен и смел. Рисуется все очень просто, важно понять, откуда начинать. Эта точка очень важна. 
 
(рисует) Сначала я рисую нос. Немножечко вот так, это очень важно. Потом я делаю такую полукруглую линию. Потом я делаю еще одну, третью линию, таким образом. Потом я ставлю точку и вокруг нее обвожу кружочек. Помните, точка, точка, огуречик, вот и вышел человечек. Потом рисуется рот, это очень важная часть с этими тремя зубами, потому что от того, каких размеров получится кружок, будет направлен этот полумесяц вниз или вверх, зависят эмоции этого пока не человека. В общем, он и так не человек, а персонаж, и обижаться на него глупо, но что он будет говорить, будет он радоваться жизни или страдать, это очень важно. Нарисуем мы его улыбающимся. Смотрите, как меняется от какого-то банана или чего-то похожего на банан, меняется рот, и появляются вдруг эмоции. Зуба у меня не всегда три, бывает и четыре, это как получится. И дальше штрихуется. Это у нас рожа улыбающегося Петровича. 
 
И.С.: Кто нарисует лучше?
 
А.Б.: Здесь все очень важно, потому что если нос будет чуть тоньше или глаз чуть больше, или рот какой-то другой, это будет уже другой персонаж, совсем не Петрович. 
 
Вот идет тело, рука согнута, в руке он держит рюмку, правильно. Это как бы пиджак, дальше идут брюки. И очень важны ботинки, чуть больше или чуть меньше, это уже рисует подсознание и рука. Брюки у него всегда немножко коротковаты, и дальше идет такой ботиночек-блинчик. Он не должен быть больше, чем толщина штанины, тогда это будет уже совсем другой персонаж. Вспомните легендарного Чарли Чаплина, у которого все было построено на мелочах. Если бы у него были чуть больше усы или по-другому был котелок устроен, или не были бы такие мешковатые брюки и короткий пиджачок, это был бы уже совсем не этот персонаж, почему мы так легко его узнаем. Вот Петрович стоит с рюмкой, вот он показывает вам дорогу и говорит: - Правильной дорогой идете, товарищи!
 
Предлагаю вам нарисовать целого Петровича или его рожу. Вот я ставлю подпись и заполняю пространство такими штучками. Еще рисую какую-то линию, на которой он стоит.
 
Ю.К.: Это будет сувенир для Полiт.uа 
 
И.С.: У меня есть вопрос, который волнует, наверное, меня одного здесь в этой аудитории, но тем не менее. Ты за 45 секунд нарисовал картинку. А за сколько ее можно продать?
 
А.Б.: За 45 и продадим
 
И.С.: Что 45? 
 
Ю.К.: Секунд
 
(Далее зрители по очереди выходят рисовать Петровича, под комментарии лектора и модератора. Часть текста здесь мы опускаем) 
 
А.Б.: Голову рисуете или целиком? 
 
Зритель: Цельного. Сначала голову, наверное
 
А.Б.: Ой, а это что? Серп?
 
Ю.К.: Оселедець.
 
А.Б.: Вот человек нарисовал Петровича (аплодисменты). Смотрите, это уже стремление к реализму. Должно быть ухо, невозможно рисовать без уха. Я рисую без уха. Дальше губки, смотрите. Зубы из десен, уж больно агрессивные, но улыбчивый такой. А  еще, усы. Петрович приехавший на Украину, украинский. 
 
Я вчера, представляете, в какой попал просак, расскажу вам. Пошел есть вареники со своими двумя приятелями. Беру меню заказываю, стоит официантка, записывает. Я говорю: - Вареники с картошкой,  вареники с грибами, вареники с капустой, вареники с печенью, вареники с вишней, вареники с…  - чтоб все попробовать. В общем, набрал там. Она стоит в шоке и говорит: - Вы все это съедите втроем? Может быть, с вишней потом? Я говорю: - Да несите все, в центр поставим. Она говорит: - Но это же много. Я говорю: - Да где ж много? Три вареника с вишней, три… Она говорит: - Это не три, это «з». Там написано «з грибами». А я привык, что  в Москве хинкали штучные, я только что из Улан-Удэ там позы, по одной. А тут «з», я думаю, все по три идет, все по три. Соседи там хохотали. Один прямо уже в это время выпивал и потом поперхнулся. 
 
И.С.: Доктор, похожая история была с водкой, когда в России часто спрашивали: - А почему тут два перца плавает в водке? – А сколько? – Ну, написано горилка «Три перці». 
 
Зритель №2: (рисует Петровича) Сколько зубов?


А.Б.: Нарисуйте, сколько хотите. Хотите, нарисуйте 33 зуба. 32 и зуб мудрости еще. Какие они развеселые зубы-то. Видно там они где-то заканчиваются. Симпатичный мужик получился, не Петрович, но…Такой штрих, как будто у него рот как солнце прямо, лучи солнца, это зубы золотые. А это что?  палитра?
 
И.С.: Это жабо.
 
Ю.К.: Кажется, это вы, Андрей Георгиевич.
 
А.Б.: Нет, себя я рисую тоже одним движением руки, одним штрихом.


Юрий Володарский: Я тоже хочу нарисовать. Просто я не умею рисовать вообще, у меня было «2» по рисованию, еле тройку поставили. Я умел рисовать только две вещи – деревья и автобусы, при этом отличить одно от другого было невозможно.
 
А.Б.: Я вам открою секрет, каждый из вас, кто не пойдет сейчас рисовать, большинство, конечно же, не поймет, придя домой, тайком от своих детей или родителей, или близких, спрятавшись, возьмут листочек бумаги и карандаш, и попробуют нарисовать. Это я вам точно говорю. Попробуют, а вдруг у меня получится, там я постеснялся, а сейчас, черт возьми, все-таки…
 
И.С.: Аналогичный случай был на одном мастер-классе, где Андрей был не учителем, а учился. Это было на острове, чтобы не соврать, Гваделупа во французском ресторане, где был мастер-класс, как открывать шампанское, отрубая саблей горлышко. С первого раза обрубил и выпил. Мы выпили все


Голос из зала: Там стекла не было? 
 
А.Б.: Стекла нет, ровная поверхность
 
И.С.: Вы можете дома порепетировать, очень важно, чтобы бутылка была холодная. Но, дойдя до какой-то ступени мастерства, уже можно ножкой бокала бить, и отлетает это стекло. Осколки если есть, они падают на пол. 
 
А.Б.: Обратите внимание, внесена еще новая черта - квадратные зубы, как куски рафинада у него, смотрите, абсолютно квадратные, даже с объемом. 
 
Юрий Володарский: Там еще были штанишки такие. Шаг маленький.
 
А.Б.: А штанишки прямо отсюда. Ботиночки маленькие 
 
Юрий Володарский: Вот такие
 
А.Б.: А носки?
 
Юрий Володарский: Я не знаю, кто должен приехать, чтоб я научился рисовать.
 
И.С.: Ты вот так себе представляешь гражданина Украины, избирателя, или ты нарисовал кацапа?
 
Ю.В.: Это был твой портрет, на самом деле
 
А.Б.: В этом стиле, который называют все «карикатуры Петрович», можно рисовать все, что угодно – собаку, кенгуру, крокодила, марсианина. 
 
Вопрос из зала: А Путина можно?
 
Голос из зала: В Киеве можно 


Ю.К.: Коллеги, есть ли у вас еще вопросы, предложения? 


А.Б.: Рисунки разбирайте ваши. Особенно те, кто рисовал, имеют право забрать то, что я нарисовал.
 
Ю.К.: Я думаю, что последний вопрос мы дадим. 
 
Елена: Здравствуйте, я тоже по стечению обстоятельств из Макеевки.


И.С.: О! с какой шахты?
 
Елена: «Красная звезда». Это немножко другой район. У меня такой вопрос, я не знаю, рассказывали ли вы своему другу или нет, что район шахты Бажанова известен не только шахтой Бажанова, но и…
 
И.С.: Дурдом там у нас, дурдом.
 
Елена: Именно. И такое стечение обстоятельств, ваш друг – психиатр. У меня вопрос к Андрею: не было ли у вас в детстве такой странности, какого-то намека, что у вас когда-то там будет в будущем друг из Макеевки, из шахтерского края?
 
А.Б.: Ничего себе!
 
И.С.: Понимаете, все там будем
 
А.Б.: Знаете, у меня есть приятель школьный, и он одно время много выпивал. А теперь 10 лет не пьет вообще, но очень любит водить машину, а я машину водить не умею. Он меня возит, когда мы путешествуем, он берет машину в аренду и сидит за рулем. И все время у него есть такая присказка: - Мог ли ты, Андрюша, подумать, когда мы сидели с тобой за одной партой в 169-й школе, что когда-нибудь я буду возить тебя по дорогам Сицилии? Так вот, не мог я представить, когда я ходил в детский сад, и мне кусок масла клали в чай, потому что я должен был съесть свою пайку масла, а я не мог его, оно не мазалось черенком ложки чайной. А ножики и вилки не давали, потому что думали, что дети убьют свою воспитательницу. Она была действительно редкая сволочь, ее хотелось убить. А чай мне разбавляли. Так вот, тогда я никак не мог себе представить, что я вообще буду психиатром, и что со мной будет, и что я встречу Свинаренко. Нет, ничего я этого не знал. Тем и интересна жизнь, мне кажется, что по мере жизни вдруг, если ты активен, если ты энергичен, если ты чего-то хочешь, то жизнь дает какие-то неожиданные совершенно повороты, хорошие, не очень хорошие. Но это и есть цимес, «Цимес», ресторан-кафе. Меня в этот ресторан повел Свинаренко, представляете. Он мне рассказывал про еврейскую кухню сегодня. 
 
Ю.К.: Это все Лев Рубинштейн виноват.
 
И.С.: И я сам иногда задумчиво спрашиваю сам себя: - Думал ли я, простой парень с шахты Бажанова, что буду жить с женой, журналиста-международника, члена Союза писателей, литературного  академика…Это я про себя.
 
А.Б.: Скромный парень, да? У вас в Макеевке все там такие, на шахте Бажанова?
 
Елена: Наверное, да. Особенно в том здании, о котором я говорила.
 
И.С.: Но я уже говорил на прошлом выступлении, по-моему, о том, что донецкие – это золотой фонд нации. 
 
А.Б.: Есть еще вопросы?
 
Ю.К.: Думаю, что мы поблагодарим Андрея Бильжо и Игоря Свинаренко. Хочу напомнить, что публичные лекции «Полит.юа» продолжаются, следующая наша лекция будет в следующую среду.
 
А.Б.: Спасибо вам, спасибо всем, кто задавал вопросы и рисовал, спасибо большое.